«Выживут только любовники» стал лучшим фильмом 2014 года по версии Cineticle. В свое время мы уже писали об этой картине, однако сегодня пришло время более детально разобраться в последней на сегодня работе Джима Джармуша и ее месте в фильмографии режиссера. Об этом рассуждает Сергей Дёшин.
«Выживут только любовники», конечно, должны были появиться первыми, выйти до предыдущего фильма Джармуша — «Пределы контроля»(1). Тот джармушевский манифест 2009 года был поэзией прямого действия, концептуально-политической акцией контркультурных ячеек (представляющих кино, живопись, музыку, науку и богему) против условной Мировой Корпорации Контроля, против тотального контроля, который символизирует собой язык и слово. Борьба индивидуального и субъективного с «объективным», с господствующей Системой.
Впрочем, реальность, действительно, понятие условное. Тогда фильм Джармуша не взяли даже в Канны, а весь остальной мир решил по примеру главного буржуазного фестиваля не заметить этой выдающейся модернистской картины. «Джармуш в атаке» оказался понятым только малому числу критиков, которых, впрочем, тоже решили как бы не замечать. При этом, по «Пределам контроля» и впрямь было не так просто оценить состояние самого Джармуша и его манифест, тем более, если учесть, что до этого был снят самый зрительский и самый успешный в кассовом плане фильм режиссера «Сломанные цветы».
И вот выходит картина «Выживут только любовники» — успех полный. В Каннах лучшие оценки у критики, но «слишком талантливый для наград». Зрители ходят по 2-3 раза в кино, в интернете — девочки-фанатки Хиддлстона ведут (и, что важно, не бросают свою фан-миссию) паблики в вконтакте про фильм белочурбанного автора, которого еще вчера вовсе не знали. Образы Адама и Ив с постера «Любовников» входят в массовый тираж и не менее визуально узнаваемы, чем Джонни Депп в шубе из буйвола.
При этом «Выживут только любовники» невозможно не рассматривать как фильм-дилогию вместе с «Пределами контроля». Только теперь фокус смещен на абсолютно противоположный угол зрения: вместо призыва к действию на этот раз Джармуш предстал культурным изгоем, добровольно-уставшим затворником. Пес-призрак. Вампир-призрак. Не выходи из комнаты — это и есть его новый манифест. Опять же, логично было видеть «Пределы контроля» именно как ответ на этот комнатный пессимизм «Любовников», как дальнейшее действие. После того как были показаны клыки в финале этой картины — логично следом закинуть струну на шею большому капиталистическому зомби.
***
Интересно, насколько сам Джармуш понимает свою удачу выбора вампиров в качестве своего альтер-эго (понимает, раз говорит, что это его самый личный фильм, в который он вложил всего себя). «Любовники» действительно воспринимаются даже не как порыв или крик, а скорей как стон души, приглушенный стенами заброшенной готики Детройта, которой очень многое осточертело в этом объективном мире зомби.
Можно долго интерпретировать фильм — «обратили» или «выпили», уровень культурных аллюзий, вообще метафору вампиризма или факт первого фильма режиссера «про любовь», писать ночные романтические поэмы в духе Новалиса или, в конце концов, вопрошать, зачем Джармуш в каждом интервью приплетает совершенно дурацкий атеистический памфлет Марка Твена? Все это можно легко опустить и сконцентрироваться на самом режиссере. Так как в «Любовниках» чуть ли не каждая деталь или увлечение Адама и Ив — полностью отображает его одного — Джима Джармуша. «Выживут только любовники» наглядно демонстрируют нам в первую очередь одну вещь — что значит быть сегодня Джимом Джармушем.
***
Наука и искусство, литература, музыка и богема — как центральные мотивы Джармуша были четко заявлены еще в «Пределах контроля». Новый фильм только продолжает эту линию.
Тесла, Шуберт, Кит Марло, Берроуз, Игги Поп, Беккет, Нил Янг, Кафка, Ньютон, Патти Смит, Том Уэйтс, Бах, Эдгар Аллан По, Армстронг, Бо Дидли, Мэри Уолстонкрафт, Билли Холидей, Роберт Джонсон, Бодлер, Марк Твен, Бастер Китон, Ник Рэй, Бунюэль, Уайльд, Джейн Остин, Сервантес, Люмьеры… На почетной стене человечества в доме Адама практически нет ни одной случайной фамилии для самого режиссера (разве что Джейн Остин?). Это первое, что хотелось бы ответить на претензии по поводу культурных аллюзий и всего этого якобы подросткового неймдроппинга, годного для первого курса филфака. Джармуш явно предпочитает сидеть в wiki, читать про молекулы Эйнштейна и белых карликов Галактики, смотреть на youtube выступления Эдди Кокрана, дилетантски изучать грибы и породы африканского черного дерева dalbergia melanoxylon, играть на старых раритетных гитарах… Все это он, верно, предпочитает «интеллектуальным диалогам» в facebook.
«У меня есть прекрасная книга, в которой буддистские ламы беседуют и устанавливают взаимоотношения с физиками-теоретиками. Она называется «Квантуми Лотус». Я всегда считал физиков своего рода поэтами, ведь и им необходимо воображение», — Джармуш-патафизик.
Во-вторых, мы забываем, что Джармуш никогда не был режиссером, грубо говоря, академической культуры. Что прекрасно демонстрирует выше приведенная цитата. По-настоящему культовым он всегда был в среде именно контркультуры, разного рода (полу)студентов, культурных фриков, полуобразованной богемы, таких же самоучек, как он сам (напомним, что у Джармуша нет никакого высшего образования, Колумбийский он бросил, диплом киношколы ему выслали по почте годами позже). Высокопарные поклонники Бергсона или Штраубов всегда к нему должны были относиться в лучшем случае снисходительно. Впрочем, действительно: как можно всерьез воспринимать и пейот-метафизику «Мертвеца» и весь этот самурайский комикс «Пса-призрака»?
Несмотря на все свои увлечения и позиционирования космологических идей «нет флагов, нет границ», «плыву между океанами», Джармуш, тем не менее, остается прежде всего американцем, для культуры которых привычно быть на «ты» с кем угодно, будь перед тобой Сартр или Батай, Блейк или Марло. У американцев вы едва ли увидите божественное придыхание а-ля Тарковский над какой-нибудь возвышенной репродукцией или риторическое «а возможно ли искусство после…» — Тарантино в таких случаях просто для прямоты жеста убивает в своем фильме Гитлера. Американцы есть американцы, и искусство для них — это лучшая возможность дать жвачку Хогакуре или табаку Уильяму Блейку. Ведь Блейк — это cool («ты читал мои стихи?»), а Кит Марло — бесспорно великий («Адам был бы лучшим прообразом Гамлета»). Они не мертвецы, чтобы бояться брать их с собой в путешествие. На равных.
Отсюда и вся любовь Джармуша к жанру: известно ведь до банальности, что никто так свободно и легко не работает с жанрами, как американцы. При этом он никогда не видел различия между высокой и низкой культурой. Но одно дело, когда тебе это говорят на примере автора «Моби Дика» и Микки Спилейна — это, может быть, и ок. И совсем другое дело — на примере Джека Уайта. «Все в этом мире — говно, только Джек Уайт — это круто». Мало кто тут не усмехнется, нам же не 16 лет, эй, Джим. Но как бы банально это ни звучало, он действительно человек более широкой культурной свободы. У кого еще герои могли не просто в одном ряду упоминать Уайта, Эйнштейна и Теслу, но больше и шире — чей альтер-эго мог в прошлые века писать адажио к квинтету Шуберта, а в «мракобесное сегодня» — весь этот современный гитарный нойз? И, кажется, не замечая между ними разницы, и, следовательно, даже не видя упадка пресловутой музыкальной культуры. Ну и Джек Уайт тут все же самый наглядный пример.
Джармуш всегда мыслил себя против мейнстрима, не поперек, не параллельно, а именно против. Не в последнюю очередь против мейнстрима культурного. Между фигурами Чарли Чаплина и Бастера Китона он всегда выбирает, конечно же, самого грустного комика. Но постановка ответа должна быть немного скорректирована — выбирает Бастера Китона именно как фигуру более забытую и маргинальную, которая во многом оказалась в тени, а потом и вовсе вне системы. И Шекспир — это тоже культурный мейнстрим. Тем более на фоне Кристофера Марло. Конечно, Джармуш и тут выбирает в первую очередь более маргинальную фигуру с вековой карты мировой литературы. Как и Тесла, подпольный гений альтернативной так и не случившейся истории науки, про которого Джармуш уже многие годы пытается поставить оперу. Его явно завораживают эти не случившиеся гении параллельной истории, что Тесла, что Марло.
На протяжении многих фильмов Джармуша — как часто это бывает именно с людьми уличной культуры — одно увлечение у него сменяется другим: то музыкальные столицы США, то пантеистическая природа вестерна, поэзия Блейка, наркотическая культура индейцев, то свод правил японских самураев и проза Акутагавы, то практика тайцзи и суфийская мистика, то антикварные гитары, эфиопские песнопения и японский дум. Все просто — Джармуш родом из панковского нижнего Ист-Вилледжа конца семидесятых, где для всех была характерна культура обрывочного толка, впитанная на улице, в ближайших книжных лавках, а не на скучных лекциях. Культурный панк, культурные рокеры, что вы хотели. Но именно на улице и рождается настоящая контркультура. Может, поэтому главный поклонник того же «Мертвеца» был далеко не зануда-педант Дэвид Бордуэлл, а Джонатан Розенбаум, старый дедушка-хиппарь в душе (о чем был его последний текст, который я читал? Верно, о том, как марихуана изменила не только форму фильмов, но и их восприятие). Тоже самое и с «Любовниками» — это фильм не для подростков; скорей для белых ворон от культуры.
В том числе с тягой к старомодности. Даже смешно, как все последние годы многие стали списывать старомодность Джармуша на устарелый флер 90-х, тогда как старомодность как образ жизни не только самому Джармушу, но и всем его героям была присущ всегда. Элли Паркер в «Бессрочных каникулах» — на Манхэттене конец 70-х, а он выглядит как битник из 50-х; намеренно несовременные японские туристы из «Таинственного поезда»; Пес-призрак и вся эта кучка архаичных мафиози-итальянцев из Джерси; в конце концов, продавец компьютеров без компьютера Дон Джонстон в «Сломанных цветах». У Адама с его любовью к старым гитарам и прочему антикварному барахлу (от старого ТВ до медицинского стетоскопа конца 60-х) в галерее старомодных героев Джармуша, как видим, было много предшественников. В конце концов и все лучшие друзья режиссера в жизни — что Нил Янг, что Том Уэйтс или Игги Поп — сегодня такие же не модные, устаревшие рокеры-одиночки.
***
Разочарованность. Все песчинки давно упали на дно часов. На Земле — ночь. А музыку для Джармуша теперь играет британец Уильям Лоу, придворный королевский композитор 15 века, по выходным писавший похоронную музыку для богослужений.
Сколько веков в моей жизни нет и вздоха жизни
Сколько веков в моей смерти нет и шага на смерть…
Это строки «ненавистника реальности во имя жизни» Сосноры, чем не постулат бессмертного вампира Адама/Джармуша? Разочарованность — это, вероятно, главная составляющая картины (жизни). «Любовники» — это фильм даже не уставшего режиссера, а человека предельно утомившегося от этого мира и окончательно разочарованного в людях. Фильм добровольного изгоя. Старомодного романтика-маргинала. Детройт — его заповедник, потерянный рай Америки.
Вот она судьба главной иконы независимого кино, того, кто был синонимом этого дурацкого выражения арт-хаус. Кто как не главный идол независимых, как не самый бескомпромиссный режиссер Америки должен был стать и главным разочарованным? Судьба Джармуша, конечно, не могла сложиться так удачливо, как у братьев Коэн или Тарантино (все же более студийных режиссеров) или так гладко и компромиссно как у Ван Сэнта, Содерберга или Линклейтера. Он, видимо, должен был хотя бы подсознательно взять на себя эту романтическую, но и столь печальную и, в общем-то, даже смешную роль для наших «креативных дней в искусстве» (сегодня ведь каждый «герой» может снять крутой_сериал) — быть великим аутсайдером. Символом.
Еще Кафка писал, что в борьбе между собой и миром надо оставаться для собственного спокойствия всегда на стороне мира. Джармуш не из тех слабых художников, кто выбирает сторону своего спокойствия. Отсюда его разочарованность и уныние (ибо, понятное дело, победить Систему никому и никогда еще не удавалось).
Герои Джармуша (да и он сам, бесспорно) — это те самые аутсайдеры, лишенные фальшивого байронического флера. Не зря одно из вторых имен Адама, которое он указывает при покупке авиабилета, — Стивен Дедал. «Этот человек избегал узких классовых, религиозных, географических и национальных границ и просто стремился жить в мире — быть человеком мира», — это определение джойсовского великого_первого_аутсайдера — лучший эпиграф не к Адаму, а к фигуре самого Джармуша здесь и сейчас, который давно проповедует идентичные идеалы — все те же «нет флагов, нет границ». (Как тут не вспомнить строки Жака Ваше из письма Андре Бретону: «Ничто так не убивает человека, как необходимость представлять какую-нибудь страну».)
Очевидно, что Джармуш сегодня уже не может снимать просто чистое кино, играть в жанры («Вне закона» или «Мертвец»), создавать моду на отдельную экзотическую культуру («Пес-Призрак») или попросту снимать арт-хит, делая вид, что положение вещей его устраивает. Ему уже мало быть просто вне мейнстрима, параллельно мейнстриму и довольствоваться этим. Теперь возможен только один вариант — быть против мейнстрима. Без уступок, без заигрывания, решительно и бесповоротно. Не выходя из комнаты. Но быть против положения вещей. Сегодня мало кто способен на настоящий бескомпромиссный поступок (против Системы).
Малопонятые «Пределы контроля» как раз показали тот рубеж, после которого Джармуш стал делать кино политическое (годаровские адепты сказали бы тут свое вечное, золотое: «политически»). Вампиры — лишь продолжение этой линии борьбы. «Пределы контроля» и «Любовники», оба фильма — это манифесты против мейнстрима на всех уровнях нашей жизни, в первую очередь на первородных уровнях: фигурально и тоже время в прямом смысле — дурного мейнстрима в головах, грязного мейнстрима в крови.
Ни «Мертвец», ни «Пес-Призрак», ни тем более «Сломанные цветы» не выражали, с одной стороны, всей тревоги и боли, а с другой — не являлись манифестами. Вероятно, дело в том, что Джармуш больше не молод. Молодость прошла, и осталось лишь тягостное разочарование, которое можно выразить только одним способом — через протест. Протест контркультуры. Протест воображения. Протест свободы. В этом плане, иногда кажется, что от «Пределов контроля» и «Выживут только любовники» — может это и не слишком явно, — всего один-два шага разделяют Джармуша от открытого анархизма, или даже до риветтовской паранойи тотального заговора. В любом случае, сейчас он уже ничем не отличается от сюрреалистов с их звездой «Воображения».
Конечно, Джармуш — представитель Нью-Йорка и всегда открыто презирал тот смысл, что символизирует фамилия «Спилберг», сокращение Эл-Эй и прочая голливудская топография. Сложно требовать такой моральной дисциплины буквально от любого — от каждого удачливого 25-летнего режиссера, позволяющего себе мелочь — восхищенно поражаться удачно выставленному свету в голливудском фильме. Везде сложно, везде полутона, везде компромиссы. Но можно подумать, что сидеть изгоем в комнате при Голливуде легче? Везде и всегда сложно быть Джимом Джармушем. «Никто не хотел умирать, никто не стал выбирать», как пел один великий изгой. Поэтому Джармуш и выбирает метафору обособленного вампиризма, снимая фильм про себя и свой выбор. Про то, что значит сегодня быть Джимом Джармушем. Это не бунт, это опыт. Мир ловил его, но не поймал.
***
В уход Джармуша из кино, впрочем, верится слабо. Фигура речи и только — тем более, уже был слух про новую комедию с Биллом Мюрреем про уставшего водителя автобуса в Джерси. Как и многострадальный проект документального фильма про Игги Попа и The Stooges. Но кинематограф как вещь, как профессия его, само собой, давно разочаровал.
Как минимум, по одним «Любовникам» прекрасно видно как режиссер отошел от мира синефильства. Если раньше он смотрел минимум семь фильмов в неделю, даже в «Пределах контроля» было еще место человеку от мира кино (героиня Суинтон и сон из «Сталкера»), то сегодня не случайно его герои Адам и Ив, многое повидавшие на своих веках, даже не удостаивают кинематографа хотя бы одним словом своего внимания. Пускай на почетной стене человечества у Адама и висят как минимум три режиссерских портрета (Бастер Китон, Бунюэль и Николас Рэй) — кино находится явно вне круга его с Ив интересов. Музыка и Литература. Гитары и книги. Детройт и Танжер.
Это очень точно передает интересы нынешнего Джармуша, сегодня гитары ему явно интересней, чем кино. Он и сам сегодня явно с таким же трепетом, как Адам (который не случайно внешне что-то среднее между Дэвидом Боуи и Сидом Баретом (2)), играет в свободное время на гитаре и коллекционирует их. В начале фильма это трогательное перечисление Адамом всех этих винтажных гитар — Gibson 1905 года, Supro 1959-го, Silvernone 60-x, Gretsch Chet Atkins, Hagstrom 1960-го, — понятно дело, что это бытовой слепок из жизни самого Джармуша. В любом случае, едва ли он сейчас часто смотрит кино на досуге. Наподобие плотника Дэвида Линча.
Даже снимая фильм о вампирах — обладающих чуть ли не самой богатой и насыщенной мифологией в кино — Джармуш скорее отстраняется от киноконтекста, вводя самую явную цитату из литературы. У «хозяина Танжера» Пола Боулза был рассказ про гастрономического вампира Хью Харпера, который также добывал кровь на марокканских улицах (правда у пролетарских мальчиков) и хранил ее в бокалах в холодильнике. Или (если уж верить словам самого Джармуша), например, визуальная сторона фильма была создана под сильным впечатлением от поэзии суфийского мага Руми (в первой версии «Любовников» было много интертитров с его цитатами; все ушло в корзину), что тоже, конечно, очень показательно (в свое время можно было встретить ряд суфийских прочтений «Пределов контроля»).
***
И самое главное. Only lovers left alive. Сара Драйвер.
С Сарой Драйвер Джармуш познакомился еще на излете 70-х. Вместе учились в киношколе, вместе жили в тот самом богемном Нью-Йорке, где Сара торговала пластинками с Лидией Ланч, вместе снимали кино (обычно в фильмах Драйвер Джармуш выступает как оператор, а она как один из продюсеров в его картинах). Про их жизнь очень мало сведений, очень мало совместных фотографий. Известно только, что с тех пор Драйвер более 30 лет его гражданская жена, хотя они не раз расходились. Жили порознь. Общих детей, кажется, нет. Не сложно догадаться, что теория квантовой сцепленности Эйнштейна о взаимосвязанных частицах-близнецах, которые даже на противоположных концах вселенной «чувствуют друг друга» — которую Адам так любит рассказывать Ив на протяжении последнего столетия — она и про Сару и Джима. Именно Драйвер принадлежит идея сюжета «Сломанных цветов». В этот раз ответил Джармуш, в титрах «Выживут только любовники» читаем: «Посвящается Саре Драйвер»(3).
***
Не любить эту картину — не любить Джима Джармуша (всего того, что символизирует его имя).
(1) «Пределы контроля», собственно, и были сняты за 25 дней из-за финансовых проблем (и отказа Майкла Фассбендера) с первоначальным запуском «Любовников», на создание которых в сумме ушло около семи лет. Что в итоге вылилось, видимо, не только в самый интимный фильм Джармуша, но и вероятно в самое большое его творческое разочарование.
(2) Кроме того, возможно, что образ жизни Адама в какой-то степени навеян трагедией Джона Люри, из-за болезни ведущего последние десять лет затворнический образ жизни.
(3) Саре Драйвер также посвящен «Таинственный поезд».