Этой осенью Сергей Дёшин посетил один из самых интересных кинофестивалей мира — Венский. Сегодня мы публикуем самый полный обзор Viennale-2016 — титанический репортаж о новых фильмах Джима Джармуша, Хон Сан Су, Лава Диаса, Джема Коэна, о новой аргентинской волне, эксклюзивном показе скандальной ленты Бертрана Бонелло, японской эротике и бесконечном путешествии вокруг света, которое началось на улицах Вены.
Вена—Нью-Йорк <—> Массачусетс <—> Нью-Джерси <—>
Буэнос-Айрес—Нью-Йорк <—> Каир <—> Париж <—>
Нью-Йорк <—> Сеул <—> Гонконг <—> Лиссабон <—>
Cан-Франсиско <—> Где-то <—> За городом <—>
Вместо России <—> Нигде и везде
ТОП-10 лучших фильмов VIENNALE 2016
«Реален лишь город» — с этой мыслью-эпиграфом из дарреловской «Жюстин» я второй год подряд приезжаю на фестиваль в Вену. Мне всегда было крайне сложно находиться в чужом городе и запирать себя в тёмных кинозалах, особенно когда на улице — Берлин, а внутри — поточное фестивальное кино из Мексики. После ужасного Берлинале-2013 решил по возможности больше никогда не ездить на фестивали. Фланёр во мне сильнее усидчивого кинокритика. А плохое кино даже на большом экране смотреть не стоит.
После Берлина-2013 была Болонья-2015 и первая моя Viennale-2015 — фестивали совсем другого уровня, но всё равно всё то же самое, вместо кино — по большому счету, фланёрство. Всё вымышленное, реален лишь город. Представьте на условном фестивале «бессрочного туриста» Элли из джармушевского дебюта — так вот, это вылитый автор этих строк. Ещё год назад я посмотрел здесь около 15 фильмов, предпочтя колоссальной программе фильмов, которые мало где потом можно будет увидеть (на самом деле, на Festivale Scope), обычные городские достопримечательности: парки, музеи, концерты, и совершенно не туристические окрестности холмов и лесов Вены.
Так на Viennale-2015 для меня навсегда слились в одном потоке фильмы-шедевры Хоу Сяосяня и Мануэля де Оливейры, выставки Эдварда Мунка и Джозефа Корнелла, сольный концерт Патрисии Петибон, «Коронация Поппеи» в постановке Спинози-Клауса Гута, лучшие в мире венские кинотеатры и венские же хойриге. В этом году с параллельной программой повезло значительно меньше — не удалось, например, попасть на выступление Патти Смит, зато одним утром оказался на концерте Венского барокко XVIII века в исполнении ансамбля ушедшей звезды Штраубов Николауса Арнонкура. Вена сама за тебя обрамляет любой твой визит.
1. Вена—Нью-Йорк: Cinema Verite
Трейлер Viennale в этом году снял Клаус Выборны, немецкий теоретик искусства и авангардист-шестидесятник, представитель Hamburger Filmmacher Coop, среди поклонников которого в своё время был Вернер Херцог. Выборны представил свою симфонию города в миниатюре c лаконичным названием Cinema Verite. В то же время это оммаж-рифма к близким по духу авангардистам — немым работам нью-йоркской серии Питера Хаттона и Orchard Street (1955) Кена Джейкобса, которые также представлены в выборке Viennale-16.
В предыдущие годы на месте Клауса Выборны были такие фильмейкеры, как Цай Минлян, Мануэль де Оливейра, Джеймс Беннинг, Дэвид Линч, Вирасетакул, Аньес Варда и другие. При этом самый удачный ролик, на мой взгляд, снял скромный ценитель городских пейзажей Джем Коэн (о новом фильме которого читайте ниже) — это, опять же, городской-натюрморт: A Tale of Two Cities (2007).
Первое, что надо сразу сказать: Viennale — это абсолютно идеальный фестиваль во вкусе каждого из Cineticle. Искусная подборка всех стоящих фильмов года со всех фестивалей и в одном месте. Тут и тебе и трибьют Питеру Хаттону, и ретроспектива Жака Риветта — для синефилов. Для «обычных» киноманов — ретроспектива фильмов с участием Кристофера Уокена (вместо которого, правда, приехал Абель Феррара и представил пару своих картин). Это и новые Кен Джейкобс и Марк Раппапорт, каннские лидеры (Джармуш, Верховен, Ассаяс, Дарденн, Лоуч), герой года Лав Диас сразу с тремя работами, победившими в Оберхаузене, Берлине и Венеции, почти все лауреаты Локарно (кроме, что странно, фильма-победителя), триумфатор Роттердама («Радиогрёзы»), все румыны (Жуде, Пую, Мунджу), все герои сегодняшней Аргентины, представители новой синефилии (Джем Коэн, Рита Азеведу Гомеш, Жуан Педру Родригеш, Клебер Мендонса Фильо, Ален Гироди, Келли Рейхардт, Альберт Серра, Бертран Бонелло и даже давно забытый «крайний представитель» нового немецкого кино 60-х Клаус Лемке).
Плюс ко всему огромная ретроспектива от местного Музея кино, программа сдвоенных фильмов A Second Life: Theme and Variation in Film — как прямых ремейков («М» (1931) Ланга и «М» (1951) Лоузи) и авторемейков («Повесть о плавучей траве» (1934) — «Плавучие травы» (1959) Ясудзиро Одзу; хичкоковский «Человек, который слишком много знал» в версиях 1934 и 1956 годов), так и косвенно родственных картин («Хастлер» (1961) Россена и «Цвет денег» (1986) Скорсезе, «Госпожа Кровавый снег» (1973) Фудзиты и «Убить Билла» (2004), «Слон» (1987) Алана Кларка и «Слон» (2003) Ван Сэнта, внезапное сближение «Еды» (1951) Микио Нарусе и «Поездки в Италию» (1954) Росселини). Сама по себе потрясающая программа, даже в отрыве от фестиваля. В общем, это действительно так: в Европу на фестиваль можно ездить раз в год — в Вену. Желательно, всей редакцией, одному весь Viennale в полной мере никогда не охватить. [в начало]
2. Массачусетс: «Манчестер у моря» (Manchester by the Sea, 2016) Кеннет Лонерган
На открытии фестиваля показали «Манчестер у моря» Кеннета Лонергана. Сильнейшая драма, которая разворачивается в одноимённом городке, затерянном где-то среди озер Массачусетса. После этой истории становится непонятно, как можно будет сравнивать её с остальными новинками из программ фестиваля. По прохождении всей дистанции фестивального марафона чувства не стираются: это вправду один из сильнейших фильмов года, о котором будут много говорить и который, надеюсь, не скоро забудут.
Ещё пять лет назад режиссёра Кеннета Лонергана любили, кажется, два человека в мире — Джонатан Розенбаум и Станислав Лукьянов. Сегодня многострадальную драму по имени «Маргарет» ставят на 31 место в списке 100 лучших фильмов 21 века (выше «Меланхолии», «Жизни Адель», «Любви» Ханеке и Вирасетакула!), а самого Лонергана и его новую ленту «Манчестер у моря» все специалисты обсуждают только в одном контексте — грядущей премии «Оскар». Не уверен насчёт всех этих игр на кинорынке в Торонто и начала сезона наград (всё будет зависеть скорее от кулуарной конкуренции Amazon Studios), а вот увидеть ленту в ежегодных списках на сайтах уровня Film Comment и Sight and Sound — не иначе как на самых высоких позициях — нам ещё обязательно предстоит.
Мы и многие другие много писали о Джеймсе Грее как о большом режиссёре, но, кажется, он так им и не стал. И вот то, что не получилось у Грея, бесспорно вышло у Кеннета Лонергана — стать большим американским режиссёром.
Не знаю, от кого — от Джона Кассаветеса или Роберта Рэдфорда — родился в американском кино жанр про «обыкновенных людей», но Кеннет Лонерган выглядит достойным продолжателем этой традиции. При всей доступности «Манчестер у моря» — не такая уж односложная драма, как кажется на первый взгляд. История сантехника Ли Чендлера (Кейси Аффлек), идеального избирателя Трампа, вынужденного вернуться в родной городок одноэтажной Америки — драма, балансирующая на грани «случая из жизни» и одновременно «возвышенной трагедии», которая сминает абсолютно всё — все клише, все банальности и все рамки кино — на экране силы и чувств такой представляется уже сама жизнь, в простоте и банальности которой столько нюансов. В особенности поражает достоверность отношений героев Кейси Аффлека и Лукаса Хеджеса (запомните имя этого таланта). Возможно, вернуться назад нельзя, как и найти «дорогу домой», но не обманываться внутри самого себя и найти настоящее примирение — всегда возможно, всегда. Собственно, об этом «Манчестер у моря».
На Viennale также проходит полная ретроспектива Лонергана, включающая все три его полнометражные картины — звучит иронично и даже трагикомично, но что поделать: снимать раз в десять, раз в шесть лет — таков сегодня удел настоящих режиссёров, «соли» кино реальной Америки. [в начало]
3. Нью-Джерси: «Патерсон» (Paterson, 2016) Джим Джармуш
Новый фильм Джима Джармуша, который, похоже, навсегда забыл родной нижний Манхэттен, рассказывает о Патерсоне: городке, поэте, автобусной линии — в этом фильме всё и вся носят это имя.
Как пошутил Дмитрий Волчек, у Джармуша вышел отличный фильм про реинкарнацию поэта Уильяма Карлоса Уильямса. И здесь есть отличный Адам Драйвер, которого, к слову, теперь было бы очень интересно представить вместо Хиддлстона в «Выживут только любовники». Но что фантазировать, что мечтать — Джармуш в XXI веке (да и ранее не особо) никогда не приглашает актера во второй раз на главную роль.
Если Кеннету Лонергану нужна травма в качестве катализатора своей драмы в городке у моря, то 63-летнему Джармушу, кажется, уже ничего не нужно — достаточно сесть в автобус, посмотреть в отражение, открыть чистый лист (конечно!) неразлинованной тетради, да хоть телефонный справочник — и там увидеть Реальность во всей её космичности смысла-пустоты, повседневной скуки и внутренней поэзии. В отличие, кстати, от Келли Рейхардт, неспособной на такой глубокий взгляд в «Нескольких женщинах».
В моём самом любимом фильме последних лет «Christmas, Again» Чарльза Покела есть одна простая сцена (если хотите, скромный символ) — с чайным цветком, который медленно распускается в заварнике, пока герои разговаривают о чём-то неважном. Так и сам рождественский фильм, словно цветок, распускается во время просмотра для тебя одного. «Патерсон» — такой же. Совершенно спокойно восприняв новый фильм Джармуша, через сутки понимаешь, что он чуть-чуть, но уже ближе к тебе, чем вчера, на финальных титрах. Медленно и неспешно он начинает захватывать твоё сознание, просыпаться в нём, распускаться.
Но первое впечатление — очень спокойное; впрочем, таким оно и должно быть после размеренного поэтического фильма, лишённого какого-либо намёка на меланхолию, и живо олицетворяющего строки Уильяма Карлоса Уильямса: «Воспринимай мир во всём его величии, но не забывай, что оно соткано из мельчайших подробностей наших повседневных жизней». Воспринимай — как Water Falls — спокойно. Джармуш больше не меланхолик.
В этом мироощущении нет абсолютно ничего нового для Джармуша, вся эта мидл-ап-нирвана давно с ним, но удивительно, что сразу после гнетуще пессимистических Only Lovers Left Alive, разочарованный почти во всём режиссер снимает поэму о принятии обычной повседневной жизни. Ключи к которой можно найти где угодно — в поэзии Уильямса или Рона Пэджетта, в буддизме-уходе-за-мотоциклом, да хоть и в «Книге непокоя» Пессоа (по крайней мере, когда поэт пишет: «Моя величина зависит от того, что я вижу»). Или вот, живой пример: я случайно открыл дневник Людвига Витгенштейна на совершенно буддийских строках: «Счастлив только тот, кто живёт не во времени, а в настоящем». В них весь Патерсон. А тот, кто живёт в настоящем, действительно живёт и во времени. My real name is Paterson. Человек, город, вселенная.
«Прав Достоевский, когда он говорит, что тот, кто счастлив, выполняет цель бытия», — далее у Витгенштейна попадается и такая неожиданная строчка. Кажется, именно об этом снял свою новую картину Джармуш. Проснуться утром — уже и есть поэзия жизни. «Патерсон» — это «Сломанные цветы», которые встречают Одзу; Джармуш мог бы даже назвать фильм «Ранняя осень». Aha what!
Под конец фестиваля желание одно — вновь пересмотреть поэму Джармуша, но, к сожалению, все повторные показы на фестивале шли один за другим, а желание росло постепенно, день за днём. Уставая от остальных фильмов, всё больше хотелось вернуться в «Патерсон», так что с нетерпением буду ждать февральского проката фильма и читать эти два месяца Уильяма Карлоса Уильямса и всю поэтическую родословную Джима Джармуша. [в начало]
4. Буэнос-Айрес—Нью-Йорк: Шекспир и Барток как герои нового кино Аргентины
Всю осень 2016 года можно было наблюдать явление, которое совсем не зафиксировали в российской кинокритике — полный триумф молодых аргентинских режиссёров. Локарно, Венеция, Торонто, Нью-Йорк, Вена… Волной по всем этим именитым фестивалям прокатились 29-летний Эдуардо Уильямс, 34-летний Матиас Пинейро, 34-летняя Неле Вохлатц и 38-летний Гастон Солницки.
В этом году в Локарно «Человеческая волна» Эдуардо Уильямса получила «Золотого леопарда» в программе «Режиссеры будущего». Там же за лучший дебют наградили «Будущее завершённое» Неле Вохлатц. «Синяя борода» Гастона Солницки была одним из главных открытий «Горизонтов» в Венеции, получив там ещё и награду ФИПРЕССИ. А новый фильм Матиаса Пинейро «Гермия и Елена» уже традиционно стал событием в тусовке вокруг Линкольн-центра. Дело, впрочем, не в одних только наградах, а именно в том триумфе, с которым эти режиссеры прошлись по осенним фестивалям. Про их фильмы писали все лучшие мировые издания — от IndieWire до FilmComment, их фамилии были почти во всех обзорах наравне с признанными фестивальными героями. Для примера — посмотрите вот этот обзор из Нью-Йорка от небезызвестного Эрика Коха. И главное, всё это действительно похоже на волну.
***
«Синяя борода» (Kékszakállú, 2016) Гастона Солницки, бесспорно, производит самое оригинальное впечатление. Это образное, архитектурно продуманное и анарративное произведение по мотивам оперы Белы Бартока (в оригинале у фильма специально сохранён венгерский тайтл). Что последовательность сюжета — тут даже главные героини незаметно сменяют друг друга, как и локации: Буэнос-Айрес и курорты Уругвая.
К фильму сложно подступиться. Дебют Солницки был так сильно расхвален (к слову, в России из Венеции про фильм написали только в «Сеансе»), что я ехал на фестиваль с предчувствием важной встречи с картиной — «Синяя борода» стояла для меня в must see вместе с картинами Альберта Серра и Джармуша.
Попытаюсь на пальцах объяснить ассоциативный ряд к фильму Гастона Солницки: «Болото» Лукреции Мартель минус фильмы Лисандро Алонсо плюс «Ненетт и Бони» Клер Дени ≈ «Синяя борода».
Структуру фильма сложно адекватно изучить в фестивальной суете. И я не буду делать вид, что с первого раза его раскусил — вовсе нет, поэтому лучше расскажу о забавной истории.
На заглавной фотографии аргентинской части репортажа стоит кадр из «Синей бороды», который уже стал знаковым и самым распространенным в сети. На нём изображена племянница самого Солницки — изначально она играла главную роль. Из-за импровизационной манеры съёмок она стремительно теряла интерес к процессу, играть бесплатно ей не хотелось, тем более, когда лето почти на исходе. В качестве гонорара за съёмки ей был обещан новый айфон. В какой-то момент она потребовала купить ей айфон прямо сейчас, а как только его получила, тут же отказалась сниматься дальше.
Пока не готов приписывать фильму какие-то сложные интерпретации (например, музыкальные — через Бартока, в том числе) на тему взросления, но вот эта детская хитрость — вообще свойственная, кстати, и рассказам Кортасара — как-то хорошо ложится в общую структуру «Синей бороды» и всей полумнимой уловки Гастона Солницки.
***
«Гермия и Елена» (Hermia & Helena, 2016) — англоязычный дебют Матиаса Пинейро, впервые в его практике снятый не только в родном Буэнос-Айресе. В любом случае, аргентинец оказался из числа тех удивительных режиссеров, которые, где бы ни оказались, снимают всегда один «свой» город. Вот и Бруклин у него сложно отличить от топонима Ла Платы.
Злополучному, холодному и скучному Берлинале-2013 обязан на всю жизнь — именно там я открыл для себя «Виолу» и с тех пор стал большим поклонником Матиаса Пинейро. Аргентинец снова играет в игры с Шекспиром, вырисовывая тем самым уже условную шекспировскую трилогию — если ключом к «Виоле» была «Двенадцатая ночь», к «Принцессе Франции» — «Бесплодные усилия любви», то в «Гермии и Елене» заявлен уже «Сон в летнюю ночь». На самом деле героиня (в исполнении фантастической Аугустины Муноз) приезжает по гранту в Нью-Йорк переводить эту комедию Шекспира, одну из самых легких у него, на испанский.
Это типичный Матиас Пинейро — сплошные разговоры, витиеватые «каруселевые» мизансцены, нелинейный нарратив, естественность и свобода. Как точно заметил Марк Перансон (хотя и не он один), Матиас продолжает свою маленькую «Ромериаду» и «Риветтиаду», но, добавим, впервые вступает на территорию чуть ли не «мамблкора» — уже тут в обсуждениях картины в Вене прозвучало совершенно неожиданное имя: Ноа Баумбах.
Всё бы было хорошо, если бы не такое соображение. Со времен «Виолы» Пинейро всё больше и больше заигрывается (в том числе, сам с собой) и топчется в своих играх на одном месте. При всём очаровании «Гермии и Елене» явно не хватает нарративной подвижности Хон Сан Су, а для поклонников того же Баумбаха эта драмеди скорее всего покажется слишком заумной. Тем не менее, уверен, что в ретроспективном плане все эти повторяющиеся шекспировские истории Матиаса Пинейро складываются — фильм за фильмом — в его отдельную личную вселенную (как и у Хон Сан Су), к которой мы ещё не раз вернёмся и которая ещё не раз сделает нас заложниками своей «Merry-Go-Round» игры.
***
«Будущее завершенное» (El futuro perfecto, 2016) Неле Вохлатц, лучший дебютант Локарно, в Вене оказалась в тени Солницки и Уильямса, хотя явно заслуживает большего внимания. Для меня «Будущее завершённое» стало главным и самым ярким открытием фестиваля.
В центре сюжета — сообщество китайских эмигрантов, держащих минимаркеты в Буэнос-Айресе. Главная героиня — своенравная юная китаянка, посещающая группу изучения испанского языка. Весь фильм построен как её диалог с преподавателем и сокурсниками, в котором она на «испанском для начинающих» повествует о своей жизни. Она начинает с рассказа о её «комедийном» первом посещении ресторана, где она не смогла ничего заказать, потом мы видим историю с её другом-индусом, который пытается за ней ухаживать и так далее. А затем героиня принимается откровенно фантазировать, используя имеющийся в её наличии словарный запас…
В фильме Неле Вохлатц — немки, живущей в Аргентине, — невероятно важен сам сюжет, в отличие от других аргентинских фильмов: через нарратив и способ его подачи режиссёр раскрывает свой фильм, свою историю — и как комичную (да-да, трудности перевода), и как воображаемую. «Будущее завершённое» можно было бы назвать комедией года, если бы этот ярлык не казался таким обманчивым. «Будущее завершённое» — из тех, фильмов, которые не то, чем кажутся. Или кажутся не тем, чем они являются.
У Вирасетакула был «Неопознанный полуденный объект» (2000), у Мигеля Гомеша — «Лицо, которое ты заслуживаешь» (2004), также можно вспомнить мексиканский «Алексфилм» (2015) Пабло Гутьерреса. Неле Вохлатц и её «Будущее завершённое» идут вслед за ними.
Эдуардо Уильямс, Гастон Солницки и Матиас Пинейро, Нью-Йорский кинофестиваль 2016. Фото Денниса Лима
«Человеческую волну» (The Human Surge, 2016) Эдуардо Уильямса я пропустил, поэтому расскажу о другом аргентинском фильме, свидетелем мировой премьеры которого я стал — CUMP4RSIT4 (2016) Рауля Перроне.
В прошлом году в Вене провели большую ретроспективу 63-летнего Рауля Перроне, которую курировал известный аргентинский критик Роджер Коза. Рауль Перроне — фигура сложная и неоднозначная, этого затворника по своей натуре называют «отцом независимого аргентинского кино». Он живёт в пригороде Буэнос-Айреса Ituzaingo и редко куда выезжает — чистый герой своей сабурбии. Кино для него предстаёт страшной страстью и чуть ли не единственным медиумом. Он режиссёр-графоман, снимающий по фильму в год (иногда несколько) и в совершенно разных жанрах — начинал чуть ли не в пост-джармушевской ч/б эстетике, потом работал в стиле постдока («Фитиль», 2004), немого экспрессионистского живописного марева (Hierba, 2015). Как могу судить, поздний Рауль Перроне всё больше и больше экспериментирует с формой и изображением (P3ND3JO5, 2013, Samuray-S, 2015) — обычно такое кино у нас причисляют к галерейному видеоарту, но не уверен, что в случае с Перроне это будет верным решением.
CUMP4RSIT4 в этом плане — показательный пример. Аргентинец с кинокамерой насмотрелся советского авангарда 1920-х, после чего снял свой «Октябрь», «Стачку», «Землю», «Арсенал». Его новый фильм посвящён угнетённым крестьянам, бунтующим против чёрной военщины. Метод (и собственно вкус) Перроне вызывает странное и двоякое чувство: почти весь фильм он строит на крупных немых планах, но озвучивает какой-то дикой «сельской» электронной музыкой. Выдержать сперва сложно, но затем фильм за свой час с небольшим самим ритмом всё-таки пробирает тебя — что называется, «через не могу», но пробирает. В финале уже не можешь отделаться от мощи его выдающихся лиц: крупные планы Перроне — сила почти прямого действия. И кто ты такой после этого, чтобы учить «столичному» вкусу режиссёра, который умеет так снимать и «выжимать» своих актеров?
Раулю Перроне сложно подобрать сравнение, вот как и нашему Юфиту. Они оба — странные, страшные одиночки со своим личным представлением о том, что такое кинематограф — без лишней приставки «современный». [в начало]
5. Каир. Египетская весна. «В последние дни города…» (Akher ayam el madina, 2016) Тамир эль Саид
Вслед за аргентинской волной можно официально признать и явление «новой египетской волны». В этом году в каннском «Особом взгляде» не без успеха показали «Столкновение» Мухамеда Диаба, а премьера «В последние дни города…» Тамира эль Саида прошла в берлинском «Форуме», и вот наконец эти картины добрались до Виеннале.
Оба фильма так или иначе рассказывают об одном и том же — арабской весне, «до» и «во время». «Столкновение» — это блестяще сшитое по золотым меркам Голливуда кино, где прописан каждый характер, где срабатывает продуманный до секунды каждый драматический нюанс, фильм, каким определённо гордился бы и Сидни Люмет, и Роберт Макки; надеюсь, на «Оскар» от Египта отправили именно его. Кино как коллективный портрет сегодняшнего Египта в момент революции и агонии улиц: «Дилижанс» и «12 разгневанных мужчин» встречаются в автозаке.
«В последние дни города…» — полная противоположность «Столкновению», это чистейший образец синема-верите, абсолютно свободная (=годаровская) попытка поймать Каир на скорости 24 образа в секунду. «Я не говорю, я наблюдаю», — говорит герой фильма, режиссёр-документалист. «A fictional portrait of Cairo before the revolution», «A city requiem rather than a city symphony». «an elegy, a melancholic love-hate poem to Cairo and the role of filmmakers in any city in pain», — в таких выражениях писала про фильм американская пресса.
В отличие от «Столкновения» здесь нет никаких обобщений, наоборот — только частные истории 35-летнего режиссёра-документалиста и троих его друзей-коллег из Багдада, Бейрута и Берлина, которые призваны скорее уловить единый воздух «арабского пейзажа». Но главное тут, конечно, город — Каир. Сцены на рынке, в кафе, прогулка по утренним улицам — практически, «Я шагаю по Каиру».
Очень тонко ощущаются в воздухе грядущие события: на дорогах уже стоят фундаменталисты с плакатами «Ислам из каминг», витринные манекены за одну ночь переодевают, и нижнее бельё сменяет паранджа. Горят огни на улицах, но пока только у футбольных фанатов, по радио Мубарак так знакомо и лукаво призывает всех объединяться ради битвы с внешним врагом (пускай только и на футбольном поле) — с Алжиром в рамках африканского чемпионата. События страны на фоне попыток доснять фильм и интимной истории о неудачных отношениях с подругой. Город, кино, женщина.
В дебюте Тамира эль Саида есть свои недостатки — фильму как будто не хватает нерва, драматического пульса, режиссёру в его свободе городской симфонии недостаёт «драматургии монтажа и изображения». Возможно, артистами не до конца пойманы их роли и характеры, но в чём фильму не отказать уж точно — так это в витальности. Получилась очень искренняя и личная картина о Каире перед революцией. Даже, возможно, более личная, чем следовало.
Наиболее важное, настоящее и реальное в нём — сам факт, что это не взгляд на события вчерашнего дня, не реконструкция, а фильм, снятый шесть лет назад, в канун «арабской весны»: за 2008-2010 годы было отснято около 250 часов материала, и ни один кадр, снятый позднее, эль Саид не включил. Мне кажется, такой фильм мог снять даже не Годар и далее по списку, а мой близкий друг Станислав Битюцкий. [в начало]
6. Париж: Король-Солнце, призраки, подростки-террористы; смерть.
«Смерть Людовика XIV» (La mort de Louis XIV, 2016) Альберт Серра
У кинокритика Дж. Дж. Хобермана недавно было интересное замечание. Тарковского, Зиберберга и Брекиджа, этих предельно разных шаманов-художников, на его взгляд, объединяют в равной мере две вещи — авангардизм и консерватизм. Альберт Серра — абсолютный режиссёр этой породы, самый авангардный консерватор наших дней.
Здесь на фестивале достаточно представлен авангардный сектор — это и разочаровывающий в который раз (неудавшийся сын Херцога) Бен Риверс (There is a Happy Land Further Away, 2015), смешной до нелепости Гай Мэддин (Bring Me The Head of Tim Horton, 2015) и неизвестный мне ранее Джим Финн (Chums from Across the Void, 2015), — все трое были объединены кураторами в один блок с говорящим названием Across The Void. Кроме них, это и достаточно кризисный Цай Минлян с надоедливым продолжением странствий дзен-монаха на этот раз в Токио (No No sleep, 2015). Пускай все они (кроме, пожалуй, Мэддина) по большей части разочаровывают, но дело даже не в этом. В любом случае, эти режиссёры упражняются на своём давно выбранном поле и не претендуют на какое-то большее измерение. В связи с их работами мне вспоминается золотая цитата Поля Валери: «Всё изменчиво, кроме авангарда».
Альберт Серра на фоне них — птица другого полёта. Это примерно как сравнить Джойса и Рене Домаля, большой авангардный роман и опусы средне-малой формы. Серра, поставив перед собой крайне смелую задачу и всего одно препятствие (фильм в одной комнате), реализует этот эксперимент на все 100%. Он скорее родня действительно великим авангардистам-медиумам большого экрана. Кому удавалось сделать что-то радикально-большое? Дрейеру, Уорхолу, Тарковскому, Триеру, Ван Сэнту, кому ещё? Точно не Сокурову в «Русском ковчеге». Это явно ещё не по силам многообещающему Гастону Солницки в его «Синей бороде».
А вот Серра на раз смог сотворить фильм и историю, не выходя из комнаты. Буквально. В одной комнате (за исключением короткого пролога). Предельно изобретательно — не повторяя, кажется, ни разу одного и того же ракурса. Уточню — снять настоящий исторический фильм. Правда, в комнате с Жан-Пьером Лео. Король-Солнце в пространстве, полностью лишённом естественного дневного света: ни одного окна, только свечи.
«Смерть Людовика XIV» — проект, который изначально был задуман для Центра Помпиду. Это должен был быть 15-дневный марафон-перфоманс с Лео в роли Луи, перманентно лежащим в кровати. Жан-Пьер Лео как Марина Абрамович — это было бы оригинально. Из-за бюрократических сложностей перформанс не случился, но деньги остались; Альберт Серра, не глупя, убедил всех снять полный метр. При этом, как утверждает режиссёр, то ли в шутку, то ли нет: легендарный Жан-Пьер Лео играет по сути самого себя, в том смысле, что он ничем не отличается от Короля-Солнца — дома он всё время так же лежит в своей кровати (слава богу, не из-за гангрены, а просто так ему нравится). Но стоит сразу сказать, в образ Луи Лео привнёс одну весомую вещь — достоинство («ау» сокуровскому «Молоху» и «Тельцу»).
Так у фильма появляется дополнительное измерение. Это почти комедия полутонов. Лицом к лицу со смертью. Почти беккетовская «осада в комнате», в которой мы, как немые свидетели, наблюдаем за тем, как маленькое тёмное пятнышко на голени Луи постепенно отвоёвывает всю ногу, делая её угольно-чёрным смрадным знаком смерти. Весь фильм одна большая оппозиция: могущество — пассивность, Абсолют — ничто. Серра снял удушающий комнатный шедевр, который рассказывает всё ту же «историю моей смерти» и, внезапно, больше о деле врачей (вики-текст прилагается). «В следующий раз получится лучше», — отпускает сорбоннский лекарь Людовика в самом финале у смертного одра короля, как отрезав, фразу, глядя прямо в камеру.
В ряду других героев «новой синефилии» (Кошта, Вирасетакул, Тарр и т.д.) напыщенный Альберт Серра всегда вызывал у меня отчуждение (даже «Историю моей смерти» я так и не раскусил), но «Смерть Людовика XIV» — в своей драматургии минимализма бесспорный мастерпис Виеннале и всего 2016 года. Фильм-церемония, фильм-миф. В равной мере авангардный консерватизм. В прошлом году, между прочим, таким примером здесь на фестивале был «Ассасин» Хоу Сяосяня.
«Ноктурама» (Nocturama, 2016) Бертран Бонелло
Один из самых эксклюзивных показов Виеннале — ночной показ новой картины Бертрана Бонелло «Ноктурама» (другой перевод: «Париж — это праздник»), заведомо скандальной драмы о группе подростков, организовавших серию терактов по всему центру Парижа. По слухам, от фильма отказались сперва Канны, затем и Венеция. Тем не менее, премьера «Ноктурамы» состоялась на главном осеннем смотре — в Торонто. Затем картину показали в Лондоне, и вот она уже в Вене. Спустя ровно год после реальных трагических событий.
Первые 40-50 минут «Ноктурамы» великолепны: блестящий ритм и динамичный монтаж. Подготовка подростков ко взрывам, решённая в полифонической манере почти без диалогов, смотрится на одном дыхании (если не верите, трейлер отлично передаёт этот живой и сухой драйв). «Слон» выходит на улицы Парижа.
Если Париж — это праздник, то Слон — это насилие, абсолютное (=бесцельное), насилие-фланёр из открытого космоса.
Взрывы разделяют «Ноктураму» на две части. Всю вторую половину истории подростки-террористы (различных социальных групп) проводят в ночном и пустом торговом центре. Ничего не делая, без особой цели дожидаясь утра для ещё одного теракта… И тут «Ноктурама» стремительно превращается в совсем другой фильм — прежде всего, в очень плохой. Сам Бонелло рассказывает, что устал читать критиков, приписывающих ему один и тот же стиль, и решил в «Ноктураме» удивить всех — и поклонников, и критиков. По словам режиссера, первая часть — это «Слон» Алана Кларка, вторая — «Нападение на 13-й участок» Карпентера.
Мне нравится сама идея такого двойного фильма, но вторую часть Бонелло проваливает полностью: она и затянута, она и теряет все заявленные характеры талантливых и неизвестных молодых актеров, которые к концу сливаются просто в одну бесформенную массу — никого не жалко, ни мне, ни, очевидно, режиссёру, которому и самому как будто скучно за ними наблюдать. Казалось бы, вот тебе танцы из «О войне», вот тебе фетишизм «Сен Лорана». Но, несмотря на эти приятные мелочи, фильм тянется и тянется, всё сильнее провисая и всё настойчивее выдвигая вопросы обычной логике и смыслу (обойдусь без спойлеров), к финалу превращаясь в площадку для режиссёрских игр с формалистским монтажом.
То, что виделось мне возвращением «Слона» и вот-вот должно было вылиться чуть ли не в «Белую ленту» XXI века, — всё куда-то внезапно проваливается.
Никого не жалко — так бывает только в самых плохих фильмах. Космос, отстранённость и современная молодёжь тут уж точно ни при чём. Могу предположить, что мой коллега Олег Горяинов при желании сможет найти, как актуально рассмотреть «Ноктураму» через оптику Бадью или Деррида, но я лишь пытаюсь констатировать — свою режиссёрскую задачу Бонелло не выполнил. Рассуждать о смерти, подростках и терроризме можно с тем же успехом и без этого фильма. А на Виеннале не обязательно смотреть вторичные копии — в Музее кино через два дня сдвоенным сеансом показывали «Слона» Алана Кларка и «Слона» Гаса Ван Сэнта. Интересно, сходил ли на них сам Бонелло?
Было так приятно представлять, что сегодня в мире есть такой фильм, который побоялись взять сами Канны. Увы, это не более, чем миф. Но согласитесь, иногда такие мифы куда прекраснее возгласов (тех же самых людей) вроде «Ноктураму» взяли в Канны только из-за темы».
После ночного показа Бонелло героически идёт на сцену на Q&A, но ты сбегаешь: утром фестивальная гонка должна продолжиться. Выходишь в город — на циферблате третий час ночи — и чувство тревожности на пустых улицах (даже таких безопасных как в Вене), надо сказать, ощущается вполне. И ведь лучшие сцены «Ноктурамы» — это как раз те, когда один из подростков покидает торговый центр, чтобы просто послоняться по пустому Парижу. Просто покурить, подышать воздухом. Париж-Вена, ночь.
«Персональный покупатель» (2016, Personal Shopper) Оливье Ассаяс
Обруганный до ветки за режиссуру в Каннах новый фильм Оливье Ассаяса — классное гилти плежэ. Ассаяс очень смелый режиссёр: снимая фильм под тинейджер-икону Кристен Стюарт, он не боится делать что-то предельно не соответствующее такому формату. «Персональный покупатель» — типичный лощённый голливудский кайдан наподобие постылых «Звёздной карты» и «Неонового демона», но с ярким отличием — французским флёром: Ассаяс как будто решил оспорить у Гарреля и его «Границы рассвета» (2008) статус самого старомодного и наивного хоррора имени Теофиля Готье.
Этот фильм никогда не понравится ни, уверен, самой Кристен Стюарт, ни её фанатам, ни, боюсь, даже поклонникам Ассаяса. Кроме того, он явно ставит под сомнение будущее тандема режиссёра с актрисой (на каннской красной дорожке, надо признаться, они смотрятся гораздо уместней, чем в совместном творчестве). Зачем ему Стюарт, эта прекрасная в своей усталой пассивности Стюарт, чья однотипность, словно её вечно растянутый свитер, начинает утомлять — зачем ему Стюарт и условный Готье в одном флаконе? Он серьёзно таким ходом хотел взять американский рынок — поколение МТV встречает французский готический романтизм?
Им явно лучше разойтись по сторонам и не снимать больше таких громких и необязательных ghost stories, предназначенных для случайных (вроде меня) зрителей-одиночек. Смелости Ассаяса свойственна определённая красота, но едва ли он сможет ещё раз позволить себе сделать нечто подобное при участие звезды уровня Стюарт. [в начало]
7. Нью-Йорк: «Дядя Говард» (Uncle Howard, 2016) Аарон Брукнер
Там, где тебя полностью разочаровывает джармушевский Gimme Danger, там же полностью вдохновляет «Дядя Говард». Аарон Брукнер, снимая этот документальный фильм-воспоминание о своём родном дяде, культовом персонаже нью-йоркской тусовки 80-х Говарде Брукнере, показывает, каким должен быть настоящий и искренний рассказ (друга или племянника — не важно). Это лучший документальный фильм года. Всё то, чего не найти в усреднённом и безличном Gimme Danger, присутствует в «Дядя Говарде».
Документалист Говард Брукнер за свои неполные 34 года успел снять три картины — самый свой известный фильм «Берроуз» (1983), ленту об оперном режиссёре Роберте Уилсоне («Роберт Уилсон и гражданские войны», 1987) и голливудское игровое ретро «Ищейки с Бродвея» (1989). Он умер от СПИДа в 1989 году за три дня до своего 35-летия и был похоронен в день рождения.
Пару лет назад Аарон Брукнер нашёл утерянную версию «Берроуза» и подарил ленте вторую жизнь, а теперь в буквальном смысле раскопал опять же в берроузовском «Бункере» ряд архивных плёнок самого дяди Говарда со съёмочных площадок всех его фильмов, а также прямые свидетельства нью-йоркской контркультурной жизни той эпохи — выступления Берроуза, Гинзберга, Патти Смит, Кейджа, Лори Андерсон и других на Nova Convention. Вот тебе дружеское объятие Берроуза с Гинзбергом на крыше с видом на Манхэттен. Вот Джим Джармуш с хлопушкой в какой-то колорадской глуши или нью-йоркской подземке. Вот рассказ о поездке нью-йоркских кинематографистов в Японию. Вот, наконец, «Бункер» вчера и сегодня. Архивы, домашние съемки, редчайшие фотографии.
«Дядя Говард» — удивительная паутина воспоминаний и свидетельств о человеке, который слишком рано ушёл. В этом фильме его вспоминают и мама, она ещё довольно молода, и его любовник, который бережно хранит память о Говарде. Его вспоминают однокурсники по киношколе — Джармуш, Том Ди Чилло, Сара Драйвер, издатель и друг Берроуза Джеймс Грауэрхольц, Роберт Уилсон, а также неизвестные мне локальные поэты и писатели.
Это очень трогательный фильм (который успели окрестить «тёплыми воспоминаниями»), сделанный с такой любовью и чуткостью, что сложно не испытывать вслед за Аароном нежность к Говарду Брукнеру. После «Дяди Говарда» мне кажется, что у меня на одного друга больше.
Ещё одно важное для меня наблюдение. Со всеми своими соц.сетями и инстаграмами совсем забыли про такое маленькое чудо — мы перестали снимать домашнее видео. У меня их почти нет. Возможно, лучшее и самое щемящее, что осталось от Говарда Брукнера — даже не его фильмы, а старые вэхаэски с празднованиями дня рождения, Нового года или же просто танец уже больного Говарда возле закрытого окна. Запечатлённое время = запечатлённый человек; смерти нет, реален лишь человек. [в начало]
8. Сеул: «Ты сам и твоё» (Yourself and Yours, 2016) Хон Сан Су
Хон Сан Су вернулся в Сеул и снял свой 18-й фильм. Свой прошлый (и лучший за всё творчество) фильм «Прямо сейчас, а не после» он снял в маленьком городке Сувон, что в тридцати километрах от столицы. В той прекрасной зимней картине (как не согласиться с киноведом Роджером Козой) хотелось остаться жить. «Ты сам и твоё» такого желания уже не рождает.
Где-то примерно с 2010 года каждый новый фильм Хон Сан Су был лучше предыдущего — пока логичным образом не появился «Прямо сейчас, а не после», после которого уже этому поступательному движению Хона было суждено прекратиться, хочется верить, на время. Между этой и новой (самой ожидаемой в 2017 году) лентой «Камерой Клер» с Ким Мин Хи и Изабель Юппер в главных ролях (премьера ожидается в Каннах) расположилось «Ты сам и твоё» — не проходное, но промежуточное произведение. В этом нет ничего оскорбительного, та же «Наша Сунхи» на фоне «Ничьей дочери Хэвон» тоже казалась в своё время тренировочным упражнением, что не помешало ей быть долгое время для меня самой любимой историей корейца.
«Ты сам и твоё» — продолжает самотроллинг корейца, почти «порно Хон». После двойного повторения истории «Прямо сейчас, а не после», в новой своей картине он делает главным героем не привычного мужчину-режиссёра, а девушку. Девушку-алкоголичку. Хон продолжает издеваться над зрителями и над самим собой, придумывая для нас всё новые загадки на пути решения мучительных вопросов — так что же такое отношения мужчины и женщины? Как их выстраивать? Как быть? «Ты и твоё» — это вечная история сближения мужского/женского, лёгкая, как стакан соджу, тяжёлая, как похмельная тупая боль. [в начало]
9. Beatiful — Made in Hong-Kong (2015-16) Стэнли Кван, Цай Минлян, Цзя Чжанке
Hong Kong International Film Festival периодически заказывает именитым режиссёрам короткометражные фильмы. История давно распространённая (от Канн до Jeonju). В антологии показали три фильма — Цай Минляна, Цзя Чжанке и Стэнли Квана. Результат оказался некомандным.
Для Цай Минляна его работа No No Sleep (2015) стала откровенно неудачным продолжением дзен-странствий буддийского монаха. Walker (2012) был не просто идеальной самостоятельной вещью в себе, — на мой взгляд, это была квинтэссенция всего творчества Цая. Дальше — только полная нирвана. Тем не менее, вскоре одна за другой последовали совершенно ненужные продолжения. Новая работа не выдержана стилистически, она лишена строгости и целостности формы, и, видимо, Цай так теперь зарабатывает деньги — монах на этот раз едет в Токио. А дальше куда? И где обезьянка?
Другой классик современного кино Цзя Чжанке — из этой же серии. Автор «Платформы» (2000) и «Натюрморта» (2006) давно и много халтурит — по разным заказам строгает короткометражные фильмы (тот же «Права человека»). Cнятый в родном городке режиссёра Gedonist (2016) ровно так и выглядит. Быстрая халтура на заказ. Смешиваем привычный социум Цзя + немного комедийной (и достаточно безбашенной для Цзя) составляющей, и фильм готов. Заливаем, отправляем в Гонконг. Такое впечатление, что Цзя просто не умеет работать с краткими структурами — в полном метре, уверен, та же история вылилась совсем в иной художественный результат. Могу себе представить, как через десять лет китайский классик будет щуриться в разговоре с биографом, вспоминая эту короткометражную (под)работ(к)у.
А вот с давно не снимавшим Стэнли Кваном совсем другая история. Автор одного из лучших китайских фильмов в истории кино («Актриса», 1992), Стэнли Кван не очень известен в России — славы Карвая или хотя бы Эдварда Янга у него нет. Свой последний полный метр он снял в 2010 году («Шоу продолжается»), а до этого за десять лет у него было всего две картины — «Лан Ю» (2001) и «Бесконечная печаль» (2005). Печаль, но всё-таки не бесконечная.
Именно по этой причине Кван отличается от своих более именитых коллег (на жизнь он, вероятно, зарабатывает чем-то другим). Съёмка в редком для него формате короткометражки — это единственная возможность Квана высказаться. One Day in Our Lives of… (2016) — 23-минутная (кстати, самая короткая работа альманаха) хроника одного дня из будней съёмочной группы. Режиссёр в чёрных очках (Карвай!), его (possibly) love-struck ассистентка, звуковик с пиццей и т.д. — все они ждут звезду-актрису-певицу, которая должна прийти на звуковой монтаж своего клипа. Дальше контрапунктом развиваются громкие эмоции больших звёзд и тихие (межкадровые) подразумевающиеся недоговорённые истории остальных членов съёмочной группы. Всё очень тонко — на уровне и сценария, и актёрской игры — и меланхолично. Полноценный фильм за 23 минуты. Это единственная работа антологии, которая прямо соответствует общему названию — Beatiful. Что такое красота? Это фильм Стэнли Квана, укротителя красоты, красивых женщин и бесконечной печали, которая с уходом дня не исчезает… [в начало]
10. Лиссабон: «Орнамент преступления» (Ornamento e Crime, 2015) Родригу Арейаш
Увидеть имя Родригу Арейаша в расписании фестиваля стало приятным сюрпризом. Честно говоря, я и забыл о существовании этого когда-то подававшего надежды португальского режиссёра, хотя не далее как четыре года назад он привозил в Москву свой вестерн «Полевая дорога» (2011). С тех пор о нём ничего не было слышно, и тот факт, что он снял ещё в прошлом году новую картину — чёрно-белый нуар «Орнамент преступления» — прошёл мимо всех радаров.
И неслучайно. «Орнамент преступления» — красивейший нуар, который пытается поженить Лиссабон и модернистскую архитектуру. Изначально Арейаш задумал снимать фильм об одном из главных архитекторов Португалии XX века, представителе модерна Фернандо Таворе, но в самом начале съёмок передумал и решился на жанровую импровизацию, в которой, разумеется, нашлось место и для оммажа Таворе.
В одной ли импровизации дело, но у Арейаша вышел скучнейший недонуар, шитый правильными швами, бережно и усердно, по всем законам, оказавшийся в итоге, тем не менее, холостым эстетским залпом. Наверное, тем самым Арейаш желал внести ясность в бесконечный спор: «Нуар: стиль или жанр?». Но если у тебя в картине femme fatale и та — действует на автопилоте, то о чём тут можно говорить? Картонно, тривиально и вторично. Стиль не спасает, а хоронит весь фильм. Орнамент как убийца самого фильма. Перечислять цитаты из классики не имеет смысла, если главную из них — копию сцены из «Синего бархата» с магическим вокальным номером Изабеллы Росселини — хочется немедля вырезать и выкинуть в монтажную корзину.
Арейаш наверняка хороший человек с правильным вкусом, но даже и с хорошими людьми случается фиаско. Перечитываю свой отзыв на «Полевую дорогу» — сейчас почти не помню сам фильм, но в этом талантливом вестерне, как мне тогда показалось, уже прорастали зёрна вторичной синефильской цитатности. Очень жаль, что «Орнамент преступления» пошёл по кривой именно в этом направлении. Отныне всякий раз, когда меня попросят привести в пример какой-нибудь вторичный нуар, я сразу вспомню о существовании фильма Арейаша, об этом, в прямом смысле слов, саудаде-нуаре. [в начало]
11. Cан-Франсиско: «Радиогрёзы» (Radio Dreams, 2016) Бабак Джалали
Потенциально один из самых ярких дебютов 2016 года, трагикомедия «Радиогрёзы» обернулась неожиданным разочарованием. Победивший прошлой зимой в Роттердаме фильм Бабака Джалали рассказывает об одном дне из жизни редакции иранской радиостанции в Сан-Франциско в ожидании (почти Годо) барабанщика группы Metallicа.
В каталоге фестиваля «Радиогрёзы» описывают чисто по-синефильски: «Аки Каурисмяки и братья Коэн встречают Беккета». Первый час картины и впрямь заполнен отменными сценами, окрашенными специфическим юмором (Kabul Dreams и халяльные бургеры, королева красоты Ирана и наша «Катюша», которую так безуспешно пытаются исполнить герои). После чего, как обычно, репризы иссякают, и фильм катится под горку, как может. «Радиогрёзы» остаются шуткой для эмигрантов, чей автор безуспешно стучится в дверь американского инди-кино. К сожалению, проигнорирован бэкграунд главного артиста этой картины: худрука радиостанции играет поэт, музыкант и диссидент Мохсен Намджу.
Бабак Джалали попросту вошёл не в ту дверь. Победа в Роттердаме кажется сомнительной на фоне всего одного внеконкурсного фильма — выдающегося дебюта Вахида Хакимзаде «Великие свершения». «Радиогрёзы» похож на фильм из запасников Сандэнса. А весь синефильский контекст (всё-таки главное имя тут одно — Уэс Андерсон) отдаёт спекуляцией. Ребята, верно, думали, что насмотреться правильного кино и в равных пропорциях перенести чужие приёмы на иранскую почву — залог успеха. Но делать всё медленно и правильно — удел вторичностей. Как можно не понимать простую вещь: раз Годо ждут, то вряд ли он должен прийти, разве не так? Но в «Радиогрёзах» барабанщик Ларс «Годо» Ульрих в самом деле заявляется на станцию — и что же, какой-то дополнительный смысл тут открывается? Ну, тусанули создатели с Ульрихом и тусанули — здорово, кто бы спорил. Вот только фильм от этого того и гляди скатывается в глуповатую комедию с банальным выходом приглашённой звезды.
Джалали стоило бы податься на ТВ — в качестве пилотной серии «Радиогрёзы» ещё бы мог надеяться на снисхождение: у него был бы совсем другой охват аудитории, а я бы никогда его не посмотрел. Я только что сказал четыре раза «бы». [в начало]
12. Где-то: «Женщина, которая ушла» (Ang babaeng humayo, 2016) Лав Диас
Я смотрел все 6 часов «От предшествующего» на утреннем сеансе в Петербурге, все 8 часов «Колыбели печальной тайны» в душном и битком набитом зале в Москве и был готов смотреть хоть 20 часов. Ощущение от соседей по залу было аналогичное: ты не один, все в таком же порыве сидят и смотрят на какой-то магический целлулоид. После этого в момент триумфа в Венеции с «Женщиной, которой ушла» ты как никто другой по достоинству оцениваешь распространившуюся шутку, что 4 часа для Диаса — это короткометражка.
Здесь меня и ждало откровение. «Женщина, которая ушла» — полный провал, главное разочарование Виеннале и всего года. Казалось бы, судьба была так справедлива (чего стоит весь 2016 год с призом Берлина, золотом Оберхаузена и, наконец, полным триумфом в Венеции) к Лаву Диасу, королю «новой синефилии» — и вот в этот самый момент ты должен отвернуться от него и сказать «Нет».
В этой картине мотивы Толстого («Бог правду видит, да не скоро скажет»), переплетённым с вечными темами Достоевского — преступление-наказание, освобождение-прощение — переносятся на почву киднеппинга Филиппин середины девяностых. Было большой мукой смотреть этот фильм и не узнавать того самого Диаса, который когда-то умел обращаться со временем. Диас банально дурит зрителя. Он тянет время — «Женщину, которая ушла» он легко мог уложить в 90 минут. Здесь нет его особого путешествия внутрь фильма, нет того особого чувства времени, когда для тебя нет разницы — 6, 8 или 20 часов.
Ведь что такое кино Лава Диаса? Это чёрная дыра, которая вбирает тебя, а отпускает, когда одна она этого захочет. Как в тех рассказах об НЛО — ты не знаешь сколько времени тебя не было. Так же и с лучшими полотнами Диаса. В «Женщине, которая ушла» не осталось и следа былой магии, зато появились проблемы ритма, стиля и чуть ли не режиссуры и предсказуемого сценария. Этот фильм будто снял другой филиппинец — Бриллианте Мендоза.
Как раз поэтому критики из Венеции дали «Женщине…» уклончивое определение «самый мейнстримный фильм Лава Диаса». Будем считать, что великий филиппинец взял перекур для наград. Или увлёкся (религиозной) белизной кадра — не помню, когда какой-либо фильм так отчётливо оживлял в памяти глаза одно из величайших явлений всего мирового кинематографа — белизну Карла Теодора Дрейера.
Может, Сэм Мендес и усмотрел в ней нечто, ускользнувшее от меня в колыбель печальной тайны. Так или иначе, в этом же году Лав Диас снял к/м фильм «День перед концом» (The Day Before The End, 2016), где один финальный кадр с мотыльком стоит всей «Женщины, которая ушла». [в начало]
Румыния в санатории: «Истерзанные сердца» (Inimi Cicatrizate, 2016) Раду Жуде
Румынская новая волна и её главные идеологи Мунджуи, Пуи и Порумбою сослужили своей стране медвежью услугу: после их фильмов напрочь забываешь, что Румыния — это родина Мирча Элиаде, Тристана Тцары, Виктора Браунера и Георгия Хаджи, а не только пространство одной большой и нескончаемой кухонной рефлексии о пост-социализме имени Чаушеску. Лишь один Раду Жуде из условного «второго поколения» пытается идти в другом направлении — прочь от своих старших и пока ещё более именитых коллег. Как тут не вспомнить, что прошлогодний его фильм так прямо и назывался «Браво».
«Истерзанные сердца» — история румынского поэта и сюрреалиста 1920-30-х Макса Блехера, которому было чуть больше двадцати, когда туберкулёз костей приковал его к постели. Ещё вчера ты учился в Париже и тебя публиковал сам Андре Бретон, а сегодня ты — живой труп в санатории на Чёрном море. Отныне — и до конца, довольно скорого. Критики уже назвали картину «румынской Волшебной горой».
С лёгкой руки «Патерсона» текстовые цитаты на экране снова в моде. Долгие выверенные одноплановые и статичные глубинные кадры разбивают только цитаты из автобиографии Блехера по которой и снят фильм: «Тьма окутала нас, как густое вино».
Если бы великая абсурдистка Кира Муратова сняла большой исторический фильм — он выглядел бы примерно как «Истерзанные сердца» Раду Жуде.
«Самый счастливый день в жизни Олли Мяки» (Hymyilevä mies, 2016) Юхо Куосманен
Победившая в каннском «Особом взгляде» финская лента про боксёра Олли Мяки, в начале 1960-х боровшегося за чемпионский титул, обманчиво проста. Её уже выдвинули на «Оскар», а элитарная фестивальная критика успела скорчить кислую мину. Впрочем, чего стесняться, даже «Кайе» на стороне этого маленького финского чуда.
Шестидесятые, ч/б плёнка, ретро, свадьба в дождь, на велосипеде сквозь лес, голым в озеро — много ли вы видели Финляндии того периода в кино? Молодой Юхо Куосманен будто уловил ещё ту «остаточную» страну, о потере которой так горько плакали и Аки Каурисмяки, и Петер фон Баг. И того, простого человека, которого сегодня уже мало где можно встретить. Олли Мяки — в прямом смысле улыбающийся человек (так звучит оригинальное финское название). В самый не подходящий момент боксёр никак не может похудеть и более того — влюбляется в свою деревенскую подругу. Это «Ася Клячина» наоборот — Олли полюбил, да и всё правильно сделал.
Сложно поверить, что такие добрые, светлые фильмы, как те, что смотрели «наши отцы» про лётчиков в 40-е, сегодня могут побеждать на поле фестивальной экзотики. Впрочем, а может фильм Куосманена — это и есть экзотика по-фински?
У фильма несомненный зрительский потенциал, и это не минус (как мы уже привыкли думать), а естественное следствие какой-то не по годам мудрой простоты всего лишь 37-летнего дебютанта Юхо Куосманена (последний раз у меня такое чувство было на сингапурском «Илоило» (2013) Энтони Чена) и его живого понимания жанра ретро. После таких чистых фильмов — дорога или в классики медленного творчества (как Джейлан или Звягинцев) или в режиссёры на все руки, который будет всегда успешным (да хоть не дай бог в новых экранизациях Стига Ларссона), но всегда обречён всю карьеру быть в тени улыбающегося и самого счастливого дебюта в своей жизни.
Япония в лесу: «Влажная женщина на ветру» (Kaze Ni Nureta Onna, 2016) Акихито Сиота
Не так давно возрождённая легендарная японская студия «Никкацу» (на которой начинали Сейдзюн Судзуки и Сохей Имамура) решила вспомнить свою запретную молодость и реанимировала к 45-летнему юбилею жанр «роман порно» (Roman Porno) — сокращение от romance pornography — который расцвел на студии в 1971 году, а изжил себя только в 1988-му. Так оно и есть, «Влажная женщина на ветру» — это романтическая софт-порнография.
Фильм Акихиото Сиоты, показанный до этого в конкурсе Локарно — уже второй фильм из заявленных пяти «роман порно» от студии (в 2017 году ожидаются фильмы от Хидео Накаты и Сиона Соно). Это история о писателе-драматурге, который бросил Токио и уединился в хибаре посреди леса. Там в лесу (ещё на экране примерно три локации) и происходит почти всё действие этого копеечного фильма-вызова. Только вот вместо покоя и вдохновения герой встречает «теоремовского» типа девушку — юную ненасытную девицу, повёрнутую на сексе. Естественно, больше он от неё не отвяжется. Никогда. Как хорошо, что к тому времени я уже успел посмотреть джармушевскую документалку про Игги Попа. Главный хит The Stooges припомнился мне как никогда кстати — он как раз про эту японскую «софт» парочку, которая своим перманентным сексом (сперва со всяким встречным, а в финале, наконец, с главным героем — минут на 10-15 экранного времени) играла по сути только в одну игру — кто именно, он или она, будет вызывать: Now I Wanna be Your Dog?
Учитывая новые веяния, не сложно догадаться, кто победил. «Влажную женщину на ветру», несмотря на его прекрасное название (так должны называться все фильмы на свете), сложно его кому-то советовать — жанр «роман порно» на любителя. Секса тут много, но не ниже пояса: порно в трусах. Вот такой вот «роман порно». Крупный план во время секса, как я успел понять, фирменная деталь жанра — при помощи фантазий создать полное ощущение «плотcкости» в воображении зрителя. Не факт, что затея «Никкаццу» войти дважды в одну реку сработает, однако посмотрим, что ещё придумает волшебник-безумец Сион Соно.
Буквально в соседнем здании от кинотеатра Urania, где проходил показ «Мокрой женщины», в музее MAK все эти дни как по заказу проходила выставка Сюнги — эротического искусства Японии 18-19 веков. Утаморо, Корюсай, Судзуки Харунобу, Хокусай. Рассматривая их гравюры (зачастую восхитительные в своей комичности), я не мог отделаться от впечатления, что весь жанр «роман порно» исчерпал свой смысл. Мне захотелось углубиться не в «розовые» 1970-е, а в изысканную цветную эпоху Эдо 18 века, его конца — эроса в цвете. [в начало]
Судзуки Харунобу, A Woman Dreaming of Making Love (1765-1769)
14. Вместо России: Северная Корея и Аустерлиц
Российский кинематограф второй год подряд представлен на Виеннале только в документальной секции. На этот раз всего двумя фильмами — новыми работами Сергея Лозницы («Аустерлиц») и Виталия Манского («В лучах Солнца»).
Оба фильма пропустил, решил посмотреть на родине, но чувство досады осталось — все в Вене, узнавая о том, что ты русский, тут же интересуются мнением о Лознице. Даже Джем Коэн называет «нашего» режиссёра выдающимся документалистом. Один Майкл Альмерейда, увидев русского, по старинке спрашивает про Сокурова. [в начало]
15. Нигде и везде: «Мир без конца» (World Without End, 2016) Джем Коэн
Джема Коэна в Вене очень любят и ценят. В прошлом году он представлял здесь «Счёт» (2015), здесь же в Художественно-историческом музее он снял свой самый знаменитый на сегодня фильм — «Музейные часы» (2012). А голубь из коэновского трейлера Виеннале и вовсе стал местным символом. И вот в этом году под самое закрытие фестиваля в здании австрийского киноархива в кинотеатре METRO (лучшем в мире, по словам самого Коэна) состоялась мировая премьера его новой работы «Мир без конца».
Предварял фильм трёхминутный трибьют Питеру Хаттону — Коэн заснял, как легендарный авангардист мирно гуляет по какой-то лесной опушке. В кадре ничего особенного не происходит: Хаттон подбирает палку, смотрит на дерево, всё. Не сказать, что бы моя любовь к мировому авангарду способна хоть как-то возрасти после таких трибьютов.
«Мир без конца» — типичный коэновский травелог, и если в «Счёте» перед нами проходила череда многочисленных больших городов (от Москвы и Петербурга до Нью-Йорка и Cтамбула), то в новой ленте Коэн оказывается в приморском городке Южной Англии Саутенд-он-Си. Фильм-портрет городка, улочек, пейзажей и местных жителей.
С одной стороны, мне очень жаль, что сразу после «Музейных часов», своей главной художественной удачи, Коэн вынужден снимать для своих поклонников такие маленькие-скромные травелоги как «Счёт» и «Мир без конца», ни на что по сути не претендующие в мире кино. С другой — и это открывает мне глаза — эти работы Коэна учат по-другому смотреть и заново видеть мир. Метод Коэна — это сама попытка конструировать свои путешествия, работать с пейзажем и людьми, которые тебя окружают в путешествиях. Быть не туристом, но путешественником, для которого камера — это прежде всего память об увиденном. Джем Коэн на Q&A традиционно для себя процитировал Беньямина: «World of secret affinities» («Мир тайных уз»).
Джем Коэн и Ханс Хурьх. Фото Сергея Дёшина
Перед показом фильма Коэна произошла опять же маленькая, но удивительная и, в целом, символическая вещь. Худрук фестиваля, местная легенда Ханс Хурьх, прямо на сцене учредил шуточную награду Виеннале и тут же сделал Джема первым её обладателем — наградил его фрагментом метеорита.
Было здорово наблюдать это из первого ряда (см. фото). Джем Коэн уже в фойе даже дал подержать этот кусочек. На следующий день автор этого лонгрида прогулял официальное закрытие фестиваля с гала-показом «Ла ла лэнд» (2016) Дэмиена Шазеля, будем считать, что к счастью. По сути, именно это тихое, но символическое событие стало для меня истинным закрытием Виеннале 2016 — встреча бруклинского фланёра Джема Коэна и подарка из открытого космоса.
Это, наверно, и был World Without End. [в начало]
***
ТОП-10 лучших фильмов VIENNALE 2016*
1. «Патерсон» (2016) Джим Джармуш
2. «Манчестер у моря» (2016) Кеннет Лонерган
3. «Смерть Людовика XIV» (2016) Альберт Серра
4. «Дядя Говард» (2016) Аарон Брукнер
5. Beautiful — Made in Hong Kong. One Day in Our Lives of… (2016) Стэнли Кван (к/м)
6. «Самый счастливый день в жизни Олли Мяки» (2016) Юхо Куосманен
7. «Будущее завершённое» (2016) Неле Вохлатц
8. «Ты сам и твоё» (2016) Хон Сан Су
9. «Истерзанные сердца» (2016) Раду Жуде
10. «В последние дни города…» (2016) Тамир эль Саид
Главные разочарования:
«Женщина, которая ушла» (2016) Лав Диас
«Ноктурама» (2016) Бертран Бонелло
Gimme Danger (2016) Джим Джармуш
There is a Happy Land Further Awaay (2015) Бен Риверс (к/м)
Три важных фильма, которые пропустил:
«Орнитолог» (2016) Жуан Педро Родригеш (Португалия)
«Человеческая волна» (2016) Эдуардо Уильямс (Аргентина)
«Водолей» (2016) Клебер Мендонса Фильо (Бразилия)
Худший фильм VIENNALE:
«Слепой Иисус» (2016) Кристофер Мюррей
Фильм — пустышка, режиссёр, даже если судить только по Q&A,— тоже пустышка. Дальше без комментариев. [в начало]
* Не учитывая фильмы, которые уже видел до начала Viennale-16 (в порядке предпочтения): «Переписка» Риты Азеведу Гомеш, «Колыбель печальной тайне» Лава Диаса, «Стоять прямо» Алена Гироди, «Любовь и дружба» Уита Стиллмана, «Она» Пола Верхувена, «Столкновение» Мухамеда Диаба, «Несколько женщин» Келли Рейхардт, «Вопль» На Хон-Джина, «Аттестат зрелости» Кристина Мунджу, «Мимозы» Оливера Лакса. [Назад]
***
Клип на песню Патти Смит Summer Cannibals (1996), снятый культовым Робертом Франком. Клип крутили на открытии фестиваля вместе с трейлером Клауса Выборны. Патти Смит в этом году — главный гость Вены: в рамках фестиваля состоялся концерт поэтессы, выставка ее фоторабот, а также диалог-встреча с Джемом Коэном. О великом же Роберте Франке был показан документальный фильм Don’t Blink — Robert Frank (2015).
Сергей Дёшин
30 ноября 2016 года