Вернер Шрётер: Обломки любви (1996)

 

«Обломки любви» (Poussières d’amour – Abfallprodukte der Liebe)

Реж. Вернер Шрётер

Германия, Франция, Великобритания, 1996

 

Мишель де Монтень, адвокат безыскусного («первый набросок при всей его грубости может рассказать куда точнее о намерениях художника, нежели законченное полотно»), равно уважал эскизы, бесплотные линии пока невидимых зданий, и седые руины, итог борьбы вечности с опытом. Обломки, материальные или духовные, – будь то остовы набитых драгоценным грузом кораблей, потерпевших легендарное крушение, либо противные тлену останки святых мощей, либо горделивые развалины древнеармянского храма Звартноц – предпочтительнее как чертежей, так и завершенных, снабженных подписью в углу, произведений, ибо соединяют узлом (пускай это узел памяти и воображения) невинную наготу первых и зрелую пышность вторых. То же справедливо и в отношении «обломков любви», отдохновенных и благостных воспоминаний о чувственных милостях, испытанных в необозримой юности.
Оперное ревю Poussières d’amour — Abfallprodukte der Liebe – документ вокальных проб, максимально далеких от предпремьерной суеты (премьеры вовсе не предвидится, и тренировки здесь граничат с посиделками). Избранный Шрётером формат реалити-шоу – по условиям «игры», ее участники, бонзы подмостков, заперты в старинном аббатстве на два осенних дня, за которые должны разучить номер из классического репертуара (в диапазоне от Пуччини до Альбана Берга) по личному спонтанному запросу режиссера-ведущего – лишается свойственных ему примет вульгарного вуайеризма и грошовой сенсационности, восходя к предельной степени интимизации: каждому из певцов предложено готовиться к заданию в компании близкого человека. Шрётер в некотором роде повторяет структуру «Генеральной репетиции» (сцена-гримерка/закулисье-городской пейзаж), но смягчая репортажные приемы и отвергая дихотомию «артист-одиночка и безликая публика», а главное – заменяя площадное исповедальным. Вот и профессиональный «ленский» Сергей Ларин выделяется не столько прославленным лирическим тенором, сколько проникновенной декламацией поэтического воззвания «С любимыми не расставайтесь!» Александра Кочеткова, которое часто приписывают то Анне Ахматовой, то Марине Цветаевой. Зрители, обугленными спичечными головками черневшие на перфомативных дансингах Пины Бауш, изгнаны из святых стен, и даже интервьюеры – среди них Изабель Юппер – подчиняются зову «обломков» и пробуют горло на Моцарте.

«Обломки любви» кажутся продолжением «Репетиции» лишь в том, пожалуй, смысле, в каком смерть является продолжением жизни, а воздаяние почестей – эхом успехов, принадлежащих давнему прошлому. Невинность и опыт скрепляются здесь благородными усилиями памяти. Узел «Обломков» стягивает собой сырой младенческий азарт шрётеровских шестидесятых («Неуразия», эта демо-версия «Эйки Катаппы», функционально схожа и с любительскими записями спектакля из зрительного зала, и с рабочей съемкой репетиций, необходимой для просмотра труппой с целью анализа отрабатываемых этюдов), твердое владение формой и матерую поступь эстетики («Смерть Марии Малибран», наиболее удачный сплав оперы и кино во всей фильмографии Шрётера) и навыки рефлексии и остранения на фоне кризиса и размышлений о его преодолении («Генеральная репетиция»). Вот те три фильма, три возраста, три (оперных) сезона, данных нам в качестве обломков: отзвуков первых шагов (вспомним, что одна из ранних короткометражек немецкого режиссера была любовным признанием Марии Каллас – ей же посвящены и «Обломки любви»); отголосков маскарада поры расцвета и взросления; пунктиров итоговой черты, прочерченной сторонним взглядом.

 

Дмитрий Буныгин

 

Путеводитель по фильмографии Вернера Шрётера:

 


 

– К оглавлению проекта –