Молодость-2018: «dendro dreams» Теты Цыбульник и Эль Парвулеско

 

В Киеве на Международном кинофестивале «Молодость», который с этого года проходит в майские дни, состоялась премьера фильма Теты Цыбульник и Эль Парвулеско «dendro dreams». Картина приняла участие в национальном конкурсе и посвящена другому своеобразному соревнованию – экосмотру среди деревьев Украины, проводившемуся в 2010 году. Как история борьбы за титул национального саженца в камере режиссёрского дуэта обернулась тонкой фиксацией действительности пост-правды, рассказывает Юлия КОВАЛЕНКО.

 

В 2010 году Министерство экологии и природных ресурсов Украины объявило о проведении конкурса среди деревьев страны. По ряду показателей «зелёные» соревновались между собой за титул национального дерева. Конкурс проводился по нескольким номинациям – самое старое, мемориальное, историческое и эстетически ценное деревья. И, как и полагается всякому порядочному смотру, в каждой номинации конкурсанты могли претендовать на первое, второе и третье места. Если даже вынести за скобки напрашивающиеся вопросы финансового характера, само по себе такое стремление «очеловечить» природу – одного из самых таинственных ликов Абсолютного Другого – говорит о современной действительности пост-правды не меньше, чем бесчисленные политические инициативы, социокультурные процессы и, возможно, войны.

Камера Эль Парвулеско и Теты Цыбульник терпеливо вглядывается в неподвижные стволы деревьев-победителей. Всякое узнаваемое движение в кадре происходит будто без участия этих великанов. По узорам их коры время от времени суетливо бегают насекомые, ветер гнёт ветви и треплет листочки, откуда-то из пышных зелёных шапок доносится птичье щебетание, изредка далеко за кадром раздаются гул машин или церковное пение. Но всё это происходит лишь вокруг неподвижных стволов. Их мощные корни сплетаются в причудливые формы, в которых есть что-то пугающее для человеческого глаза – что-то «неприлично» чуж(д)ое. Как будто спеша избавиться от этой предельной инаковости, кто-то покрасил несколько стволов белой известью, которая должна отражать лучи солнца и отпугивать вредителей от деревянных глыб, по большому счёту безразличных ко всему этому. Не таким ли является в наших самых страшных снах Абсолютно Другой? Тот, который остаётся предельно дистанцированным от нас, не отвечает нам на наши запросы, пугающе безмолвен, непостижим. Тяжесть его чужести ощущается едва ли не на физическом уровне – в его бездвижной коре или застывших ужасающих корнях.

Если у Гейрхальтера, про которого сложно не вспомнить в этом контексте, статичная камера улавливала витальную силу природы, заполняющую брошенные человеком постройки, то кадры dendro dreams наполнены противоположными жестами – следами человеческой «приватизации» деревьев, попытками «освоить» этого Другого, поместить его в привычные для себя социокультурные координаты и тем самым превратить в сколько-нибудь постижимый субъект отношений. Вот кто-то втиснул между ветвями дерева икону, которая уже успела, похоже, обрасти мхом. Ещё кто-то обогнул ствол толстой металлической проволокой – по всей видимости, в попытках удержать дерево от наклона или падения. А перед другим зелёным великаном выросли кресты. Где-то появились заборы и ограждения. И, конечно же, таблички, повествующие (человеческие) истории деревьев – наша символически детерминированная речь за этого безмолвного Другого.

Каждое новое дерево в ленте сопровождается подписью шрифтом Брайля – подчёркнуто избыточной и тщетной попыткой передать информацию с экрана, как и всякое стремление «освоить» взгляд Другого, постичь его опыт и его – иную – свободу. В определённый момент на экране появляется цитата из статьи директора Киевского эколого-культурного центра Владимира Борейко «Этичное отношение к вековым деревьям», где природа наделяется правами, так или иначе регулируемыми человеком: «Деревья могут иметь следующие права: — право на существование; — право на возмещение ущерба по вине человека; — право на свободу; — право на процветание; — право на отсутствие ответственности перед человеком…». Свобода Абсолютно Другого пугает неизвестностью своих границ. В этом смысле фильм Эль Парвулеско и Теты Цыбульник фиксирует стремление сорвать завесу инаковости, структурировав и определив пределы допустимого с перспективы нашего собственного опыта, наделив Другого «постижимой» свободой в рамках нашего социокультурного пространства. В последних кадрах фильма на экране появляются высохшие, обрубленные ветви, крепко привязанные канатами к металлическому столбу, заменяющему ствол, – нам и вправду не нужны другие миры, нам нужно зеркало.

 

 

Но одного этого аккуратного метафорического портретирования Другого, постепенно обрастающего следами человеческой приватизации, едва ли хватало бы для создания комментария к современной действительности с её тенденциями безумной релятивизации и пост-правды. Фильм открывается цитатой довженковских яблок, изящно подсказывающей – старая как мир человеческая интенция превратить таинственного Другого в собственное отражение в наши дни сопровождается размыванием представлений о фактах, правде, истории. Могла бы яблоня, так любовно прославленная Александром Довженко, который поддерживал дружеские отношения со Сталиным и на счету которого среди прочего есть и «Битва за нашу Советскую Украину», выиграть этот странный экоконкурс и стать Национальным деревом современной Украины? Или, например, деревья из двора харьковского дома «Слово», заселённого в 30х годах ХХ столетия деятелями одного из величайших литературно-художественных поколений Украины – поколения Расстрелянного Возрождения, в рядах которого многих творцов можно «уличить» в лояльных отношениях с коммунистической идеологией? Или черёмуха на одесском Фонтане, воспетая пропагандистом советского режима Луковым в «Двух бойцах» и ставшая благодаря ему своеобразным культурным кодом, объединяющим не одно поколение одесситов?

Статичные кадры с деревьями-победителями национального конкурса сменяются тревожной игровой сценой. Вместо мощных неподвижных стволов на экране появляется движущаяся фигура, укутанная в угловатые одежды, напоминающие искривленные высохшие ветви. Дерево обрело человеческий облик. Подобно тому, как современные общества охотно верят только в те свои истории, которые помогают им поддерживать желаемые образы, определять желаемые границы своих свобод и расставлять зеркала с собственными отражениями, даже природа – непостижимый Абсолютно Другой – оказывается полем для идеологизации, где человек плетёт (в некотором смысле трогательные) символические сети.

 

Юлия Коваленко

2 июня 2018