Воспоминания второго года

 

12 мая 2010 года вышел первый номер журнала Cineticle. По традиции, в честь этого события, мы решили поговорить о том, как изменилось наше отношение с кино за последний год, о личных открытиях и вдохновениях, о том, что заставляло учащеннее биться наши сердца.

 

Константин Бандуровский | Станислав Битюцкий | Дмитрий Буныгин | Сергей Дёшин | Дмитрий Здемиров

Евгений Карасев | Максим Карповец | Ольга Коваленко | Артем Помазан | Олександр Телюк | Алексей Тютькин

 

 

Константин БАНДУРОВСКИЙ:

Новое: Понятие «нового» для меня довольно относительно – как правило я смотрю фильмы со значительным лагом, лень гоняться за новинками, однако этот порок легко превратить в добродетель – неспешное просматривание фильма на некоторой дистанции имеет свои преимущества над фестивальной суетой. Поэтому только сейчас я посмотрел те фильмы, которые мог бы назвать лучшими 2011 года – «Однажды в Анатолии», «Вне сатаны», «Развод Надера и Симин», «Не ходи за мной», в то время как составлять топ в декабре было довольно трудно. Наверное действительно новым я могу назвать происходящее сейчас оформление «новой квебекской волны» – плюс к классике (Дени Аркан, Жан-Клод Лозон, «Мой дядя Антуан» Клода Жютра) и ставшему модным в последние годы Дени Коте, в 2011 году появились «Продавец» Себастьена Пилота и «Болота» Ги Эдуа, так что «оттуда повеяло», как выражается Дмитрий Кузьмин.

Старое: Черно-белое кино, снятое оператором Месхиевым в 60-ых. Впервые посмотрел «Помни, Каспар» Г. Никулина (1964) и пересмотрел «Кроткую» Александра Борисова (1960). Поскольку Никулин и Борисов, сняв эти шедевры, в кино себя не очень проявили, можно считать эти фильмы прежде всего месхиевскими (хотя единственный фильм снятый Шпаликовым, все с тем же Месхиевым, «Долгая счастливая жизнь» (1966), безусловно шпаликовский).

«Событием» также стала смерть Тео Ангелопулоса, от мотоцикла, в четырехметровом бетонном колодце… Хотя я за этот год не пересматривал его фильмы (возможно, в этом и нет нужды, он всегда крутится внутри), но эта смерть придает какую-то особую интонацию сделанному им.

Восприятие кино: Наиболее важное событие в моем зрительском опыте – я наконец-то научился смотреть сериалы. Это было непросто, поскольку то кино, которое я обычно смотрю, бесконечно далеко от сериальности. Нельзя сказать, что какие-либо сериалы из просмотренных являются шедеврами (даже в рубрике «сериалы»), за исключением, пожалуй, «Школы» и «ККСЖ» Германики, но здесь важна сама форма «длинного кино» (можно вспомнить рассуждения формалистов о значении больших и малых форм, лирики/эпоса, новеллы/романа). Сериалы задают некоторую темпоральность, определенным образом коррелирующую  с темпоральностью проживания (серия каждый день, или каждую неделю, или все серии подряд за день, сезон в год, далее захватывающая перспектива создания сериалов, сомасштабных векам); выстраивают совершенно необычные «немиметические» соотношения с «реальностью», когда те или иные жизненные планы и отношения актеров влияют на события в сериале (Кадди внезапно разрывает с Хаузом, ну кто бы мог подумать!); отношение с персонажем, основанное не на каких-либо его или актера качествах, а на узнавании – как бы ни был персонаж/актер плох, и  как бы он ни становился хуже, но он уже стал знакомым и родным; зрительские переживания, которые можно описать словом «фанатство» (трудноопределимым, но явно отличающегося от киноманского «культа»), и все такое. Эта модель может быть источником «новаций» и для кино обычного формата; можно вообще снять сериал в одном фильме, как это сделала Майвенн в «Полисс». А вот механистично переложить обычное кино в сериал, как Лена Данхэм  попыталась растянуть свою «Крошечную мебель» (2010) в «Девочек», не приводит ни к чему хорошему, что тоже показывает принципиальное различие этих двух форматов.

 

 

Станислав БИТЮЦКИЙ:

Новое: Антонио Кампос, Хайме Росалес, Бен Уитли, Эван Глоделл. Все это совершенно разные молодые режиссеры со своей особой стилистикой и отношением с кино. Но всех их объединяет акцент на современность, желание диалога и попытка, через свои фильмы понять окружающую действительность и соответственно понять себя и свое место в этой действительности.

Старое: Самое прекрасное для меня было связанно с личным открытием целой вселенной великих экспериментаторов-авангардистов Марка Раппапорта, Брюса Коннера и Джорджа Кучара. Плюс несколько важных ретроспектив: одних из самых удивительных американских режиссеров Монте Хеллмана и Джозефа Х. Льюиса; чувственного Валерио Дзурлини; и Барни Платтс-Милса, чья судьба показывает всю несправедливость узаконенной истории кино.

Восприятие кино: «Смысл в том, что мир постоянно меняется, и в том, что художник должен всегда изобретать новые средства, новые инструменты для того, чтобы описать свои чувства, новые ситуации». Мне всегда нравилась эта фраза Оливье Ассаяса, и сегодня она кажется как никогда актуальной. Тем интереснее наблюдать за происходящим вокруг. За новой коммуникацией между режиссером и зрителем. За новыми формами авторского кино, где окончательно стираются любые жанровые особенности и разбиения на лагеря. За новыми сериалами, некоторые из которых превосходят по уровню большинство фильмов. Но самое главное, за новым поколением режиссеров, которое говорит уже на совершенно ином киноязыке – одновременно варварском, меланхоличном и очень чутком к новой реальности. Этот киноязык сейчас ласкает слух свой новизной. И пока он не превратился в очередную обыденность, стоит наслаждаться им.

 

 

Дмитрий БУНЫГИН:

Новое: Обсессия, выраженная в болезненном отслеживании новейших тенденций, мне несвойственна. Достаточно того, что я связался с правильной компанией впередсмотрящих. Редкая удача в ситуации, когда, например, у наиболее рассудочной части элитных критиков безалаберно составленная меморабилия («Безразличие» Олега Флянгольца) вызвала приятное покалывание сосков и неуместный прилив крови к половым органам.

Старое: Кино, просмотр которого может в итоге оправдать невнятно прожитую жизнь, находится обычно под шапкой-невидимкой. В этом году посчастливилось вытянуть из неё поздние фильмы Марка Раппапорта. Относительно его лент хотя и установлена политика амнезии, но, по крайней мере, краткую информацию о них легко найти во всех крупных базах данных и сетевых энциклопедиях. Чего не скажешь о каких-то картинах, казалось бы, хрестоматийных авторов: ни курсовая работа Киры Муратовой «Весенний дождь» (1958) с юным Олегом Табаковым в главной роли, ни короткий метр «Духовой оркестр» (1983) по сценарию Эдуарда Володарского до сих пор не отмечены «на карте» и тем отрезаны от всякой критики. Поразительно!

При углублённом знакомстве с безъязыким кино, вопреки укоренившимся и будто бы насаждаемым мнениям оказалось, что Мак Сеннетт – не присно и вовеки веков комедиограф, и, соответственно, не всякая немая производства студии «Кистоун» – обязательно комическая. Стало ясным то, из чего никогда не делали большого секрета: что Евгений Юфит проникся Мурнау, будучи под действием Мак Сеннетта.

Восприятие кино: Конечно, постижение трюизмов эмпирическим путем – предосудительный способ личностного роста, но больше бы таких «прозрений». Как бы вскользь убедился, что т.н. «документальное кино» есть плоть от плоти жанр художественный, а вне этих кавычек такого понятия нет и, как пела  группа «Аукцыон», в принципе не было, видимо, вообще никогда.  Документы лгут, путаясь в доказательствах, и ложь здесь – та же сказка, в лучшем случае намёк. А с других сторон, каждая созданная в лабораторных условиях больших студий вампука документальна по своей сути, так как показывает нам реальное старение – человека, материала, эпохи – за работой.

 

 

Сергей ДЁШИН:

Новое: Особых новых открытий практически не было. Для себя могу разве что отметить молодого итальянского режиссера Пьетро Марчело, c которого в ближайшие годы не стоит уводить фокус.

Старое: В истории кино для меня, в свою очередь, произошло одно, бесспорно, очень важное открытие: творчество Фернандо Соланаса («Танго: Изгнание Гарделя», «Юг»), видимо, главного режиссера в истории аргентинского кинематографа. Надеюсь в этом году на станицах Cineticle фигура этого выдающегося режиссера своего горестного поколения будет осмысленна, как она того заслуживает.

Восприятие кино: Кинокритика – самая скучная вещь на свете. И, возможно, самая дурная. Но, слава богу, ни одна  из навязчивых кураторских пропаганд или очередная мнимая эволюция, например, ремесленников с ТВ, которые в основном происходят только в головах самих критиков, не заменит зрителю тех режиссеров, которые им привили любовь к кино. Зритель в отличие от критика, не боится своих банальных имен, но и последний уверен никуда не денется и в итоге по большому счету вернется именно к ним. Не на словах, так в памяти.

 

 

Дмитрий ЗДЕМИРОВ:

Новое: «Когда подумаешь, чем связан с миром/ то сам себе не веришь — ерунда/ есть ключик от чужой квартиры/ и гривенник серебряный в кармане/ и целлюлоид фильмы воровской» — мне кажется, кино сейчас переживает замечательное время — поиски способа интеграции в новую реальность — новый поиск связи с новым миром — способ установить новую взаимосвязь внешней среды и человека — в той ситуации когда внешняя среда определяется уже не топофилией, которую ввел в научный обиход И-Фу Туань — т.е. связью внешней среды и человека определяемой эмоциональной связью между человеком и внешней средой — но неким состоянием когда граница между внутренним и внешним — пространством и человеком — снимается — когда важность связи/ взаимосвязи человека с пространством реальности все более вытесняется связью с виртуальным пространством — с медиа-пространством — пространством визуальных образов — компьютерные игры, клипы, видео, баннеры и т.п. – мне кажется, что большинство новых фильмов — есть реакция на изменения этой взаимосвязи и с этой точки зрения, для меня наиболее важным стал новый фильм братьев Дарденн, говоря о котором принято ссылаться на неореализм.

Старое: Пересмотр итальянских фильмов середины 40-х — середины 50-х годов стал самым замечательным пере-открытием классики — они — неореалисты — столкнулись с похожей ситуацией — ситуацией требующей переопределения взаимосвязи мира и человека — … Делез сказал, что неореалисты столкнулись с совершенно новой «оптической ситуацией» — см. лучший образец этого столкновения – «Германия. Год нулевой» Росселини – с другой стороны — эту новую оптическую ситуацию смог открыть в совершенно камерных пространствах Лукино Висконти — см. «Туманные звезды большой медведицы» — … текущая ситуация принципиально отличается тем, что новая реальность — новая «оптическая ситуация» — не есть ситуация именнно оптическая — новая реальность – виртуальная реальность — она требует иного подхода — и этот подход — как мне кажется — в текущий момент еще не выявлен — новая школа — не создана — тем интереснее следить за тем, что происходит.

Восприятие кино: Самое печальное для меня — я ни разу за прошедший год не посетил кинотеатр — и не нахожу поводов посетить его в будущем — … однажды я подумал, что возможно, больше никогда в жизни я не схожу в кино — и я не расстроился.

 

 

Евгений КАРАСЕВ:

Новое: Последовательным разочарованием от заведомо громких авторских премьер: и Малик, и Триер, и Альмодовар, и Коппола, и т.д., на разном материале и с разным уровнем амбиций умело делали подход к «станку», шли на рекорд, но отходили, так вес и не взяв. (Не разочаровал лишь Тарр, пошедший под занавес карьеры не вширь, а вглубь).

Расширившийся поток азиатского жанрового кино. По сравнению с прошлым годом, когда были сделаны основные открытия, жемчуг стал мелковат, но общий уровень поточного продукта азиаты (в первую очередь, корейцы и японцы) умудряются держать достаточно высоким, несмотря на стахановские темпы и количество фильмов.

Оформление тенденции по слиянию коммерческих/жанровых и авторских/авто-рефлексивных элементов — в первую очередь в англоязычном кино последних нескольких лет. Результаты не всегда художественно состоятельны, но сам курс выглядит весьма перспективным.

Старое: Европейское жанровое кино 60-70-х — в первую очередь, джалло, спагетти-вестерны и еврокрайм. Столько куража в поточной продукции сейчас можно найти разве что в Болливуде, но качество результата, разумеется, несопоставимо. Стоит отклониться от дутых авторитетов (вроде Ардженто и Бавы для джалло) и обнаруживаются прекрасные фильмы Баррилли, Бадзони, Корбуччи, Тессари и пр.

Хичкок 50-х годов — на мой взгляд, лучшее десятилетие в его длительной карьере. Фильмы достигают той степени отточенности и легкости, что их хочется разбирать на цитаты и не столько смотреть, сколько восхищенно рассматривать. «Deep End» Ежи Сколимовского и «The Devils» Кена Расселла, силами Британского киноинститута впервые ставшие доступными в хорошем качестве. Плюс две самые важные для меня переоценки виденного ранее: «Карнавал душ» Херка Харви и «Сияние» Кубрика, несмотря на отдельную тематическую и атмосферную близость, ранее меня по разным причинам неудовлетворявшие.

Восприятие кино: С одной стороны, не могу сказать, что за последний год мое восприятие кино претерпело какие-либо существенные изменения, достойные отдельного упоминания. С другой, этот год ознаменовался двумя тенденциями, гармонично увязавшими и патентованную классику, и полузабытые фильмы середины века, и современные жанровые работы различных национальных кинематографий, и новый виток метажанра и рефлексии, присущий авторскому кино. Первая тенденция – формальный интерес к бытованию музыки (в первую очередь классической) в структуре фильма. (Заведомо незначительный, казалось бы, элемент фильма – музыкальное  оформление – приводит, стоит уделить ему пристальное внимание, к глобальным выводам о степени владения режиссером своим ремеслом). Вторая тенденция – условная гибридизация авторского и жанрового кино, дошедших в своем развитии до точки «автоматизма восприятия» (по терминологии всегда уместных формалистов). Стягивание в пространстве одного фильма сильно разнесенных категорий  приносит неожиданные, не всегда удачные плоды, зато избавляет и зрителя, и авторов картины от «замыленности» взгляда, низводящей оценку увиденного до междометий.

 

 

Максим КАРПОВЕЦ:

Новое: На самом деле очень трудно выделить один фильм, потому что их было больше, чем десять, двадцать, пятьдесят. Наверное, попробую условно отметить те, которые постоянно пересматриваю. Один из недавних просмотров – «Ядовитые дружбы» Эмануэля Бурдье, сына известного французского философа и социолога Пьера Бурдье. Это абсолютно сбалансированное кино, которое не стыдно порекомендовать как взыскательной аудитории, так и «рядовому» зрителю. Для меня «Ядовитые дружбы» — очень личное кино, поэтому я не всегда могу быть объективным. Еще могу назвать нескольких прекрасных французов — Оливье Ассаяса, Сержа Бозона, Эжена Грина, Брюно Дюмона, Клер Дени, которых я часто пересматриваю и даже учусь у них. Да что только французы! Почему не вспомнить Мигеля Гомеша? Келли Рейхард? Альберта Серра? Некоторые имена и раньше мне были известны, но многие я открыл, полюбил и даже перелюбил. Однако, важно, что открытия эти состоялись в общей «коммуне» генерирования смыслов (иного выражения и не подберешь), которая помогла мне понять это кино. А это не так уж и мало.

Старое: Наверное, важными для открытия старых, забытых мастеров были тематические номера, в которых определенным образом переосмысливалась классическая традиция. Не могу не отметить практически научное, археологическое исследование творчества Жана-Пьера Мельвиля. Как и каждое серьезное исследование, оно открывает множество других прекрасных вещей, не только из сферы кино. Безусловным личным открытием было творчество Риветта, главным образом теневая сторона его гения. Еще больше я полюбил Терренса Малика, не смотря на иронию и скепсис многих коллег и друзей к его последнему фильму. Наоборот, критика заставила меня еще больше полюбить, принять и вписать в горизонт моего миропонимания творчество этого великого режиссера. Ну и никогда не забуду блистательную киноведческую разведку о Ёсисигэ Ёсиге!

Восприятие кино: Мне не очень нравиться слово взросление – оно предусматривает риторику нравоучения, некого наставления и, чего я не приемлю более всего, эстетическое истощение. Я же с каждым номером журнала переосмысливал свои подходы, свой словарь, свои стереотипы. Поэтому для меня это скорее герменевтическое омоложение! Наверное, это и есть главное: каждый любитель и ценитель кино хочет смотреть его, как будто впервые в жизни, не боясь ни состариться, ни умереть.

 

 

Ольга КОВАЛЕНКО:

Новое: Цифровыми камерами вооружились даже самые отсталые слои населения, поэтому гробишь необозримые просторы часо-минут, чтобы пробраться сквозь эти дебри, выискивая просвет, то самое нечто, которое способно просто рассказать о сложном.  Временами кажется — уж лучше бы кататься на велосипеде, лезть в горы или, на худой конец, пару суток пробродить по городу, — откровение может наступить быстрее. Но нет, киномания берет свое, ведь есть же все-таки фильмы, которые вспоминаешь, пересматриваешь, которые становятся отправной точкой, маяком, переправой или что там еще, фильмы, ради которых стоит пересмотреть лишних десятка два. Выбирая что-то особенное объективной быть не получится, да и не договаривались мы об этом. Так что – voila! На данный момент из всего вороха плохого и хорошего эдакой плитой ? la «Космическая Одиссея» вырисовываются ленты Йонаса Мекаса, способные, как простое, так и сложное показать без пафоса, литавр и ремарок на два часа. Отдушиной становятся кино-романы Рауля Руиса, совершенные своей бутафорностью и одновременно жизненностью, проступающей сквозь мир фантазии. И еще – подобные друг другу своей искусственностью «Мост Искусств» Эжена Грина и «Без Сатаны» Брюно Дюмона, — выделяющиеся из ровного, лирического фона (будь то город или луга), как бледные лики средневековых фресок, затрагивающие, будто скальпелем, струну момента.

Старое: Кинофильмы, как прекрасный мусор, плавающий на поверхности реальности. Выброшенные перед зрителем подводными течениями  – деньги, власть, политика, стереотипы. Их темы — те события, которыми живут их современники, а методы – чаще необходимость, чем причуда. Ставить оценки прошлому и упражняться в играх разума гораздо проще на примере отснятого давно. И точно так же гораздо проще выставлять оценки, отбрасывая минуты, как старье – то слишком, видите ли, медленно, то слишком черно-бело. Однако, как по мне, смотреть и пересматривать старое кино можно бесконечно, каждый раз находя в нем все новые и новые жемчужины. Одной такой за этот год стали фильмы Одзу, выделяющиеся своей человечностью, деликатно обращающиеся с прошлым той Японии, которой больше нет.

Восприятие кино: Текст без читателя, конечно же, возможен. Вот, Уильям Барроуз, например, был весьма рад игрищам с собственными призраками, однако мало кто может порадоваться обилию персонажей в своей голове. Засим – нужны читатели, а вместе с ними пространство – то место, где можно высказать то самое мнение, которым сейчас «обязан» обладать каждый. У вас нет мнения? Чем же вы тогда живете? Один мой знакомый не читает ни газет, ни прочей литературы, – «Зачем? Все это не имеет отношения к реальности.» Однако и репортаж и журналистика анализа, а вместе с ними кинокритика – прекрасная возможность для утверждения плюрализма, разности опыта и впечатлений, возможностей интерпретации, понимания факта во всей его многосторонности и стимул к действию. Да и вообще – иногда просто приятно поговорить с интересными людьми, тем более, если учесть возможность новых форм существования в эпоху глобализма — в нескольких местах одновременно. Смена локации меняет перспективу, а виртуальное пространство Cineticle помогает связать все эти локации в одно – прекрасное своей разнообразностью пространство.

PS: Ценность таких пространств понимаешь, оказавшись в месте, где нужно обходить государственную цензуру и фильтры информации – чтобы хотя бы просто поговорить.

 

 

Артем ПОМАЗАН:

Новое: Бертран Бонелло делает самое короткое движение от новаторства  к классической форме своим фильмом «Аполлонида».  История из дома терпимости напоминает Марселя Пруста.

Старое: Бертрана Блие лучше сперва смотреть, и только через некоторое время читать. «Вальсирующие», написанные после мая ’68, по форме и содержанию значительно более радикальны чем ностальгирующий фильм 1972 года.

Восприятие кино: Любовь к кино неизменно связана с жанром. Всегда остаешься преданным мифологической структуре увиденной в твоем любимом вестерне или нуаре. Часто таким образом определяется твое отношение к просмотренному фильму.

 

 

Олександр ТЕЛЮК:

Новое: Мечту о том, чтобы новое кино было действительно новым, воплотил для меня в последнем году Майкл Робинсон. Оружие Майкла Робинсона – парадокс. Его фильмы озадачивают, но не волнуют, не куражат. Лишь несколько дней спустя после знакомства с ними, ты обнаруживаешь в себе их жало, возвращаешься к ним, словно забыл у них что-то спросить, спрашиваешь – снова не понимаешь. Робинсон проводит визуальное исследование биосферы в форме революционных видео-клипов. Подобно элементарным частицам его короткометражные фильмы обладают незаурядной внутренней мощностью.

На первый взгляд Робинсон решает древне и фундаментальное задания киноавангарда –  развенчивание иллюзионизма. Абсурдный трюизм: что на экране перед нами всего лишь проекция с мертвецами, театр теней, «пещера». Но фильмы, напоминающие об этом, продолжают выполнять критическую или негативную функция авангарда. В самых радикальных формах она присуща, например, Ги Дебору, Энди Уорхолу, Скоту Старку. Позитивная функция авангарда состоит в конструировании новых языков, стилей, техник. Это может быть онтологический подход как у Стена Брекиджа и Натаниеля Дорски или поэтический как у Йонаса Мекаса и Бена Риверса. Молодой Робинсон будет уверено смотреться в любом из этих рядов.

Старое: Так получилось, что ретроспективная программа последнего года у меня подходила под созвездием экспериментальных фильмов и новых волн в Америке и Франции. Весьма неожиданно, что две самых крепких чувственных воспоминаний за этот отрезок времени связаны с именами таких непохожих почти диаметральных фигур как американец Роберт Олдрич и человек мира Питер Хаттон. Олдрич – мастер нуара, начинавший помощником у Ренуара и Чаплина, важный деловой режиссер голливудской системы, Годар даже говорил, что легко может представить его на Уолл-Стрит. Хаттон – последний великий маринист в кино, антрополог-одиночка, поэт, пишущий свои стихи немотой. Разнообразие – черта, за которую невозможно перестать любить кино

Восприятие кино: Разнообразие – черта, из-за которой не понятно, что можно считать кино сегодня? Нужно ли следить за тенденциями сериалов, телерекламой, видео-художниками, вундеркиндами авангарда на Vimeo, каталогами визуальной антропологии, новинками 5D кинотеатров? Год приблизил меня к ответу в сократовском стиле: знаю, что не знаю.

 

 

Алексей ТЮТЬКИН:

Новое: Венсан Дьётр. Ангела Шанелек. Около двадцати фильмов Хон Сан-Су, которые смотрелись ретроспективно, – и после каждого просмотра восхищение умением этого режиссёра интонировать так тонко при скромном арсенале фильмических средств. «Аполлонида» Бертрана Бонелло, «Вне Сатаны» Брюно Дюмона, «Парень с велосипедом» братьев Дарденн – трио фильмов, которые всё ещё тревожат и о которых хочется размышлять. А также «Фауст» Сокурова – фильм, о котором я никогда не напишу и не скажу ни слова.

Старое: Люк Мулле и Жан-Даниэль Полле. Совершенно восхитительные в своей странности короткометражные фильмы Пьера Кулибёфа (Pierre Coulibeuf) – с Пьером Клоссовски и Мариной Абр?мович. Фильмы Ежи Сколимовски 60-х годов – выразительные, хлёсткие, пропитанные густым абсурдом. Три совершенно разные фильма, которые позволили несколько изменить личные представления о границах кинематографа: Уго Сантьяго «Вторжение» (Hugo Santiago Invasion, 1969) – интрига, достойная риветтовских заговоров; «Параллельная дорога» Фердинанда Киттля (Ferdinand Khittl Die Parallelstrasse, 1962) – об интерпретировании со смертельным исходом; «Непримирившиеся, или Где правит насилие, помогает только насилие» Жана-Мари Штрауба (Jean-Marie Straub Nicht vers?hnt oder Es hilft nur Gewalt wo Gewalt herrscht, 1965) – наверное, самая сложная, но кристально-прозрачная киноконструкция, которую мне приходилось видеть.

Восприятие кино: Как за последний год изменилось мое отношение к кино? К кино я по-прежнему отношусь, как к области мышления, – поэтому, наверное, мало что изменилось. Но под влиянием работ Михаила Ямпольского изменилось отношение к кинокритике – я утвердился во мнении, что рассмотрение фильма ближе к области фантазирования, чем к области технического исследования. Окончательно оформилось отношение к оценочности фильмов и построению иерархий – нельзя сказать, что оно определяется как отрицательное, но уж точно не представляющее интереса для размышлений. В несколько более негативном ключе переосмыслена «авторская политика», которая, как любая субъективная сепарация, в принципе не должна претендовать на некое эталонное знание, но последователи этой концепции не всегда могут удержаться от построения ультимативной режиссёрской иерархии.