Обаятельное своеобразие классического английского пейзажа, запечатлённое в литературе, захватывает нас с первых же страниц вне зависимости от жанра произведения. Будь то детективная новелла, рассказ о сверхъестественном или автофикшен-трэвелог – читатель мысленно превращается в путешественника, который совершает прогулку по малолюдным местам с такими волнующими сердце каждого англомана названиями: Норфолк, Саффолк, Кембриджшир… Алексей ТЮТЬКИН приглашает присоединиться к его прогулке по типичному английскому пейзажу и узнать, каким его видели такие выдающиеся литературные пилигримы как Марк Фишер и Винфрид Георг Зебальд.
«Вот выглянуло солнышко, и нам как будто нечего бояться». В фильме Игоря Масленникова такую фразу говорит доктору Ватсону оставшийся безымянным почтмейстер Гримпена, невзрачной деревушки в Дартмуре, болотистом краю графства Девоншир. Эта великолепная отсебятина, даже следа которой не отыскать в повести сэра Артура Конана Дойла, точнейшим образом схватывает изменение настроения человека, который зависим от света, пространства, тумана и его отсутствия, ветра и аромата им принесённого. «Свежая прелесть утра стёрла из нашей памяти гнетущее впечатление, которое осталось у нас обоих после первого знакомства с Баскервиль-холлом», пишет под личиной прекраснодушного доктора английский литератор [1]. Чувство рождается пространством, место красит человека. Достаточно выспаться, чисто выбриться, освежиться английским одеколоном, надеть добротный твидовый костюм и грубые ботинки, съесть full breakfast, выпить чаю – и идти на обстоятельную прогулку до самого обеда. Солнце, свежий ветер, болотные травы сделают своё дело: создадут настроение.
Но бывает и наоборот, так как любая связка из двух элементов – человек, место – имеет право на инверсию. Человек красит место: первое знакомство двух приезжих джентльменов с Баскервиль-холлом окрашено мрачностью обстановки, усталостью после долгой тряской дороги и знанием, что в тисовой аллее позади особняка при загадочных обстоятельствах умер его бывший хозяин. В этой паре нет подчинения, хотя и можно думать о том, что место – нейтрально, даже равнодушно; Природа не зла и не добра, она словно бы не замечает Человека, который движется относительно её, как актёр на фоне рир-проекции. Но человек, очутившись в некоем месте, начинает его окрашивать – и в то же самое мгновение место, открываясь разуму и всем чувствам, начинает окрашивать человека; Человек привносит в Природу свои понятия о добре и зле, очеловечивая то, что не просило очеловечивания.
Одной инверсией взаимодействие человека и места объяснить невозможно. Может быть, это их непростые отношения станут более понятными, если привести аналогию. Тертуллиан изложил не менее сложное общение между человеком и демоном [2]: «Демон присутствовал сразу и в вещи, которую наделял зримостью, и в том, кому дозволял её увидеть». Тертуллиановский демон пропитывает человека и место одновременно, находясь и внутри того, что он показывает (место), и внутри того, кто видит (человек). При таком понимании взаимоотношения вопрос «Видит ли человек вещь или место такими, потому что в него вселился демон?» задавать нет нужды.
В таких рассуждениях достаточно легко скатиться в диалектику, начать оценивать накопление влияния места на человека и наоборот, измерять уровни в принципе неизмеримого, надеяться определить место перехода количества в качество; поэтому, не порывая окончательно с тертуллиановской аналогией, проще всего представить демона некоей интенсивностью. Это требуется для того, чтобы оценить в данный конкретный момент, кто или что имеет бóльшую силу окрашивания – человек или место? Интенсивность выступает чем-то вроде оптики, которая для здорового зрения действует искажающим образом; герой Жан-Люка Годара в короткометражке Аньес Варда «Новобрачные с моста МакДоналд, или (Не доверяйте чёрным очкам)» (Les fiancés du pont Mac Donald ou (Méfiez-vous des lunettes noires), 1961) надевает чёрные очки и начинает всё видеть в мрачном свете; если представить себе, что чёрные очки нематериальны и являются чем-то вроде «экрана» между миром и сознанием, то роль интенсивности будет понята несколько полней.
Кадр из фильма Томаса Хоникеля «Зебальд. Места»
«Экран» этот – чёрный, белый, цветной или даже прозрачный, но он всегда искажает. Пример интенсивности привёл Марк Фишер, когда написал об Иэне Кёртисе из Joy Division: «Человек в депрессии чувствует себя отгороженным от мира, так что его застывшая внутренняя жизнь – или внутренняя смерть – застилает собой всё; вместе с тем он чувствует себя опустошённым, выскобленным, полой оболочкой: в нём нет ничего, кроме внутреннего мира, но и внутри пустота» [3]. (Нелишне напомнить, что и у Кёртиса, и у Фишера депрессия завершилась самоубийством.) Это случай, когда интенсивность выключает человека из места, «застилает собой всё», но, если кажется, что место исчезает, то это не так: человек взглядом из своего внутреннего мира «выкрасил» внешнее настолько густым слоем, что уже невозможно отыскать черту, разграничивающую человека и место.
В идеальной паре всегда три элемента: человек, место, интенсивность. Из фишеровского примера может снова народиться впечатление, что именно человек красит место, что его интенсивность – взгляд, настроение, мироощущение – вылепливает мир соответствующим образом. Чтобы несколько нарушить такое впечатление, которое основано на старинном принципе епископа Беркли, следует обратиться к одному из нескольких пеших путешествий по East Anglia – региону Великобритании, который состоит из графств Норфолк, Саффолк и Кембриджшир и входит в собственно Восточную Англию (East England). Путешествия эти чаще всего будут совершаться по побережью Северного моря, но изредка – скорее волей обстоятельств – будут углубляться в сердце Восточной Англии.
Из гостиницы выходит высокий осанистый джентльмен – профессор из Кембриджа. На нём костюм и кепка из плотной шерсти, высокие до колен гетры, крепкие туфли; через плечо висит кожаная сумка с провизией, в руке – узловатая трость. Он уверенным шагом совершает долгую прогулку по берегу моря с остановками в дюнах и на старинном кладбище. Профессор Паркин весьма респектабельный, хоть и слегка эксцентричный, что кембриджским профессорам не просто дозволяется, но и рекомендовано. Он вдыхает запах морской соли и поросших высокой травой саффолкских дюн. Он один, даже можно утверждать, что он одинок, но в то же время он, приехавший на отдых с чемоданом книг, с большим аппетитом поглощающий гостиничные завтраки, сидящий в дюнах и чистящий яблоко перочинным ножиком, напевающий себе под нос – он беззастенчиво, даже бесстыдным образом счастлив.
Кадр из фильма Джонатана Миллера «Ты свистни – тебя не заставлю я ждать…»
Джонатан Миллер, адаптировавший для британского телевидения рассказ М. Р. Джеймса «Ты свистни – тебя не заставлю я ждать…» (Whistle and I’ll Come to You, 1968), в своей версии этой истории о привидении оставил от первоисточника немногое (так в кинематографе случается сплошь и рядом), но при этом снял нечто оригинальное и цельное, соответствующее не букве, но духу ректора Королевского колледжа. Паркинс из рассказа Монтегю Родса Джеймса в фильме Миллера не просто теряет одну литеру из своей фамилии, он становится другим человеком. Джеймс так характеризует Паркинса: «Профессор был молод, аккуратен и точен в словах. <…> Чем-то он напоминал старушенцию, какую-то квочку, начисто (увы!) лишённую чувства юмора, но стойкость и верность своим убеждениям делали его человеком, заслуживающим глубочайшего уважения» [4]. Паркин в фильме Миллера – человек пожилой (сыгравшему профессора сэру Майклу Хордерну в 1968 году исполнилось 57 лет), с чувством юмора, рождающим парадоксы (его инверсированная гамлетовская реплика дорогого стоит! [5]). И совершенно равнодушный к гольфу – в мире М. Р. Джеймса это обстоятельство просто кощунственно.
Бóльшая часть миллеровской версии рассказа Джеймса зрителя, который настроился посмотреть на то, как привидение преследует человека, может удивить, а то и разочаровать: режиссёр настойчиво и подробно показывает какие-то, казалось бы, ненужные бытовые обстоятельства и действия. Вот сноровисто застилают постель, вот долго едет такси со станции к гостинице, вот профессор Паркин с толком и расстановкой – не забывая о подёргивании тела, тике лица и возгласах различной степени членораздельности – занимает свою комнату, раскладывает книги, умывается. Далее будет показ трёх или четырёх гостиничных завтраков и ужинов – и так далее. Конечно же, всё это не просто нужно для фильма, а необходимо для показа мира и людей, в нём действующих. Это мир вагона-ресторана бельгийского поезда, о котором писал Ролан Барт, – мир, по Барту, «телесной убеждённости» [6]. Всё выглядит таким обстоятельным, потому что прожито с чувством убеждённости, служения логике и беззаветной веры в здравый смысл. Именно поэтому вторжение в жизнь профессора Паркина внеположной ему интенсивности разрушает его до основания. В конце своего рассказа М. Р. Джеймс пишет: «Да и нервы у него [Паркинса] не те: он не может спокойно смотреть на висящий у двери стихарь, а уж коли зимним вечером увидит на поле пугало, это будет стоить ему не одной бессонной ночи» [7], но думается, что уж если у молодого профессора Паркинса всего лишь пошаливают нервы, то с уверенностью можно заявить, что для пожилого профессора Паркина встреча с привидением стоила ясности ума.
Кадр из фильма «Монтегю Родс Джеймс. Призрачный писатель» Джона Даса
Из гостиницы выходит высокий осанистый джентльмен – часовщик из Лондона. На нём пальто, брюки и кепка из плотной шерсти, крепкие туфли; через плечо висит кожаная сумка, но в руке – не узловатая трость, как у профессора Паркина, а лопата. Мистер Пакстон – не университетский работник, но в обстоятельности ему не откажешь; однако, если профессор Паркин приехал насладиться восточным побережьем Англии, мистера Пакстона подстёгивает мечта – отыскать зарытую древнюю корону, которая оберегает это место от внешних вторжений. Вдохновлённый адаптацией Миллера, британский режиссёр Лоуренс Гордон Кларк затеял на BBC One серию из восьми короткометражных фильмов «Рождественские истории о привидениях» (A Ghost Story for Christmas) [8], во втором из которых – «В назидание любопытным» – показана история преследования человека призраком.
Лоуренс Гордон Кларк, как и Джонатан Миллер тремя годами ранее, весьма вольно обращается с первоисточником; прежде всего, режиссёр избавляется от «телескопичности» истории: у Джеймса её начинает рассказывать автор, но оказывается, что это история рассказана ему другом, который приехал на восточное побережье поиграть в гольф; она наслаивается на историю самого курганокопателя Пакстона. Гольф непозволительным образом из фильма исчез [9], второй рассказчик и его друг-гольфист слились воедино в лице доктора Блэка, который приезжает на побережье насладиться одиночеством и живописью. «Очень здравомыслящий молодой человек» [10] Пакстон из рассказа Джеймса превратился в крепкого, сыгранного Питером Воном археолога-любителя средних лет (английскому актёру в 1971 году исполнилось 48 лет; и Кларку, и Миллеру понадобилось так «состарить» своих персонажей, чтобы стало ясно: в таком возрасте иллюзий уже не питают).
Кадры из фильмов Джонатана Миллера «Ты свистни – тебя не заставлю я ждать…» и Лоуренса Гордона Кларка «В назидание любопытным»
Эти две адаптации без обиняков и экивоков демонстрируют, как место красит человека – буквальным образом. Интенсивность человека, его настроение, мысли, его радость или просто нейтральное состояние духа стираются интенсивностью места, которое в виде призрака нападает и преследует. Древний свисток и легендарная корона суть то, что Реза Негарестани называл «неорганическим демоном» [11]: не погружаясь в восхитительно-запутанный текст «Циклонопедии», следует отметить, что находка («эксгумация» по Негарестани) такого предмета и даже минимальный с ним контакт (по Негарестани «бесшумный захват, который обычно сопровождается согласием с человеческой стороны, осознанным или неосознанным») ведут к необратимым последствиям – разрушению личности, безумию и даже смерти. Кларк в концовке своего фильма показывает, что неорганический демон «заражает» даже того, кто просто оказался рядом: призрак Эйгера, расправившийся с Пакстоном, преследует и доктора Блэка. Неорганический демон может излучать мощнейшую интенсивность, – привидение, которое начинает своё преследование – и это тот «экран», который отсекает человека от самого себя и своей жизни.
Но всё же и человек красит место. М. Р. Джеймс находил в Саффолке нечто такое, что уже заранее подготавливало плодотворную почву для рассказа о привидениях – нечто хонтологическое. «Крысы», ещё одна история о призраке, использующем постельное бельё для появления в материальном мире [12], начинается с географической привязки, настолько точной, насколько и неоднозначной: «Это случилось в Саффолке, недалеко от побережья». В рассказах «Ты свистни – тебя не заставлю я ждать…» и «В назидание любопытным» реальные топонимы скрыты под «псевдонимами»: так, профессор Паркинс едет на восточное побережье («В Бёрнстоу, вы, наверное, знаете это место») [13]; там же происходит трагическое действие второго рассказа («На восточном побережье есть небольшой городок, который носит имя Сибург»). В 2007 году доктор Марк Фишер, преподаватель Голдсмитс-Колледжа в Лондоне, живший и почивший в Филикстоу (графство Саффолк) отправляется на поиски локаций, в которых были сняты фильмы «Ты свистни – тебя не заставлю я ждать…» и «В назидание любопытным». В самом начале своего текста Фишер расшифровывает «псевдонимы» топонимов: Burnstow – это «слегка замаскированный» Филикстоу, а Seaburgh – Олдборо [14]. Знаток саффолкской хонтологии, отыскав локации съёмок двух экранизаций М. Р. Джеймса, делает парадоксальное открытие: места Саффолка снимались в соседнем Норфолке. Бёрнстоу снимался на норфолкских пляжах Уоксхема (Waxham) и немного в саффолском Данвиче; Сибург – в Холкхеме, Хейзборо и Уэллсе-у-моря (Holkham, Happisburgh, Wells-next-the-Sea). Имя места не должно сбивать, так как песок, галька, море и призраки неизменны, хоть на побережье Бёрнстоу зимой 1904 года, хоть на пляже Данвича осенью 1960-го.
Кадр из фильма Лоуренса Гордона Кларка «В назидание любопытным». Питер Вон, сыгравший Пакстона, стоит перед церковью св. Марии в Хейзборо, Норфолк
Путешествие Марка Фишера, совершённое весной 2007 года, и текст, написанный на его основе и богато иллюстрированный фотографиями и картами, не может не напомнить о другом длительном путешествии по Саффолку, в котором пешеход посещает и Олдборо, и Данвич, и Филикстоу, совершая английское паломничество. Как и М. Р. Джеймс, и Марк Фишер, В. Г. Зебальд был тесно связан с высшей школой, преподавая немецкую литературу в University of East Anglia, Норвич, графство Норфолк. Роман «Кольца Сатурна. Английское паломничество» в первых своих строках предъявляет, какого рода интенсивность будет в нём превалировать: «В августе 1992 года, когда спáла летняя жара, я отправился в пешее путешествие по графству Саффолк, надеясь избавиться от охватившего меня (после окончания довольно большой работы) чувства пустоты. Эта надежда в какой-то степени осуществилась, целыми днями я шагал вдоль берега моря мимо почти безлюдных селений, испытывая странное чувство раскрепощённости» [15].
Человек красит место. Саффолк Зебальда не менее хонтологичен, чем в текстах М. Р. Джеймса и Марка Фишера: немецкоязычный писатель подробно – в некоторых эпизодах нарочито подробно – описывает историю упадка и разрушения. И книга, и места Саффолка становятся объектами обширного культа: «Кольца Сатурна» подвергаются литературоведческому анализу в диссертациях и статьях; побережье Восточной Англии посещают пилигримы, идущие маршрутом писателя [16], Барбара Хуэй создаёт интерактивную карту паломничества [17], а Рик Муди – огромнейшую карту всего романа, с его многочисленными меандрами нарратива [18]; в 2007 году Томас Хоникель снимает два документальных фильма – «В. Г. Зебальд. Иммигрант» (W. G. Sebald. Der Ausgewanderte), посвящённый жизни и творчеству Макса (так Винфрида Георга звали друзья; это имя выбито и на надгробной плите) и «Зебальд. Места» (Sebald. Orte) [19], в котором запечатлены локации из книг Зебальда, в том числе и из «Колец Сатурна»; Грант Джи, стилизуя визуальную сторону своего фильма «Терпение (по Зебальду)» (Patience (After Sebald), 2012) [20] под зернистые фотографии из «Колец Сатурна», проходит весь путь английского паломничества.
Кадр из фильма Гранта Джи «Терпение (по Зебальду)». Вид интерактивной карты паломничества Зебальда
При всём этом значительном корпусе сопутствующих книге материалов, в нём трудно отыскать интенсивность, которая красит Саффолк Зебальда – меланхолию, которая не выступает как фон, а становится экраном. Писатель разворачивает свою книгу, как штуку шёлка; его литературную стратегию, которая базируется на географии, истории и производстве субъективности, можно назвать «аннотированная Шахерезада»: имея жёсткий стержень книги, а именно географическое путешествие (так поступают и в роуд-муви – движутся из пункта А в пункт Б, а сам фильм случается во время этого передвижения), этот писатель, великолепный рассказчик, с лёгкостью позволяет себе отступления – о людях, городах, домах, книгах, идеях и прочем. Взгляд рассказчика, который задерживается на какой-нибудь вещи или месте, запускает мыслительный процесс аннотирования в том смысле, о котором писал Уильям Гибсон [21]. Собственно говоря, карта Муди – это карта аннотаций, наклеенных Зебальдом на всё увиденное и помысленное.
Кинематограф слабо владеет свойством аннотирования, так как показывает и реальность, и наклеенный на неё ярлык-аннотацию в одном кадре; требуются дополнительные средства, чтобы отделить «аннотации» изображения и само изображение. Такая стратегия в литературе выглядит довольно простой в исполнении, можно привести яркий тому пример: достаточно увидеть на водяном насосе число «1770», чтобы написать несколько абзацев о Фридрихе Гёльдерлине, который родился в этот год. Но эта простота мнима, так как нужно иметь огромное пространство неких мысленных объектов, которые станут «аннотациями» в романе, будучи извлечены во время путешествия; нужно иметь множество виртуальных аннотаций, – о шёлке, святом Зебольте, сельди, немецких иммигрантах, Томасе Брауне, ковровых бомбардировках, Рембрандте и так далее в таком же духе – чтобы актуализировать их, запустив процесс письма после увиденного числа на водяном насосе. Читателю, дабы попытаться схватить все романные аннотации, нужно иметь не просто терпение, как в названии фильма Гранта Джи, но и умение сложить пасьянс (ещё одно значение слова patience) из предложенных ему историй-«аннотаций».
Кадр из фильма Гранта Джи «Терпение (по Зебальду)»
Важнейшее значение в романе имеет упомянутая выше интенсивность Зебальда, меланхолическая окраска, которая совершенно разнородные явления окрашивает в единый серый цвет пыли и праха. Это интенсивность, перенесенная в текст, запылённый экран, сквозь который увиден Саффолк. Марк Фишер дважды упрекнёт Зебальда за то, что он описывает в «Кольцах Сатурна» не тот Саффолк, который завораживает его: кратко в «Нескольких заметках о хонтологии Саффолка» [22] и развёрнуто в статье «Постмодернистский антиквариат: “Терпение (по Зебальду)”» [23]. Кроме разочарования и скептицизма, в его заметках прослеживается ревность из-за того, что интенсивность Зебальда, его серый экран, стали популярны больше («Но возможно, проблема как раз в том, что Зебальд недостаточно повинен в антропопатизме [наделении предметов и явлений реального или вымышленного мира свойствами психики человека], вместо этого он окрасил пейзаж собственными страстями (курсив мой – АТ), как Томас Харди сделал с Уэссексом, сестры Бронте с Йоркширом, и не так давно музыкант Ричард Скелтон поступил так с болотами Ланкашира <…>»), чем интенсивность Фишера, увиденный через чёрный экран Саффолк которого похож на Зону из «Сталкера» Тарковского.
Поэтому так непривычно выглядят места из рассказов М. Р. Джеймса, романа Зебальда и текстов Фишера, когда их проходит высокий осанистый джентльмен – это Джон Роджерс, ютьюб-путешественник по Англии [24]. Данвич, почти съеденный за восемь веков морем, хонтологические достопримечательности Саффолка, загадочное побережье Филикстоу и огромный контейнерный порт, выглядят совсем по-другому, когда их снимают на айфон. Никакой «мрачности и величественности», как у Джеймса, никакой таинственности. Северное море невнятно мурлычет, небо глубокого синего цвета. Вот из-за тучи выглянуло солнце. Путешественник смотрит на небо и море. Он счастлив, что призраки Джеймса, Зебальда и Фишера не мешают его путешествию. Он красит место своим восхищённым взглядом – и место красит его соответственно.
Примечания:
[1] Собака Баскервилей. Перевод с англ. Натальи Волжиной. В кн.: Дойл А. К. Записки о Шерлоке Холмсе: Рассказы и повесть. – Москва: Детская литература, 1979. – С. 517. [Назад]
[2] Лапицкий В. После-словия. – Санкт-Петербург: ООО «Издательство «Пальмира», 2016. – С. 202. [Назад]
[3] Фишер М. Призраки моей жизни. Тексты о депрессии, хонтологии и утраченном будущем. Перевод с англ. Марии Ермаковой. – Москва: Новое литературное обозрение, 2021. – С. 67. [Назад]
[4] «Ты свистни – тебя не заставлю я ждать…». Перевод с англ. Виталия Волковского. В кн. Джеймс М. Плачущий колодец. Авторский сборник. Составитель: А. Лактионов. – Москва: АСТ, Санкт-Петербург: Terra Fantastica (Классика литературы ужасов), 2001. – С. 103, 106. [Назад]
[5] Шекспировский Гамлет: “There are more things on heaven and earth, Horatio, than are dreamt of in your philosophy.” (в переводе Бориса Пастернака: «Гораций, много в мире есть того, // Что вашей философии не снилось».) Миллеровский профессор Паркин: “There are more things in philosophy than are dreamt of in heaven and earth.” («Много в философии есть того, что и не снилось Небу и Земле»). Слова профессора вполне можно предъявлять спекулятивной философии хоть в виде упрёка, хоть в виде обвинения. [Назад]
[6] Барт Р. Ролан Барт о Ролане Барте. Перевод с фр. Сергея Зенкина. – Москва: ООО «Ад Маргинем Пресс», 2014. С. 175-176: «Сам он неспособен стать убедительным, зато чужая убеждённость завораживает его, как раз и являясь в его глазах театральным эффектом. От актёра он требует показывать телесную убеждённость, а не правдивую страсть. Вот, быть может, лучшая театральная сцена, какую он видел: в вагоне-ресторане бельгийского поезда за столиком в углу устроились какие-то люди в форме (таможенники, полицейские); с таким аппетитом, так комфортабельно и толково они кушали (выбирая подходящие приправы, куски, столовые приборы, мгновенно определяя, что бифштекс будет лучше, чем холодная и безвкусная курица), так точно соответствовали еде своими манерами (аккуратно очищали рыбу от сомнительного яичного соуса, постукивали по баночке йогурта, чтобы приподнять её крышку, соскребали, а не срезáли кожуру с сыра, ножик для фруктов держали как скальпель), – что рухнул весь ресторанный сервис в вагоне Кука; они ели то же, что и мы, но это было как бы другое меню. То есть все в вагоне стало другим благодаря одной лишь их убеждённости (когда тело соотносится не со страстью или душой, а с наслаждением)». [Назад]
Кадр из фильма Джонатана Миллера «Ты свистни – тебя не заставлю я ждать…»
[7] «Ты свистни – тебя не заставлю я ждать…». Перевод с англ. Виталия Волковского. В кн. Джеймс М. Плачущий колодец. Авторский сборник. Составитель: А. Лактионов. – Москва: АСТ, Санкт-Петербург: Terra Fantastica (Классика литературы ужасов), 2001. – С. 126. [Назад]
[8] Пять из которых – экранизации Лоуренсом Гордоном Кларком рассказов М. Р. Джеймса («Алтарь Барчестерского собора» (The Stalls of Barchester, 1971), «В назидание любопытным» (A Warning to the Curious, 1972), «Похищенные сердца» (Lost Hearts, 1973), «Сокровище аббата Томаса» (The Treasure of Abbot Thomas, 1974), «Ясень» (The Ash Tree, 1975)). Серия фильмов «Рождественские истории о привидениях» возобновилась в 2004 году и продолжается и по сегодняшний день; из десяти снятых фильмов семь являются экранизациями рассказов М. Р. Джеймса. [Назад]
[9] Гольф упоминается 26 раз в авторском сборнике «Плачущий колодец» (Составитель: А. Лактионов. – Москва: АСТ, Санкт-Петербург: Terra Fantastica (Классика литературы ужасов), 2001), в который вошли переводы всех рассказов из оригинальных сборников Ghost Stories of an Antiquary (1904), More Ghost Stories of an Antiquary (1911), A Thin Ghost and Others (1919), A Warning to the Curious and Other Ghost Stories (1925) (в «Плачущем колодце» они расположены в том же порядке, который присутствует в перечисленных изданиях), а также рассказы, не вошедшие в сборники. В рассказе «Меццо-тинто» есть весьма выразительный пассаж, тесно связывающий университетскую жизнь и гольф: «Поскольку уже стемнело, мистер Уильямс зажёг свечи, заварил чай и угостил друга, с которым перед этим играл в гольф (по моему убеждению, руководители университета, о котором я пишу, в свободное время предаются именно этому занятию). Попивая чай, друзья вели разговор, содержание которого любому знатоку гольфа понятно без лишних слов, тогда как утомлять его пересказом тех, кто в гольф не играет, автору не позволяет совесть». [Назад]
[10] В назидание любопытным. Перевод с англ. Александра Сергеева. В кн. Джеймс М. Плачущий колодец. Авторский сборник. Составитель: А. Лактионов. – Москва: АСТ, Санкт-Петербург: Terra Fantastica (Классика литературы ужасов), 2001. – С. 126. [Назад]
[11] Негарестани Р. Циклонопедия: соучастие с анонимными материалами. Перевод с англ. Полины Хановой под редакцией Йоэля Регева. – Москва: Носорог, 2019. – 272 с. С. 229-231: «Для дешёвых хорроров, архаической научной фантастики и тёмных аспектов фольклора характерна общая увлечённость мотивом эксгумации или конфронтации с древним супероружием, категоризируемым как Неорганические Демоны или ксенолитические артефакты. Эти реликвии или артефакты обычно изображаются в форме объектов, сделанных из неорганических материалов (камня, металла, костей, душ, праха и т.п.). Они автономны, разумны и независимы от человеческой воли, их существование характеризуется статусом забытости, незапамятного сна и их провокационным изяществом форм <…> Люди-носители избавляются от неорганических демонов не путем захоронения, а путём возвращения их в потенциальное логово». [Назад]
[12] Забавно, что в двух «саффолкских» рассказах М. Р. Джеймса («Крысы» и «Ты свистни – тебя не заставлю я ждать…») привидениям для манифестации своего присутствия требуется постельное бельё: мгновенно вспоминается «привидение с мотором», которое также использует простыню взамен, вероятно, савана. Ещё более забавно, что анимационный Карлсон, говорящий «Спокойствие, только спокойствие! Сейчас я вас настигну, вот тогда и похохочем!» выражает саму идею привидений из рассказов М. Р. Джеймса – желание настигнуть (to haunt). Правда, настигнутый меньше всего склонен к веселью; если рассматривать слова Карлсона серьёзно, то это веселье – веселье именно привидения, охотничья радость, упоение от загона добычи. [Назад]
[13] В рассказе «Трактат Миддот» город поименован как Burnstow-on-Sea; увы, Александр Сергеев вводит читателя в заблуждение, придумывая вместо джеймсовского «Бёрнстоу-на-море» какое-то уж совершенно хармсовское «Бамстоу» («Сибург», вероятней всего, по аналогии с Олдборо (Aldeburgh), нужно было передать как «Сиборо»); этот же переводчик также неудачно перевёл джеймсовское название The Tractate Middoth как «Трактат Миддуфа» (конечно же, никакого Миддуфа не существует, а трактат Миддот, посвящённый описанию внутреннего устройства Иерусалимского храма – реально существующая книга). Трактат Миддуфа. Перевод с англ. Александра Сергеева. В кн. Джеймс М. Плачущий колодец. Авторский сборник. Составитель: А. Лактионов. – Москва: АСТ, Санкт-Петербург: Terra Fantastica (Классика литературы ужасов), 2001. – С. 173-193. Впрочем, переводчик Виталий Волковский вообще превратил Паркинса из профессора онтографии (Professor of Ontography) в профессора онтологии… [Назад]
Алек Гаррард возле созданной им модели Иерусалимского Храма. Кадр из фильма Томаса Хоникеля «Зебальд. Места»
[14] “In the stories, James, a regular visitor to Suffolk, used thin ciphers for two Suffolk places. ‘Whistle and I’ll Come to You’ is set in Burnstow, a transparent disguise for Felixstowe, then best known as a seaside resort, now renowned as the site of the largest container port in Britain. ‘A Warning to the Curious’ takes place in the town of Seaburgh, whose name is an easily cracked code for Aldeburgh (in the original manuscript of the story, James in fact wrote ‘Aldeburgh’ at one point, before striking out the ‘Alde’ and replacing it with ‘Sea’). Any visitor to Felixstowe will recognise James’ description of the old part of the town in ‘Whistle and I’ll Come to You’”. Fisher M. ‘BLEAK AND SOLEMN…’ Запись в блоге k-punk от 15 апреля 2007 года [Назад]
[15] Зебальд В. Г. Кольца Сатурна. Английское паломничество. Перевод с нем. Эллы Венгеровой. – Москва: Новое издательство, 2016. – С. 9. [Назад]
[16] Например, путешествие в трёх частях – Elizabeth Kiem. Saturn in Suffolk. A Sebald pilgrimage: Day one: Lowestoft; Day two: Lowestoft to Yoxford; Day three: Dunwich to Aldeburgh [Назад]
[17] Barbara’s Hui’s litmap with booking.com [Назад]
[18] Rick Moody: Saturn’s Moons Meander Map [Назад]
[19] Thomas Honickel. Sebald. Orte (2007); Thomas Honickel. W. G. Sebald. Der Ausgewanderte (2007) [Назад]
[20] Grant Gee. Patience (After Sebald) (2012) [Назад]
[21] Гибсон У. Страна призраков. Перевод с англ. Юлии Моисеенко. – Москва: АСТ: АСТ МОСКВА ХРАНИТЕЛЬ, 2007. С. 131: «– Здесь художница Бет Баркер, у неё квартира. Приходи посмотреть квартиру, обстановку. Это аннотированная обстановка, ты в курсе?
– Как – аннотированная?
– В гиперпространстве к каждой вещи прилагаться описание Бет Баркер, рассказ про этот предмет. На один простой стакан воды – двенадцать ярлыков.
Холлис бросила взгляд на белую орхидею, что цвела на высоком кофейном столике, и вообразила её обклеенной виртуальными карточками». [Назад]
[22] “Oddly, almost nothing of the Suffolk that fascinates me features in Sebald’s Rings of Saturn, a book venerated by many people I admire, but which did very little for me; I dream of one day producing a pulp modernist riposte to Sebald’s mittel-brow text.” Fisher M. SUFFOLK HAUNTOLOGY (SOME PROVISIONAL NOTES). Запись в блоге k-punk от 16 июня 2007 года [Назад]
[23] Фишер М. Призраки моей жизни. Тексты о депрессии, хонтологии и утраченном будущем. Перевод с англ. Марии Ермаковой. – Москва: Новое литературное обозрение, 2021. – С. 216-217: «Читая “Кольца Сатурна”, я надеялся, что роман будет исследовать эти таинственные, нуминозные места. Но обнаружил другое: книгу, которая, по крайней мере на мой взгляд, тащится сквозь Саффолк, особо не вглядываясь в пейзажи; посредственный мизерабилизм, банальное презрение, с высоты которого автор окрестил человеческие поселения ветхими, а незаселенные пространства – гнетущими. Пейзаж в “Кольцах Сатурна” выполняет функцию прозрачной метафоры, каждая локация для автора – лишь повод пуститься в литературные рассуждения, меньше похожие на путевой очерк, чем на поток сознания библиотекаря. Вместо того чтобы обратиться к традиции литературных произведений о Саффолке (Генри Джеймс исследовал графство пешком; его тёзка М. Р. Джеймс выбрал его местом действия для двух из самых атмосферных своих рассказов о привидениях), Зебальд тянется к Борхесу и ему подобным. Мой скептицизм усугублялся торжественным культом, который возник вокруг Зебальда подозрительно быстро и готов был рьяно восторгаться его мастерством построения фраз». [Назад]
[24] Rogers J. Incredible Felixstowe Walk to the River Orwell: a Suffolk Hauntology (4K); Rogers J. Sebald’s Rings of Saturn Walk Southwold to Dunwich (4K); Rogers J. The Isle of Secrets — Orford Ness (4K); Rogers J. East End Walk following W.G Sebald’s Austerlitz (4K) [Назад]
Алексей Тютькин