Пусть лето больше не настанет никогда (Lass den Sommer nie wieder kommen)
Реж. Александр Коберидзе
Германия, Грузия, 202 мин., 2017
1
Тем, кто никогда не сталкивался с кинопроизводством, сложно представить, каких значительных финансовых ресурсов оно требует. Оставим в стороне человеческий фактор, разнонаправленные усилия десятков специалистов. Подумаем о технике. И даже не о битве цифры с плёнкой, где последняя, такая милая сердцу, давно проиграла. Подумаем об ассиметричном напряжении, неизбежном между двумя крайностями цифрового изображения. С одной стороны, «профессиональные» камеры, способные создавать изображения высочайшей чёткости, и качественная цветокоррекция, с другой — «профанные» камеры в наших девайсах, не всегда с тем высоким разрешением, к которому наш глаз привык за годы походов в кинотеатр. В своих крайних проявлениях эти два феномена нельзя всерьёз причислить к кинематографу. Идеальное изображение само по себе обретает статус товара, а значит «кинопродукт» получится или нашпигованным доминирующей идеологией, или не будет сочетаться с другими составляющими кино (по определению, искусства синтетического): сюжетом, диалогами, игрой актёров. Что же до личных видео с питомцами и застольями, которые все мы снимаем изо дня в день, – это ещё не кино, это лишь наша память, делегированная цифре. Но в широком промежутке между этими двумя областями и возникает современный кинематограф как борьба режиссёра/ки за своё искусство. Можно попробовать найти финансирование для своей идеи и всеми силами защищать свой замысел от искажения, а можно экспериментировать с простейшими и доступными инструментами, заставляя их срабатывать по-иному.
Мы обнаруживаем неожиданную категорию родства в жесте Коберидзе, переносящего изображение, предназначенное для экранчика телефона, на большой экран. Это родство первых киноплёнок как технического чуда и — такой обыденной для нас — телефонной видеосъёмки: так, прибывающий поезд Люмьеров и поезд, прибывающий в Тбилиси из глубинки, будто бы вышли из одного депо. Родство всех исчезающих под новой застройкой старинных центров. Родство всей юной дерзости, болезненно бьющейся о взрослый мир. Родство всех людей в нужде, которая не щадит их тела. Родство всех бесприютных животных на улицах всех городов. Родство всех тех, чей дом и близкие в опасности из-за войны. Родство всех историй любви, разнополой и однополой. Родство всех времён.
Но есть и различия, и пусть они могут вызвать улыбку. В «Воспоминаниях Адриана» Маргерит Юрсенар любовник римского императора совершает самоубийство, чтобы навсегда остаться объектом желания своего властного и пренебрежительного возлюбленного, вечно занятого чем-то другим. Сегодня для достижения подобного эффекта подчас достаточно сломать сим-карту.
К каким еще парадоксам стоит быть готовым, когда смотришь «Пусть лето…» Коберидзе? К тому, что крупнопиксельное грузинское солнце льётся с экрана на влажную от мокрого снега голову и невыясненным образом греет. Казалось бы, оно должно выглядеть таким неестественным и ненастоящим, но его присутствие ощущается сильнее калифорнийского жаркого света, который мы так часто видим на экране. Стоит быть готовым к настойчивой неспешности и бережности к деталям, которые сочетаются с жаждой прожить множество историй за один фильм — жаждой сберечь исчезающее и дать место возможному.
Мария Бикбулатова
2
Пригородная дорога уходит за поворот. По дороге идут люди, по сторонам от нее мерцают зелёные вспышки травы, воздух в углу кадра под ветками деревьев дрожит. Или это дрожит сам кадр, посекундно обновляясь новыми цветовыми слоями? Кинематографическая реальность никому не принадлежит, её первые, невинные и дикарские колебания обнажены перед зрителем. Чистая плоть фильма, еще без кожи, без защитной оболочки – взгляд льнет к ней вплотную: касание до боли интимное. Такой контакт был возможен в раннем кинематографе, там, где фильмическое тело создавалось на глазах первых зрителей – ещё не обросшее мембранами интерпретаций, выгоды и смыслов, ищущее и сознающее само себя по ходу развертывания кинопроекции. Такой контакт с кино можно вновь пережить в 2017 году в картине Александра Коберидзе «Пусть лето больше не настанет никогда». Изображения, снятые на несовершенную мобильную камеру телефона Sony Ericsson расплываются, будто сами не зная свои границы и свою форму. Пригородная люмьеровская дорога вновь рождается здесь и сейчас, в Тбилиси, в современном кино.
«Любовь бесконечна – история нет»
– вдруг перебегает поперек листьев травы и дороги титр.
«Сейчас вы увидите:
Историю любви»
В общем-то, так и работает дебют Коберидзе. Как парадокс. Как шутка. Как слияние внутри кадра двух интонаций друг другу строго противопоказанных. Величественное зарождение киновселенной – и котик перебегающий дорогу. Патетическая оркестровая музыка и суетливые сценки из городской повседневности. Бесконечная любовь и всегда конечная история. Лав-стори. Тбилиси.
***
Коберидзе – изобретатель. Ученый, безостановочно открывающий в своей монтажной лаборатории всё новые и новые эффекты кинематографа, с той же скоростью, с какой это позволяли себе делать только первопроходцы немого кино. Вот он внезапно замораживает кадр в разгар уличного хаоса, в середине движения случайной прохожей, и как будто по ошибке наседает зумом куда-то в угол кадра, чтобы через это неверное приближение перекинуть действие к другой части города и отпустить действие с паузы на ином замершем жесте уже главного героя. Вот он запускает за кадром пышущую энтузиазмом музыку, будто бы вынутую из какого-нибудь мюзикла Григория Александрова, чтобы на ее волне подпрыгнуть ввысь по колесу обозрения, а затем под шепот городских звуков сбросить взгляд вниз, к медленным теням аттракциона. Вот он рассказывает о любви через умолчания, избегая прямых касаний нежности и теплоты – камера тупит взор и уплывает в пространство между героями, не пытаясь захватить выразительность их взглядов себе.
При всём этом Коберидзе – простой пешеход. От драматичной истории грузинского танцора, приехавшего в столицу, но вынужденного участвовать в подпольных боях, встречающего и теряющего любовь, камера норовит вильнуть в сторону. К бездомным животным, их «тайной», незаметной жизни; к наблюдениям за городской повседневностью, маленьким ежеминутным решениям, которые совершают его жители, скрепляя ими геометрию пространства; к анекдотичным происшествиям, подсмотренным в сводках газет, – человек с пистолетом в арбузе (!) грабит магазин; наконец, просто к спонтанным шуткам: «Дерево!» – взвизгивает титр на черном фоне, и история действительно ненадолго прерывается на тяжелую судьбу тонкого деревца, еле удерживающего осанку под ударами ветра. При всех формальных изощрениях «Лето» остается прежде всего легчайшим зрительским опытом, почти комедией. Шутки которой, впрочем, раздаются преимущественно не от сценария или актеров, но всё так же – из изображений и монтажа. Стандартное панорамное движение тут может капризно дернуться в сторону, прочертить петлю в воздухе, так что этот сбой сработает как потешная абсурдная выходка.
Но последовательно назвав Коберидзе изобретателем и прохожим, стоит заметить, что две эти роли никак не разделяются внутри самого фильма. По словам самого режиссера, многие из комичных элементов возникали в замкнутом пространстве монтажной комнаты, как необходимая разрядка посреди утомительного процесса сборки фильма. И напротив, очевидно, что многие формалистские фигуры подсказаны пустячными обстоятельствами, сцепившимися в узелок.
Максим Селезнёв
13 декабря 2019 года
Фильм «Пусть лето больше не настанет никогда» московские зрители могут увидеть в кинотеатре «Звезда» 14 декабря, в рамках программы «Звезда. Панорама».