Славные мужи из тех средневековых схоластов, кто пробовал считать ангелов на кончике иглы, а после спорил об их количестве, были отцами математики самого абстрактного извода. Напротив, тех, кто уже в наше время занимается подсчётом призраков, можно назвать самыми конкретно и трезво мыслящими людьми. Александр БЕЛЯЕВ открывает перед нами частный каталог своих призраков – такой есть у каждого, – пестрящий отсылками к Венеции и Японии, стихам Кружкова и Веденяпина, а также десятку фильмов различной степени призрачности.
– Призрачно всё в этом мире бушующем, – вспомнилась мне строчка из весьма нелюбимой песни во время одного недавнего зум-разговора с моим другом физиком-математиком Мишей Казановичем.
– Ты знаешь, с точки зрения физики, в общем-то, всё так и есть, – парировал он.
Речь о призраках зашла случайно: я сказал ему, мол, пытаюсь неожиданно для себя что-то такое о них написать. Мишина реакция меня приободрила. На тот момент у меня уже был некий набросок текста, текст-призрак, скорее список всего, что мне пришло на ум, в свободном порядке. Кроме этого – не бог весть какая оригинальная и тонкая, скорее инерционная игра слов, метафора: призраки – тема сама по себе призрачная. Но разве другие темы менее призрачные? Стало быть, на уровне темы (объекта, предмета рассмотрения) призраки ничем не лучше и не хуже всего прочего, например, японской истории, французской философии. Дальнейший ход мысли вполне банален и предсказуем: всякое рассуждение призрачно в том метафорическом смысле, в котором о призраках пишет Сейс Нотебоом в своей книжке о Венеции. Призраки прошлого, время и история как нечто представленное памятниками и артефактами (экспонатами, кладбищами, прочими «следами»), призрачное присутствие времени (время как призрачное присутствие), многослойный исторический пирог, тóлпы великих умерших, и ты сам в этом ландшафте, а также всё, что ты имеешь об этом сказать и написать, приобретает (особенно в Венеции) высший статус призрака. Цитата, разумеется, неточная, скорее нечто навеянное книгой. Так мы возвращаемся к исходному тезису: призрачно всё. Но это же неинтересно, что дальше? Упершись в это «всё», обозначив этот предел, можно теперь перейти непосредственно к исчислению (призрачному, т.е. неполному) привидений, фантомов и проч.
Чтобы не делать двойной работы, я всё же приведу здесь мой список, о котором уже упомянул. Этот текст призрачен в том смысле, что он так и не оброс плотью и пояснительной словесной обёрткой, каковые полагается носить тексту из соображений приличия, вежливости, доходчивости и внятности. Но поскольку тема сама по себе неприличная (кто сейчас в приличном обществе станет говорить о призраках? Или архаичный эпатирующий тип, или пациент Кащенко), оставляю как есть, в призрачном состоянии.
Кадр из фильма Айвана Райтмана «Охотники за привидениями»
– Глянул в стороны – гроб с покойничком летает над крестами, а вдоль дороги – мёртвые с косами стоять. И тишина!..
– Брехня…
«Неуловимые мстители»
Даже если специально не задумываться, оказывается, что их довольно много. Я вспоминаю и записываю по мере припоминания: «Привидение в Инженерном замке» (помню детскую книжку с картинками), милое мультяшное привидение по имени Каспер, «Охотники за привидениями» (мультсериал по воскресеньям), Кентерберийское привидение… затем японский «Призрак в доспехах» (сначала аниме, потом кино с Йоханссон, Китано и Жюльет Бинош)… кто ещё? Пока что получается, что привидения – за редким исключением – это что-то британское, или же мультипликационно-американское. Не удивительно: «тень отца Гамлета» в советском дискурсе стала именем нарицательным.
Между делом: несомненно, одно из лучших отечественных привидений – это наш родной житель Стокгольма Карлсон, обрядившийся в простыню и гоняющий жуликов по крышам.
Картина всё международнее: Россия, Британия, Америка, Япония, Швеция. Но поневоле получается, что бóльшая часть примеров пока что окрашена миром детства. Американские традиции справлять «Хэллоуин» и присущие этому делу призраки, привидения и прочая нечисть. «Trick or Treat». Если же перейти к кино, к взрослому кино…
«Пёс-призрак, пусть самурая» Джармуша. Фильм «Гоуст» (Призрак? Привидение?) с Патриком Суэйзи, который легендарен, но я его так и не смотрел. Привидения/призраки в японском хорроре «Звонок» (тоже не смотрел, или не помню… вроде бы, там звонит телефон, а потом из телевизора вылезает патлатая японская тётка)… Снова Джармуш: призрак Короля рок-н-ролла в «Таинственном поезде». Опять японщина, опять голливуд, развлекательное кино. Ну а как иначе? Конечно же, развлекательное.
Кадр из фильма Хидэо Наката «Звонок»
Японские ёкаи и квайданы, о которых, без сомнений, обязан говорить всякий японовед и ориенталист, тоже в своё время были частью японской средневековой развлекухи. Признаться, эта тема меня никогда не волновала и не интересовала. Причём настолько, что чуть ли не до отвращения и отторжения. Примерно как детективы и любовные романы в литературе (то есть это то, что к Настоящей Литературе отношения как бы не имеет, а режим «снобизм-фри» без нужды не включается). Сказать дежурные слова о том, что вся эта чертовщина расцветает в эпоху Эдо (вместе с Басё, Ихара Сайкаку, Хокусаем и пр. примерами городской – эдосской – так называемой «низовой» культуры?) – можно, и, наверное, даже нужно, но что дальше? Я не могу говорить о том, к чему не испытываю интереса, даже призрачного, не говоря уж о страсти. Всякая чертовщина в «настоящей» литературе у нас приживается слабо: кроме Гоголя и Булгакова (у которых, как раз, мне это всё нравится) особо никто на память не приходит. Слишком быстро всё скатывается к плебейскому уровню «Ночного дозора». Даже «Альтист Данилов» – не моя чашка чая, I beg your pardon. И тем не менее есть один пример, мимо которого я не могу пройти.
Деррида в фильме «Ghost Dance» Кена Макмаллена. Я специально пересмотрел эпизод с ним только что. Мне очень нравится этот пассаж (как и вообще Деррида во все почти своих проявлениях, в том числе, кино-), в нём сразу – весь узел, весь иероглиф тем, проблем и рассмотрений, которые тут возникают и напрашиваются. О телефонии, связи через все эти сети и прочие средства коммуникации, помимо Деррида, кстати, тут же параллельно вспомнилось:
A если заскучаешь, позвони.
Пусть дрогнут кольца маленькой змеи
И разожмутся. Со второй попытки
Пространства плач послышится в трубе,
И вот – мой голос явится к тебе,
Как гость ночной к доверчивой спиритке.
Не прекословь ему, закрой глаза.
То, что ты слышишь, чистая слеза,
Родившаяся в кубе перегонном.
Се эликсир, ему же имя дух;
А телефон отцеживает мух
И связывает слух с другим эоном.
Так слышно хорошо и далеко,
Что не понять, с каких ты облаков
Звучишь, и сам я – из какой котельной.
Но если потихоньку закурю,
Ты догадаешься: я в том краю,
Где воздух и огонь живут отдельно.
(Григорий Кружков)
Кадр из фильма Скотта Дерриксона «Чёрный телефон»
И далее, тем же, что примечательно, размером, призрачную эстафету моей ассоциативной памяти подхватывает Дмитрий Веденяпин:
Слова стоят, как стулья на песке.
В просветах между ними видно море,
И тишина висит на волоске
На волосок от гибели, в зазоре
Зари, в пробеле воздуха, в пустом
Приделе на потрескавшемся фото,
На небе, перечёркнутом крестом
Пушистыми следами самолёта
И наведённой радуги; прилив
Шуршит волной, серебряной с изнанки,
И мальчик в туго стянутой ушанке
Сквозь снегопад у дома на Таганке,
Не отрываясь, смотрит в объектив,
Как в форточку в пространство пустоты,
Где прыгают бессолнечные спицы,
Как в зеркало, где – против всех традиций
Магического знанья – если ты
Не призрак, – ни пропáсть, ни отразиться.
Но я отвлёкся. Оказывается, это он, Деррида – автор неологизма «Hauntology», – «Хонтология», «Призракология», или «Привидение-ведение», это его неологизм, из «Призраков Маркса». Надо перечитать.
Вероятно, стоит всё же ввести некоторые разграничения. Сводить к призраку всё, что касается области и сферы воображаемого со всей его навязчивостью и повторяемостью – значит просто прибегнуть к некоей метафоре призрака, которую можно поменять на духа или на что-то ещё. Возникает слишком большое обобщение и смешение. Оставим призраков в покое: оставим за ними право быть такими, какими их создали: выдумали и изобразили.
Кадр из фильма Кена Макмаллена «Ghost Dance»
Призраки: бестелесные существа, духи умерших (убитых). Они являются, они вредят, мстят, преследуют, пугают, не дают покоя. Они не абстрактные идеи, не обобщения: они – духи конкретных мертвецов, бывших когда-то живыми. Всякий человек конкретен, так же и призрак – конкретен и поименован, наделён своей ролью, свойствами, образом. Можно говорить, что все, кто попадают в объектив камеры, становятся призраками (или встают на Путь Призрака), но пусть это будет Призрак в широком смысле слова. Призрак в узком смысле слова – это все те персонажи, некоторые из которых были перечислены в начале этого текста.
Эти ребята, будучи персонажами, привычны и как бы даже одомашнены. В каком-то смысле они не так уж сильно отличаются от любых других персонажей или так называемых исторических фигур.
Может ли живущий стать призраком в силу своего мерцательного присутствия, в силу своей манеры появляться и исчезать? Призрачность – это то, что как бы есть, но как бы и нет, оно есть нечто, что не совсем есть. Оно деликатно, ненавязчиво (в отличие от настоящего призрака, который мстит и строит всякие каверзы).
…не только люди: Корабль-призрак, «Летучий голландец». Йос Стеллинг. Это не лучший его фильм, но как голландец мог обойтись без такого символа?
…не только корабли, самолёты. Американский истребитель F-4 «Phantom». Его контуры казались мне в пять лет верхом технической эстетики (клеёная пластмассовая моделька имелась в моей небольшой коллекции, и не исключено, что благодаря ей я и узнал впервые слово «фантом»).
…по мере написания этого эссе призраков заметно прибавилось. приехала доставка книги Нотебоома про Венецию, и там – сплошь призраки.
…кстати, те же самые призраки, тот же ход, те же призрачные присутствия во время прогулок по городу – в романе «Синдром паники в городе огней» Матея Вишнека.
…кроме того, я вспомнил, что с прошлого года в общественном сознании замаячил призрак атомной катастрофы. Меня даже попросили сделать доклад на семинаре про Оэ Кэндзабуро и его хиросимские записки.
…наконец, я решил предпринять то, от чего поначалу отказался. Сначала я решил действовать по принципу «диссертация удаляется», но отчего-то вдруг вопреки своему желанию полез «справляться». в итоге – вот некоторые справки, которые мне не хотелось бы «довинчивать» до какого-то хотя бы даже призрачно мерещащегося прообраза исследования. пусть материал останется материалом и говорит сам за себя.
Кадр из фильма Руперта Сандерса «Призрак в доспехах»
Хроника «Сёку нихонги», свиток 4, 709-й год (рус. изд. 2018, пер. А. Н. Мещерякова, стр. 150):
10-я луна, 11-й день. Оглашён указ: «Если ведомство по строительству столицы обнаружит захоронения, их следует немедленно закопать. [Прах] не оставлять на открытом воздухе, не выбрасывать. Следует провести обряд поднесения вина земле для умиротворения души покойного».
«Лес категорий» (3? – 6? века н.э.):
Раздел 24. Волшебники (с. 61):
Лю Гэнь был родом из местности Инчуань. Он умел вызывать дух умершего человека. Скрывался на горе Суншань. Позднее правитель города Инчуань, живший во времена династии Хоу Хань, Ду Цы пригласил его к себе, желая оценить его искусство волшебства. Лю Гэнь прибыл. Ду Цы сказал: «Каким искусством ты обладаешь? Ты обманываешь народ». Лю Гэнь сказал: «Я могу показать дух человека». Тогда Лю Гэнь посмотрел налево и засмеялся – сразу же перед Ду Цы, связанные вместе, появились его умершие родители. Духи стали ругать Ду Цы: «Ты считаешься нашим сыном. Нас схватили, подняли. От этого пользы тебе не будет. Да и зачем оскорбляешь старых людей?» И ещё сказали Ду Цы: «Почему ты не спешишь признать свою вину перед учителем Лю Гэнем?». Ду Цы заплакал и, почтительно кланяясь, признал свою вину перед Лю Гэнем. Сверкнула молния, и Лю Гэнь и духи исчезли. Куда делись – неизвестно.
Раздел 31. Прозорливые (с. 64):
Дун Чжун-шу однажды сидя дома читал вслух стихи. В это время вошёл человек и сказал: «Скоро пойдёт дождь». Дун Чжун-шу сказал: «Сидя в гнезде, знаешь, когда поднимется ветер. Сидя в норе, услышишь, когда пойдёт дождь. Ныне ты не лиса, а старая крыса». Услышав это, человек сразу же изменил свой облик и, превратившись в старую лису, ушёл.
Раздел 48. Несчастливые предзнаменования (с. 74 рус. изд.):
…перед гибелью государства: все реки и воды пересохли, на всех рыночных площадях плакали духи.
…перед гибелью государства: пересохла река Ло, и с неба падал только кровавый дождь. Плач духов сотрясал горы. Земля треснула. Два солнца одновременно появились в небе.
Ещё несколько примеров, уже без цитирования:
Лафкадио Хирн, рассказы в жанре кайдан.
В. Г. Зебальд, «Аустерлиц», с. 69-70 (о призраках, ясновидении и пр.)
Матей Вишнек – Париж, как город населённый призраками (СПвГО, с. 163–168, 204–212).
Сейс Нотебоом – Венеция как город, населённый призраками.
Как всегда бывает в подобных случаях, стоит только вбросить – и пошли круги, одно повлекло за собой другое, призраки потянулись вереницей. Под руку попался Нотебоом, за ним по аналогии вспомнился Вишнек. Но странное дело: через короткое время я увидел, что и тут, с этой темой, постановкой вопроса, явно какой-то то ли тренд, то ли мода, то ли одержимость, причём совершенно явная и отчётливая, а не призрачная. Я не особо слежу за повесткой дня, но если даже мне что-то бросается в глаза слишком часто, тут явно что-то наблюдается. Один из примеров: последняя встреча из цикла «Человек в других людях» (ведущий – цитировавшийся выше поэт Дмитрий Веденяпин) тоже касалась призраков: «Призраки – тоже люди», значилось в теме.
Кадр из фильма Борживоя Земана «Призрак замка Моррисвилль»
Вопрос: а что вдруг? Приобщают к мертвецам, напоминают о вполне заезженном романтическом ореоле загробного мира и его обитателей?
Ещё недавно все в одну дуду ностальгировали и писали о своих ностальгиях. Нет ли здесь следа, так сказать, развития темы? Мол, самое реальное, бытийное и бытующее – это всё те же Маша Маша Степанова Степанова Памяти памяти. Из актуального-современного-злободневного насущного (неприятного, мягко говоря) нас перебрасывают (или мы сами дезертируем) в сферы призрачного. Опасность: призрачность истории и историографии. Здесь, когда надо с необходимостью, изо всех сил, несмотря на все сопряжённые трудности, настаивать и утверждать ЭТО БЫЛО (как всё тот же Зебальд навскидку, хотя бы), как-то с призрачностью туговато, хотя это тоже вполне зебальдовская тема. Как будто бы тут мерещится некий конфликт. Всё-таки нас не устраивает пресловутое «призрачно всё». Как тогда быть с «Истина существует» (Зализняк)? Или хотя бы «Истина где-то рядом» («The X-Files»)? О призраках, к слову, кино.
По мере написания этого текста шёл непрекращающийся домашний кино-ликбез. Разумеется, практически всё лыко без исключения было в строку. Из последнего: «India Song» Маргерит Дюрас. И без неё я бы не вспомнил, что призраки каким-то хитрым образом связаны с зеркалами (да, об этом идёт речь в стихотворении Веденяпина, но дело в том, что стихотворение это мне на самом деле вспомнилось во время просмотра Дюрас!)…
Вчера ночью я подумал, что пора уже бросать этот текст, потому что закончить его невозможно, но на утро понял: тут ещё что-то есть, что-то мерещится и не даёт покоя.
Постановка вопроса, проблемы. Зачем нужны призраки? Какова их, я извиняюсь за выражение, социальная роль? Подумалось: на них удобно свалить ответственность, ими можно стращать и припугивать (та же роль, что и у религии: посмертное наказание за «плохое поведение» при жизни). Что ещё? Невозможность и нежелание расстаться с чем-то или кем-то некогда живым и жившим, невозможность и немыслимость окончательного и бесповоротного конца: призрак как знак невозможности окончательной смерти. Так призраки в нашем сознании по-своему борются с абсолютным небытием. Их можно вызвать, и они отзовутся. Такое у них профессиональное качество: отзывчивость.
Кадр из фильма Маргерит Дюрас India Song
Попутно вспомнились города-призраки: недостроенные или заброшенные. Руины. Память о том, что нечто было и сплыло, либо же свидетельство: тут ничего так толком и не родилось. Детское воспоминание: окрестности города Мончегорска Мурманской области в режиме августовских белых ночей. Полное ощущение призрачного ландшафта. Водитель сказал: лунный пейзаж. Пепел, всё серое, и так многие километры. Взрослое воспоминание: многочисленные китайские только что отстроенные и тут же заброшенные промышленные города и даже агломерации. Они хорошо видны из иллюминатора. То же впечатление. Или похожее. Примерная аналогия: ощущение героя фильма «Ульжан» Фолькера Шлёндорфа, которого привозят на вертолёте в Астану: кристалл из стекла и бетона посреди нигде, какие-то «Звёздные войны», ставшие немыслимой реальностью, и что ему делать в этой реальности, совершенно непонятно. Собственно, он в ней и не задерживается.
Наконец, я вспомнил, что у меня есть своя история о встрече с призраком. Ничего мистического, просто совпадение, но настолько подлинное, точное и яркое, что нельзя не задуматься, в самом деле, о вечной жизни и о переселении душ. Одно время у меня был кот по кличке Самсон. Около десяти лет он жил у нас, всё моё детство класса со второго, наверное. Потом умер от стафилококка. Годы спустя меня занесло в Санаксарский мужской монастырь, который в Мордовии. Иду по территории, и вдруг мне на встречу откуда-то выходит кот, даже бежит, как к хозяину или знакомому – тот самый, один-в-один, Самсон! Как будто встречает меня, принимает в гостях. Полное совпадение, так не бывает. Вот ты где, оказывается, а я думал ты умер… Какое-то время мы гуляли с котом за монастырской стеной, покурили (кот не стал). Он послушно шёл за мной, хотя вообще-то котам такое не свойственно, и как будто что-то тихо рассказывал о своей монастырской жизни. Мышей вдоволь, выучился ловить, такие вещи. Мужики добрые, хотя и суровые. Суворов тоже заходит иногда, он котов любит, понятное дело, флотский адмирал, как-никак. Когда настало время уезжать, кот это понял, и не пошёл за мной в машину – мы расстались, и о дальнейшей его судьбе мне ничего не известно.
Кот Самсон. Рисунок Александра Беляева
Александр Беляев