«Это фильм о поруганном детстве» – такой фразой дебютант Тарковский бросался в толпу корреспондентов на венецианской пресс-конференции. Но разве не каждое детство, и благополучное в том числе, поругано? Разве не отнято, не похищено? Оно никогда не уходит само. За него нужно бороться, и многие фильмы, что я увидел в семнадцатом году, были об этой борьбе за ту часть прошлого, в которой, по выражению Бродского, ничто не дышит «чудовищной монотонностью будущего». Передвигаться по маршрутам обратной хронографии, освоенным героями картин, нужно тоже со скоростью детства – с одной стороны, отделяя агнцев от козлищ, с другой, позволив льву возлечь рядом с ягнёнком и встретиться всем фильмам этого года, лучшим и худшим, здесь, на территории единственного рая, который доступен мне по эту сторону жизни.
1) «Софичка», Кира Коваленко, Россия, 2016
2) «Размышления о фантазии» (Phantasiesätze), Дане Комлен, Германия, Дания, 2017
3) «Оранжевые дни» (Días color naranja), Пабло Ллорка, Испания, 2016
4) «Птичка», Владимир Бек, Россия, 2015
5) «Кто ты, кто я с научной точки зрения», Анна Калиниченко, Украина, 2016
6) «Дни Франции» (Jours de France), Жером Рейбо, Франция, 2016
7) «Водолей» (Aquarius), Клебер Мендонса Филью, Бразилия, Франция, 2016
9) «Патерсон» (Paterson), Джим Джармуш, США, Франция, Германия, 2016
10) «Волк с Виноградской улицы» (Vlk z Královských Vinohrad), Ян Немец, Франция, Чехия, Словакия, 2016
Специальное упоминание:
«Макс, Джеймс и Даниэль» (Max & James & Danielle), Марк Раппапорт, США, 2016
«Такая долгая, такая милая зима (пять писем другу)» (Така довга, така люба зима (п’ять листiв до друга), Юлия Коваленко, Украина, 2017
Удачи года:
«Любовь и партнёрство», Никита Лаврецкий, Беларусь, 2016
Наша молодость осталась в моей памяти и воспоминаниях моей девушки и больше нигде, её все равно что нет. И я счастлив, что гордость русскоязычного мамблкора Никита Лаврецкий в свои двадцать-с-лишним лет работает против смерти и снимает о молодости – своей, молодости своей девушки и своих друзей, и, представьте себе, моей – да так, что эти фильмы стоимостью в сто рублей заменяют собой всю беларускую кинематографию.
«Мир без конца (нет сообщений о происшествиях)» (World Without End (No Reported Incidents)), Джем Коэн, США, Великобритания, 2016
This Is a History of Southend-on-Sea. «Для крестьянина, для которого его поле является всем, это поле – империя. Для Цезаря, которому империя была мала, эта империя – всего лишь поле. Великий владеет лишь полем; бедняк владеет целой империей» (Фернандо Пессоа в переводе Ирины Фещенко-Скворцовой). Поле «крестьянина» Коэна нам роднее империи Вернера Херцога.
«Очень тёмные времена» (Super Dark Times), Кевин Филлипс, США, 2017
Каждое поколение заслуживает своего River’s Edge (картина Тима Хантера 1986 года, номинант Гран-при Сандэнса). В нулевых это был, вероятно, «Кирпич» Райана Джонсона. Сегодня это «Смутное время» – долгая прогулка СуперПерцев в Параноид-парке, разбитом по краю типичного пригорода из фильмов Джона Карпентера (прежде всего «Кристины»).
В своём дебюте, чьё название вернее перевести как «Окаянные дни», Филлипс помещает действие пубертатного триллера в ретро-вакуум середины 90-х, не просто лишённый мобильных телефонов и фейсбука, а кажется, подвергнутый карантину и обесточенный. Иезуитской шуткой выглядит и обращение авторов к синтаксису хоррора. В угрожающе звенящей тишине камера вкрадчиво зуммирует персонажей в протяжном внутрикадровом монтаже – это касается не только ряда эпизодов некросексуального фантазма, но и буквально каждой второй сцены «Смутного времени», большинство из которых протекают в русле двухвариантной коллизии «Витя Малеев в школе и дома».
«Смотри по сторонам» (Better Watch Out), Крис Пековер, Австралия, США, 2016
Новая классика рождественского хоррора с приставкой «мета-» или даже «пост-», по дьявольской иронии обнаружившая порталы ада в американских семейных комедиях 80-х – 90-х (Adventures in Babysitting, National Lampoon’s Christmas Vacation, Home Alone, The Ref, House Arrest). Крис Коламбус встречает Михаэля Ханеке. Прямо скажем, вот так встреча!
«Сибирский потрошитель», Сергей Жизненный, Россия, 2016
Байопик новокузнецкого людоеда из 90-х Александра Спесивцева в общих, но правдоподобных чертах (мы видим двор, подъезд и лестничную клетку «хрущёвки», где, как известно, маньяк жил и убивал сообща со своей матерью-пособницей) воспроизводит финальный из доказанных преступных эпизодов. «Сибирский потрошитель» был снят осенью-зимой 2014 года за 130 000 рублей группой из двух человек. Один из них, непрофессиональный актёр Александр Пикалов, кроме взятых на себя обязанностей гримёра и фотографа, исполнил роль Спесивцева, чей образ, кроме как у здравствующего ныне прототипа, весьма уместно заимствует и у монструозной пластики Антона Андросова («Плюмбум, или Опасная игра», «Беспредел»).
«Сибирский потрошитель» – российский «Генри: Портрет серийного убийцы» на почве «Пыли» Лобана и комедийного сериала О.С.П-студии «33 квадратных метра». «Вот если бы каждый в Бога верил, то не было бы такого безобразия!» – горячится экранный Спесивцев в еле заметном антракте между двумя убийствами. Впрочем, талант чёрного юмориста постановщик в себе старательно душит.
Отдельного упоминания заслуживает любопытная классово-временная борозда между 2014-м и 1996-м годами, пролегающая ровно на пороге спесивцевской пыточной, внутри которой путинская Россия сытенького мидл-класса встречает Россию ельцинскую – ту самую, не отъевшуюся после шока карточной системы, спешно набившую свои голые норы полароидами, CD-проигрывателями и другими преходящим приметам «новой жизни», рассовав их между рваными диванами и столетними пузатыми холодильниками. То, что борозда не привиделась, а была заложена автором, подтвердится уже в начале «Потрошителя», стоит в комнату с настенным ковром маршем шагнуть бритому задохлику в бабушкиных очках, брякнуть о пол ведром для сбора человеческих конечностей и одним ударом ржавой от крови ножовки раскурочить айфон своей пленницы.
«Дай жару» (Gimme Danger), Джим Джармуш, США, 2016
Вернуть ему вкус к жизни просит Игги «малыша-незнакомца» в песне, давшей название второму рок-доку режиссёра/музыканта Джима Джармуша, и вкус возвращается. По крайней мере, его обретает сто раз умерший и сто раз воскресавший жанр музыкального байопика (в данном случае, группового портрета). Вкус и ничего больше – на то «Дай жару» и легкомысленный вербатим, а не трагическое эссе, каким был The Doors: When You’re Strange (2009) давнишнего джармушевского оператора Тома ДиЧилло. А сейчас я хочу побыть твоим буржуазным псом-призраком!
«Исключение из правил» (Rules Don’t Apply), Уоррен Битти, США, 2016
«Идея озера» (La idea de un lago), Милагрос Мументалер, Аргентина, Швейцария, Нидерланды, Катар, 2016
Дух улья веет из прошлого в настоящее и, как хочет, мешает память историческую с памятью семейной. И точно так же в смешной фамилии Мументалер смешаны нежное личное и грозное общее: и «муми-тролль», и «монументальный». Вальс девочки с ожившим автомобилем посередине озера – одна из нескольких сцен второго фильма аргентинки, которые уносят меня в то щедрое прошлое, когда в Европе снимали хорошее кино не раз в год, а еженедельно.
«Оно» (It), Энди Мускетти, США, Канада, 2017
Телепостановка Томми Ли Уоллеса, когда-то снявшего в рамках слэшер-франшизы «Хэллоуин» детский приключенческий детектив, пугала не самим клоуном, а сопровождавшими его появление абсурдистскими образами, вроде бы комическими/сказочными по происхождению, но поставленными в трагический контекст: воздушными шариками, возникшими из ниоткуда в закрытом помещении, или говорящей головой в холодильнике. «Оно» Мускетти стоило назвать по-бунюэлевски – «Он». Он – не только проказник Билл Скарсгард, гримасками и макияжем напоминающий своего предшественника Тима Карри (на этот раз в роли Рокки Хоррора). Он – это старшеклассник-психопат с ножом. Он – папаша с липким взглядом. Он – аптекарь-педофил. Он – это клоун, который ждёт тебя в ванной комнате и у соседнего дома, на крикливой улице и в тиши кабинета. Весь вечер на арене цирка – многоглавый урод реального мира, а вечер этот торжественный, так что какие тут шутки. Напротив – классические жанровые фокусы, миниатюрный набор которых можно было видеть в ранней 3-минутной короткометражке Мускетти «Мама» (то есть «она»).
«Вечер каждого дня» (Am Abend aller Tage), Доминик Граф, Германия, 2017
«Раньше слово «штамп» было ругательным. А теперь штамп – необходимейшая вещь» – писала Вера Инбер в записной книжке за 1937 год, предваряя своё рассуждение заголовком: «О чувстве «стандарта». Как странно, что после «Кошки» (Die Katze, 1987) Графа не сманил Голливуд и не шмякнул по нему штемпелем «немецкий Де Пальма»! И как здорово, что чувство «стандарта» позволяет со-отцу «берлинской школы» уже четвёртое десятилетие работать преимущественно на телевидении и штамповать – наконец-то из этого слова можно вычесть отрицательную коннотацию – гипермонтажный, безошибочно считаемый авторским, остросюжетный продукт, которому всё же свойственен мягкий лиризм графовских кинодрам.
Полуудачи года:
«Война Анны», Алексей Федорченко, Россия, 2018 (черновой монтаж)
Видеодневник Анны Франк – азбуке шестилетняя героиня Марты Козловой пока не обучена. Трансгрессивная природа Федорченко глухо бьётся в строжайшем поводке благородного поджанра «война глазами ребёнка». А потом как вырвется! Как зальёт пеной ковёр! Как пойдёт плясать рогатая немчура!
«Ничей», Евгений Татаров, Россия, 2017
«Тони Эрдманн» (Toni Erdmann), Марен Аде, Германия, Австрия, 2016
«Лунный свет» (Moonlight), Барри Дженкинс, США, 2016
«Манчестер у моря» (Manchester by the Sea), Кеннет Лонерган, США, 2016
«Рассказ служанки» (The Handmaid’s Tale), Рид Морано и другие, Канада, 2017
«Девушка с косой», Ольга Попова, Россия, 2017
Новогодняя скетч-комедия настолько высокой и бесстыжей концентрации убогого телевизионного юмора, что смех берёт.
«Странные» (Queers), Марк Гэтисс, Великобритания, 2017
Мемориальный телепроект одного из двух создателей «Шерлока», сценариста Марка Гэтисса, посвящённый пятидесятилетию декриминализации гомосексуальности в Англии. Мини-сериал поделён на восемь 20-минутных эпизодов-монологов в исполнении как видных (Бен Уишоу, Алан Камминг), так и локально известных (Расселл Тови) британских артистов, не все из которых, заметим, придерживаются именно означенной ориентации. В неизменных интерьерах и доверительной обстановке опустевшего паба (улучшенной машины времени: в ней и возят, и наливают) и на преимущественно крупных планах гомосексуалы различных возрастов, рас, полов и исторических периодов (от 1917 до наших дней) в исповедальной горячке либо с преодоленным смущением передают зрителю истории первой, платонической и плотской, любви, взросления и столкновений с консервативным обществом, настроенным по отношению ко «странным» (первое из словарных значений эвфемизма queer) то враждебно, то лицемерно, то со снисходительной симпатией. Подчас адвокатская прыть Гэтисса и его приглашённых соавторов отталкивает, несмотря на благие намерения, – кажется излишним, например, прививать чернокожему герою ещё и ура-патриотическую риторику с тем лишь, чтобы путём противоречий прийти к извинительному роду гомофобных заявлений: мол, «деды-геи воевали! Они совсем как нормальные люди, смотрите! Вашу жизнь спас гей! Можем повторить!». В иные минуты чей-нибудь из рассказов нет-нет и напомнит меланхоличным слогом высшие образцы соответствующей тематической прозы – прежде всего, дебютный роман Маргерит Юрсенар «Алексис, или Рассуждения о тщетной борьбе», чей титульный персонаж знал, что на самом деле всех нас сближает отнюдь не чувство гордости: «Страдание едино».
«Самый счастливый день в жизни Оли Мяки» (Hymyilevä mies), Юхо Куосманен, Финляндия, Швеция, Германия, 2016
Тренировки драматичнее, чем сам боксёрский бой, – а режиссёр умнее собственного фильма.
«По ту сторону надежды» (Toivon tuolla puolen), Аки Каурисмяки, Финляндия, Германия, 2017
Боженька так смачно чмокнул Аки при рождении, что с годами тот основательно засахарился и всё больше напоминал императорского кузнечика, заточённого в янтаре собственного стиля. Двойной авторемейк «Гавра» и «Вдаль плывут облака» (с вкраплением новеллы «Хозяин таверны» из альманаха «Исторический центр») – двух самостоятельных и, давайте признаем, чужеродных сюжетов – если в чём и преуспел, то в диффузии чувств упоения с недоумением. Испытав одно из них, не сразу ощущаешь, где оно становится своей противоположностью.
«На следующий день» (Geu hu), Хон Сан Су, Южная Корея, 2017
Сан Су идёт на свет, изгнав из плёнки цвет. Позади 2016-й, год кризисной терапии и двух лент-остановок. Впереди – следующий день и путеводное лицо Ким Мин Хи (а не лишь её фигура-кукла, подчинившаяся темпоральной смене кататонии/истерии), по которому Сан Су рисует уличными огнями, отражёнными от свежего сугроба: см. сцену в такси на исходе первого часа.
«Женщина, которая ушла» (Ang babaeng humayo), Лав Диас, Филиппины, 2016
Никогда не хотелось назвать Диаса «филиппинским Витторио Де Сика», а тут захотелось. От антитоталитарных филиппик и островной космогонии, кое-где граничащей с бредом национальной богоизбранности, Лав отвлёкся на, местами «розовый», неореализм с его общегуманистическими принципами. Будьте покойны, «всего-то» четырёхчасовая экранизация Льва Толстого (и в не меньшей мере Горького) – скорее «нормативная» и никак не «мейнстримная» – надаёт хороших оплеух столичным хлыщам, вероятно, посещавшим марафонные сеансы предыдущих картин Диаса с тем, чтобы, подобно слепым, спать с открытыми глазами, – а на выходе из зала награждать самих себя медалькой за выносливость и «взятие высоты».
«Ноктюрама» (Nocturama), Бертран Бонелло, Франция, Германия, Бельгия, 2016
Мой любимый герой «Ноктюрамы» – нахал, который пьёт коньяк в ванне и трахает манекенов. Знаете, бывает, смотришь фильм, видишь персонажа и чуть ли не свистишь от удивления: «Ну надо же, как про меня сняли!». Вот и тут так.
«Призраки Исмаэля» (Les fantômes d’Ismaël), Арно Деплешен, Франция, 2017
Кто бы мог подумать, что режиссёр суховатой «Эстер Кан» и занудливой «Рождественской сказки» снимет расстёгнутый на все пуговицы фильм, где зрителю становится смешно уже оттого, что персонаж просто входит в комнату? Особенно, если персонажа играет Луи Гаррель с наглухо сбритыми локонами. После этой сцены смешным в «Призраках» кажется решительно всё – от выпученных глаз Шарлотты Генсбур до титра «Двумя годами ранее».
«Эксперимент «Офис» (The Belko Experiment), Грег МакЛин, США, Колумбия, 2016
«Туман» Стивена Кинга для офисных работников, в гуще которого следы глумления над корпоративной культурой теряются, оставляя нас на бойком месте выяснений метажанровых отношений с трилогией «Куб».
«Охотник за разумом» (Mindhunter), Дэвид Финчер, Эндрю Дуглас, Азиф Кападиа, Тобиас Линдхольм, США, 2017
На основе вторсырья, из утиля нулевых, в том числе, из вещей, принадлежавших тогда ему самому, пинчер Финчер сооружает формально профанную, но исключительную по интенсивности каждой детали экспозицию в стиле «ассамбляж».
«Зло внутри» (The Evil Within), Эндрю Гетти, США, 2017
Ночной кошмар на тему A Nightmare on Elm Street Part 2: Freddy’s Revenge: минус гомосексуальный подтекст, плюс психопатологический текст. Фильм-бенефис актёра Фредерика Кёлера – осенённый участием Майкла Берримена – основан на «реальных событиях», то есть снах самого режиссёра-дилетанта, шесть лет снимавшего «Зло внутри» (изначально наречённый неброским, но оттого не менее зловещим именем «Рассказчик»), затем семь лет корпевшего над монтажом. Последние два года постпродакшна, завершённого уже одним из продюсеров, метамфетаминовый наркоман Гетти провёл в гробу, где и почивает в настоящую минуту, упокой Господь его бурную душу.
Ни рыба ни мясо:
«Аритмия», Борис Хлебников, Россия, 2017
Борис Хлебников – не то заслуженный, не то просто уплотнившийся в здешней-то узкоколейке деятель «нового» российского кино – столь бережно эксгумирует «застойный» сюжет о взрывчатой рутине советского врача, изничтожая, кроме двух-трёх оговорённых случаев (их несложно узнать по сценам продолжительных пауз в разговоре), малейшие проявления режиссуры, что, чудится, отечественный кинопроцесс последние сорок четыре года, то есть начиная с премьерного года «Дел сердечных» Аждара Ибрагимова, мирно сопел под наркозом. В глазах же мейнстримной критики, одержимой теорией фильма-грааля, который придётся по нраву всем от президента до Сантима, «Аритмия» – идеал нормативного кино: вот он, думают, граальчик – подставляй стаканчик.
К слову о малоудачном названии: ритм – гордость картины, и напрашивающийся по мере просмотра вариант «Депривация» смотрелся бы уместнее. Особенно на ретроспективном фоне полудокументальной «Аритмии» Светланы Стрельниковой, снятой в 2009-м на том же материале, однако не в пример хлебниковской мелодраме куда более выразительнее: из производственной тематики там лепился сатирический портрет типизированного москвича – туповатого, высокомерного, поверхностного, обделённого эстетическим чутьём, но обаятельного «молодого профессионала»; наберись таких кинопортретов на выставку, именоваться бы ей «мкад-кор».
«Ночью у моря одна» (Bamui haebyunaeseo honja), Хон Сан Су, Южная Корея, 2017
Сшибая два мира лбами в «Прямо сейчас, а не после» и разбив скрижали стиля, Сан Су покинул здание – сторожить на пляже маячки иных миров. Медузообразное кино, которому ещё предстоит уплотниться за счёт последующих работ.
«Ты сам и твоё» (Dangsin jasingwa dangsinui geot), Хон Сан Су, Южная Корея, 2016
В конце концов, мы любим Хона Сан Су не за то, что он снимает хорошие фильмы. Как следует из интервью с порталом Mubi, Сан Су понимает не то что каждую сцену, но и каждый дубль каждой сцены как отдельную вселенную, так что будем считать «Ты сам и твоё» неудачным дублем, который стоит лёгкого сожаления, но не особого внимания.
«Яблочный двор» (Apple Tree Yard), Джессика Хоббс, Великобритания, 2017
Мини-сериал бывшей ассистентки Джейн Кэмпион. К пятидесяти Эмили Уотсон безвозвратно утратила вид юродивой сиротки, взамен претендуя на стать французских матрон Денёв и Ардан. Бен Чаплин, байронический вьюнош из 90-х, тоже с годами так эффектно омордел, что теперь навязчиво – выдвинувшимися скулами, подбородком и надбровными дугами – напоминает Петра Зайченко из «Такси-блюз», правда, лощёного. Уже на восьмой минуте первой серии Чаплин безо всяких «здрасьте» нагибает Уотсон в подсобке Палаты общин. Как вы догадались, просто сидеть и глазеть на эти морды гораздо интереснее, чем вникать в криминальные поползновения адюльтера.
«Никак себя не чувствую» (I Cannot Tell You How I Feel), Сю Фридрих, США, 2016
Фридрих, преподаватель в Принстонском университете и посол лесбофеминизма в монтажно-документальном кино, насыщает исповедальными эссе ту же энциклопедию травм памяти, что и её молочный брат по методу Джей Розенблатт, – ту, чьим изданиям обновляться до веку. Раз связав себя на камеру тугими узами родства и сняв полное любви и всяческой мерзости исследование о матери, росшей в гитлеровской Германии (The Ties That Bind, 1985), 62-летняя Фридрих взялась за съёмки «Никак себя не чувствую» не только из дочернего долга и в силу нарративной логики («сказал A, говори и Z»), но и из потребности, вошедшей в обычай и воспринимаемой как импульс.
В заглавие вынесен растерянный ответ чикагской долгожительницы, спроваженной в нью-йоркский частный дом призрения. Сознание 93-летней Фридрих-старшей ограблено деменцией, тогда как основное чувство Сю артикулировано с порога: тихая паника. Глаза-то у страха большие, да косят, и панические интонации рассказа заглушают суть поведанного, впрочем, как и в другом документе непродуктивной истерики Фридрих Seeing Red.
«Ла-Ла Ленд» (La La Land), Дэмьен Шазелл, США, Гонконг, 2016
Был такой режиссёр в Голливуде – Герберт Росс. Снял не меньше трёх «Ла-Ла Лендов». Один со Стивом Мартином – Pennies from Heaven (1981). Один с Кевином Бейконом – Footloose (1984). А у Шазелла обе ноги левые.
«Удача Логана» (Logan Lucky), Стивен Содерберг, США, 2017
Бывают «усталые» шутки, а бывают такие, которые устали до смерти. Их закопали на кладбище домашних животных, лили по ним слёзы ностальгии, а шутки ожили, и, слушайте-ка, вернулись смешными, как были! Ну, разве что, запах… Трупный душок бьёт по ноздрям и осыпает мозги, словно рощу в сентябрь, – чем иначе оправдать лес лоснящихся thumbs up. Жанр по-семидесятнически легкомысленного caper movie переживал свой карликовый ренессанс на разъёме веков («Вне поля зрения» и «Одиннадцать друзей Оушена», собственно, Содерберга, «Большой куш» Ричи, «Формула 51» Ронни Ю, «Добро пожаловать в Коллинвуд» братьев Руссо, you name it). Сейчас он, совершенно окоченевший, похож на одного героя «Баек из склепа»: иллюзиониста, который слишком часто демонстрировал публике свой дар воскрешения. Та серия называлась «Закопайте этого кота… Он правда сдох».
«Долгий путь Билли Линна в перерыве футбольного матча» (Billy Lynn’s Long Halftime Walk), Энг Ли, Великобритания, Китай, США, 2016
Скромняга Ли возводит замок на песке и, не оглядываясь на волну времени, бьющую в труху эти памятники декоративного зодчества, начинает заново. Каждый раз замок разный: неомодернистская экранизация Джейн Остин, гей-вестерн, комикс о супергерое, исторический экшн, зоофильм про тигра. «Долгий путь Билли Линна…» выстроен по законам архитектурного историзма со свойственной ему эклектикой. Сценарий – дань 70-м и вьетнамским/поствьетнамским драмам Нового Голливуда («Последний наряд» Эшби, «Следы» Джеглома, вырезанный эпизод ночёвки с девочками из «Плэйбоя» в «Апокалипсисе сегодня»). Пионерский формат плёнки – прямиком из ближайшего будущего. Актёры второго и третьего планов – из 80-х и 90-х (Стив Мартин, Вин Дизель, Крис Такер, Тим Блейк Нельсон). Авторский взгляд на тему американского миротворчества, для вида смазанный напускной резонёрской гримасой («наши мальчики теряют девственность с винтовкой, а не девушкой»), обращён к нам даже не из нулевых, где происходит действие «Долгого пути», а из 50-х – раздаваясь эхом «Боевого клича» Рауля Уолша о славных товарищах, защитивших нашу родину от узкоглазых, смуглокожих, горбоносых и тутти-кванти. Волны критики сметают этот замок со всеми его башенками, и долгий путь Энга Ли по пляжу продолжается.
«Пейзажи Янцзы» (A Yangtze Landscape), Сюй Синь, Китай, 2017
Обжившееся чувство, которое я испытываю к фильмам этого года, – брезгливое недоумение – вытесняется участливой грустцой, стоит мне заметить крен таланта. В случае Синя мы говорим об авторе лучшего эпического фильма-интервью, посвящённого национальной трагедии, со времён ни много ни мало ланцмановской «Шоа». После сокрушительных шести часов «Карамая» (2010), яростно и сухо фиксирующих постепенное и естественное срастание частной скорби и антигосударственного гнева в покорном китайском сообществе, суетный вид на речку то с одного, то с другого берега и ленивое наблюдение за бытом заселивших их бродяг кажутся снятыми кем-то из простодушных учеников школы Марины Разбежкиной. Причём снятыми на спор. Грустно же мне оттого, что прямо в сердцевине 2,5-часовых «Пейзажей» (засекайте полчаса с отметки 01:25:00) бьётся, обжатое жировыми прослойками, истинное кино – зловещий сплав камеры-баржи по ночной Янцзы, не менее величавый и пространный, чем пролёт левиафановых размеров космолёта в открывающем кадре классических «Звёздных войн».
«Молодой Карл Маркс» (Le jeune Karl Marx), Рауль Пек, Германия, Франция, Бельгия, 2017
Марксу – 26, Энгельс – и того моложе. Это фильм о молодости, а что она такое? Это значит удирать в цилиндрах от жандармов, блевать в парижских подворотнях, путаться с ирландской чернью, просить называть тебя «Фредди», любовно шептать Карлу при первом знакомстве: «Вы уложили гегельянцев на обе лопатки». Это значит подтрунивать над спичем «нашего доброго» Прудона и его «претенциозными пошлостями» (в таких нелестных выражениях о нём отзывался сам Маркс в письме Павлу Анненкову от 28 декабря 1846 года). Это значит, наконец, якшаться с Бакуниным, что при встрече кричит тебе «Долой государство!» и лишь потом – «Здравствуйте, Карл!».
Молодость копится долго, а тратится в присест: треть фильма долой – и «четыре разных человека» из советского анекдота мужают, сереют, кукожатся, и вот уже поди различи духовидцев Европы с рядовыми усачами из потоковых костюмных драм. Из этой ловушки ведёт развилка. Ты или честно снимай за голливудские сто миллионов «путь Карлито» о Шерлоке Марксе и верном ему докторе Энгельсе. Или – дуй в раули руисы, и пусть это будут не Фридрих и Карл, а, к примеру, Владимир и Эстрагон (вот на кого походят герои Пека в сцене на пляже ближе к финалу). Ну, или кукуй себе в ловушке с поджатым хвостом, – что и выбрал буржуазный режиссёр Рауль Пек.
«Как Витька Чеснок вёз Лёху Штыря в дом инвалидов», Александр Хант, Россия, 2017
По ладным, отутюженным дорожкам скачут призовые кузнечики фестивалей. В их числе и сентиментальный роуд-муви дебютанта Ханта о Чесноке и папаше его Штыре (Пузырь, Соломинка и Лапоть прямо какие-то). Отряды зрителей и кинообозревателей (впрочем, отличимых разве что по праву владения лицензией на многократное самоубийство) слиплись в общей благодарности за обезоруживающе беззастенчивый – а даже и задекларированный в разлапистом заглавии, обещающем тональность ионического сказа – электрофорез бандитско-гопницкого провинциального трэвелога нулевых («Бумер», «Жмурки», отчасти «Сёстры»), пускай, увы, подменивший искомую интимность оправдавшейся ставкой на труд костюмеров и декораторов – титульные герои как будто вырезаны из фанеры, но, не спорим, художественно (к тому же, раскрашены).
«Орнитолог» (O Ornitólogo), Жуан Педру Родригеш, Португалия, Франция, Бразилия, 2016
Тут, как и в случае с «Ноктюрамой», важно пропустить первый час – примерно столько заставляют себя ждать чудесные сцены с пастушком, похожим на кинокритика Бориса Нелепо, чучелами зверей и самим Родригешем в камео.
«Нашла коса на камень», Аня Крайс, Россия, 2017
Как третьеклассницы играют у зеркала с маминой косметикой, так и Аня Крайс, напялив свитер Балабанова, сводит дебют к показу незлобивых, дурашливых скетчей по мотивам «Груза 200». И зря – сквозной сюжет о квартирных хождениях тётенек-иеговисток (одну играет 46-летняя Ксения Кутепова) сигнализирует о рождении незаурядного комедиографа, наследующего прощальным мастерписам Эльдара Рязанова («Забытая мелодия для флейты», «Небеса обетованные»).
«Анна Каренина. История Вронского», Карен Шахназаров, Россия, 2017
«Красный русский» (Vermelho Russo), Чарли Браун, Бразилия, Португалия, Россия, 2016
«Блокбастер», Роман Волобуев, Россия, 2017
Руслан Бальтцер, перелогиньтесь!
«Королевская кобра» (King Cobra), Джастин Келли, США, 2016
Лента довольно-таки пёстрая и вьётся змейкой от сандэнсовской гей-драмы к разгуляй-кэмпу в духе позднего Джона Уотерса. К финалу всё же принимает верную сторону.
«Она» (Elle), Пол Верховен, Франция, Германия, Бельгия, 2016
«Заложники», Резо Гигинеишвили, Россия, Грузия, 2017
Как и шайке угонщиков, режиссёру с непроизносимой фамилией и преступным послужным списком хватает дерзости ввязаться в дело, но не отваги его делать. Зарывшись носом в развилку между триллером и драмой (о чем в гораздо более мягких выражениях писал Александр Нечаев в «Российской газете»), постановщик Г. трусливо забалтывает социально-психологические предпосылки теракта. Реплика «Вместе с террористами надо судить их родителей!» повисает в южном воздухе, не получая должного драматургического оформления. Сцена уродливой свадьбы могла бы стать осью российской «Ноктюрамы» (или нового «За день до…»).
«Стражи Галактики. Часть 2» (Guardians of the Galaxy Vol. 2), Джеймс Ганн, США, 2017
На эти деньги Альберт Пьюн снял бы вам 200 «Хранителей», и ни один их них не стал бы семейной мелодрамой в чепчике фантастического экшна.
«Песня за песней» (Song to Song), Терренс Малик, США, 2017
«Любовники» (The Lovers), Азазель Джейкобс, США, 2017
«Троцкий», Александр Котт, Константин Статский, Россия, 2017
«Марджори Прайм» (Marjorie Prime), Майкл Алмерейда, США, 2017
Алмерейда – автор, в юности стукнутый Тарковским и вообще к русской культуре неравнодушный. К примеру, дебютный короткий метр Алмерейды был экранизацией «Героя нашего времени», да и в личном общении с моим коллегой по журналу Сергеем Дёшиным американец целый час расспрашивал собеседника о Виталии Каневском, Маяковском и Сокурове. «Марджори Прайм» доводит идею «Соляриса» до совсем уж абсурдного предела. Теперь клоны безо всякого надзора тусуются в компании себе подобных и до скончания дней вынужденно жуют коровью жвачку насланных воспоминаний – такую постную, что краткие появления Ханны Гросс (похмельный ангел из «Рождество, опять») и щенка сиба-ину окрашивают её в цвета конфет Skittles. Вероятно, этим фильмом Алмерейда также замыкает излюбленный тематический круг, ссылаясь на свой давний сценарий для постапокалиптического сай-фая Cherry 2000 (1987), действие которого разворачивалось как раз в 2017 году вокруг искусственной жены главного героя.
Худшие фильмы года:
«Стоять ровно» (Rester vertical), Ален Гироди, Франция, 2016
Ах, у ели, ах, у ёлки ох..ли злые волки.
«То, что во мне», Гарик Сукачёв, Россия, 2017
«Бабушка лёгкого поведения», Марюс Вайсберг, Россия, 2017
«Матильда», Алексей Учитель, Россия, 2017
Петербургский режиссёр-амбидекстр, одинаково ловко владеющий приёмами художественного и документального кино, Учитель по душевной конституции – истошный мистик. Обстановкой (м)истерии укутаны даже хроники суровых времён «Край» и «Восьмёрка». «Документальная» природа Учителя требует общественнно резонансных историй на материале конкретных событий и судеб, «художественная» молит о волшебной сказке с кринолинами, бунинской тёмной аллеей протяжённостью в магистраль и всяческими «маниями» и «предчувствиями». Противоречие, долгие годы сглаживаемое Александром Миндадзе, лучшим сценаристом своего поколения, и Авдотьей Смирновой, которой, ну, кое-что перепало от родителя: не дар, так хоть расплывчатое представление о нормах драматургического строения. Диалоги «Матильде» наблеял сериальщик, найденный в ближайшей рюмочной. Не фильм, а сплошная ходынка из-за царского подарка подавленным зрителям – присутствия Михалины Ольшански.
«Смерть Людовика XIV» (La mort de Louis XIV), Альберт Серра, Португалия, Франция, Испания, 2016
Сходство с «Тельцом» очевидно, но у Сокурова был Мозговой, бывший артист Ленинградского театра музыкальной комедии, привыкший к воплощению ярких водевильных характеров (а то, что Ленин – персонаж водевильный, доказал еще Борис Щукин). У Серра же в лице Лео не нашлось того, кто бы сыграл ему характер. У Лео было только лицо, лицом он был всю свою карьеру, его и Трюффо-то с Каурисмяки брали за сходство с их собственными лицами и повадками. Но, обладая одной оболочкой, характер не показать. Тем более, раз характер центральный, раз это ось и тело картины.
Вот, пожалуй, тело Жан-Пьеру сыграть удалось. Надушенное тело в бездушном фильме у малодушного режиссера, спасовавшего перед собственным талантом, свидетельствуют о котором, по крайней мере, две сцены: когда Лео-Луи приподнимается с подушки, чтобы послушать барабанную дробь за зарешеченным окном, и когда на минутку беспардонно заявляется шарлатан, похожий на испудренного Юхананова.
Альберт Серра сталкивается с неутешительным парадоксом: если целью было показать закат власти как тела, уходящего века как тела (в преддверии эры гуманизма), то цель эта оказалась недостижимой, так как натуралистический подход с показом всех стадий течения болезни короля постепенно оставляет зрителя наедине уже не с телом-символом (символическое опадает с него будто бы по мере того, как чернеет его ступня), а просто с телом пожилого человека как такового. Игра Лео – этюд, тонким слоем размазанный по двухчасовому хронометражу и этого хронометража не достойный ни сам по себе, ни в сравнении с внушительной работой, проделанной Мозговым в «Тельце».
Фильм Серра – не «Телец», а так, «тельце».
«Хорошее время» (Good Time), Джошуа и Бен Сэфди, США, 2017
Каждая одобрительная (тем паче, благохвальная) рецензия на четвертый художественный фильм Сэфди – проваленный тест на профпригодность и нагловатая, на грани с сеансом лэп данса, демонстрация аналитического дальтонизма, выраженного в неумении различать значения эпитетов «интенсивный» и «разумный». Фильм братьев интенсивен, фильм братьев глуп, и мы простили бы ему это, как прощали многим, если бы он не был распят на перекрестии маниакально-депрессивной режиссуры или, выражаясь по-народному, не сидел одной жопой на двух стульях. Каждый из которых вдобавок с поломанной ножкой: какая тут семейная драма, если персонажу Сэфди отведены лишь сцены-огрызки (пара из них, вступительная и финальная, вероятно, огрызки чего-то величественного), и какая уж тут «дань Уолтеру Хиллу и Майклу Манну», когда в карманах пятачок? Но даже его, ломаного, не стоил этот мешкотный маскарад крашеного фигляра, умудрившегося перепутать с другим самого близкого человека на свете.
«Анатомия измены», Николай Дрейден, Россия, 2017
«Карп отмороженный», Владимир Котт, Россия, 2017
«Хармс», Иван Болотников, Россия, 2016
Игриво падают старухи – все в исполнении Баширова. Хармс и ликом, и духом ни дать ни взять Гумилёв. Вот какие огурцы-недомерки продаются теперь в магазинах.
«Великая стена» (The Great Wall), Тадг О’Салливан, Ирландия, 2017
«Иначе, Молюссия» с ирландским акцентом или скрытая пародия на «Средиземноморье» Жан-Даниэля Полле?
«Сара Винчестер, призрачная опера» (Sarah Winchester, opéra fantôme), Бертран Бонелло, Франция, 2016
«Атлантический лес» (Mata Atlantica), Николя Клотц, Элизабет Персеваль, Франция, Бразилия, 2016
Клотц-тоц-перевертоц. Дяде седьмой десяток, заслуги, награды, то-сё, а на выходе – натурально, учебная работа первого курса ВГИКа: обрывочно, бессвязно и весьма, весьма многозначительно и томно. Некий мавр бдит за бразильянкой в тропическом саду, односложно комментируя за кадром свою слежку. Бразильянка заведённой куклой шагает вдоль лавочек, впрочем, навещая и кусты и замирая в них по горло. За оградой корпулентная дама поёт по бумажке что-то протестное. Из листвы выныривает негр, но уже другой, не такой застенчивый.
«Все северные города» (Svi severni gradovi), Дане Комлен, Сербия, Босния и Герцеговина, Черногория, 2016
Говорят, на показах Комльен пускает слёзы на снятой им же сцене покраски стула в красный цвет – это-де понятный строго ему маркер детской психологической травмы. Целый пенал таких маркеров в полнометражном дебюте уроженца Югославии, чей талант неотъемлем от метра короткого. Зрителям без диплома психотерапевта просьба выйти из кабинета.
«Я вам не негр» (I Am Not Your Negro), Рауль Пек, Швейцария, Франция, Бельгия, США, 2016
Решив, что хватит и прямой речи из телеинтервью Джеймса Болдуина и фернанделевской улыбки писателя-негра, втиснутого в иконостас из Мартина Лютера Кинга, Малкольма Икс и других «мучеников расы», Рауль Пек, кинобиограф Патриса Лумумбы, сам стал схож с эксплуататором – своего рода «чёрным» плантатором.
«Детройт» (Detroit), Кэтрин Бигелоу, США, 2017
Последнее, что нужно чернокожему зрителю (целевой аудитории «Детройта», снятого смелой белой женщиной), – трафаретная спектаклизация исторической травмы, тем более вторичная по отношению к не такой и давней «Станции Фрутвилл». Существенно расширив линию персонажей Д’Онофрио и Фихтнера – копов-маньяков, – Бигелоу переносит свои бесспорно удавшиеся «Странные дни» из 1999-го в 1967-й. А выглядит всё так, как будто Дмитрий Астрахан вместо «Контракта со смертью» переснял «Миссисипи в огне».
«Ей это нужно позарез» (She’s Gotta Have It), Спайк Ли, США, 2017
Хочешь сделать всё плохо как следует, сделай это сам. Хочешь испортить соул-балладу, сбацай частушку про тёщин дом. Одноимённый фильм-основа 1986 года был нежной комедийной мелодрамой и влиятельнейшим инди той декады наравне с лентами Джармуша. Нынешний мини-сериал способен лишь на форс и фарс – ядовитые цвета и не менее токсичное актёрское пересвистывание оригинальных диалогов. Эх, Ли, чёрная твоя душа.
«Кроткая», Сергей Лозница, Франция, Россия, Германия, Латвия, Литва, Нидерланды, Украина, 2017
Художественное творчество Лозницы – кинематограф лишних движений, включая, пожалуй, и то движение, которым оператор включает камеру на площадке. Лишних – и стилизованных. Например, под полутораминутную сцену прохода через деревушку из достопамятной «Охоты на пиранью» Александра Кавуна, который, словно какой колумб, намереваясь снять чисто жанровый фильм, нечаянно создал матрицу для последующей штамповки «оппозиционного артхауса» (Звягинцев, Быков, Сигарёв, собственно, Лозница и примкнувшие к ним многие).
«В последние дни города» (Akher ayam el madina), Тамер Эль-Саид, Египет, Германия, Великобритания, ОАЭ, 2016
Рьяная въедливость родственна раку и так же пожирает тело автора, оставляя от него скелет мелочного параноика и/или нарцисса. «He took notice of every little aspect, even the door knobs, keys and keychains» – этак вот один из ассистентов Эль-Саида описывал процесс создания ленты якобы о каирском перевороте. У человека за спиной империи рушатся, а он знай себе брелоки разбирает. Н-да.
В замочную скважину войны не увидишь. Не видать её и в зеркале, а в главного героя 45-летний дебютант Эль-Саид смотрится именно как в отражение, все два часа любуясь совершенной щетиной актёра Халида Абдаллы, не раз исполнявшего роли карикатурных арабов в голливудских блокбастерах (Green Zone Гринграсса, Assassin’s Creed Курзеля). К щетине вопросов нет, международной ассоциации брадобреев стоит обратить внимание. Эль-Саиду же наказываю сесть за 5-с-половиной-часовой Homeland (Iraq Year Zero) Аббаса Фахделя, принять своё сравнительное убожество и переключиться на честные artsy tearjerkers.
«Американская пастораль» (American Pastoral), Юэн МакГрегор, Гонконг, США, 2016
Да, я комплетист Дженнифер Коннелли.
«Чужой: Завет» (Alien: Covenant), Ридли Скотт, США, Великобритания, Австралия, Новая Зеландия, Канада, 2017
Трудно не заметить и оценить количественные различия между этим фильмом Скотта и, допустим, картиной «Зубастики-4» (или «Рыцари» Альберта Пьюна). Чего не скажешь о различиях качественных.
«Дюнкерк» (Dunkirk), Кристофер Нолан, Великобритания, Нидерланды, Франция, США, 2017
Нет выдающихся актёрских перфомансов (Леджер, МакКонахи) или хотя бы запоминающихся лиц (ДиКаприо, Хэтэуэй). Нет фантастического и уже этим увлекающего сюжета. Нет гомерически смешных ван-лайнеров (почему-то здесь никто не кричит: «Где детонатор?», хотя детонаторов явно в достатке). А без них «Дюнкерк» погружается в медитативное (по меркам Нолана) пространственно-временное колыхание. Предутреннее блуждание солдат в тревожном унынии и покорном ожидании затаившегося и зоркого врага – в похожем мороке блуждал герой «Бессонницы» – вполне резонирует с невнятной режиссурой Нолана, будто застрявшего между уровнями сна.
«Гоголь. Начало», Егор Баранов, Россия, 2017
«Гоголем» картина названа для отвода глаз. Те и сами бегут прочь от слившейся с рассветной диканьской дымкой, бледно-сливочной – ни дать ни взять пломбир с локонами – фигуры писателя-писаря, не вылезающего из обмороков. Кто тут ходит гоголем, так это артист Меньшиков, чьи перфомансивные эскапады гнутся под печатью мезальянса – жесточайшего и завораживающего несовпадения: вероятно, столь же чужеродно, волнующе и неотразимо выглядел бы трансэстетический союз Ульриха Мюэ и Олафа Иттенбаха.
Размазав натуралистические спецэффекты по рассеявшейся фабуле, деревенский детектив Баранова по-сыновнему, неподотчётно, пользуется теми же выразительными средствами, что и костюмный gore хоррор Иттенбаха «За гранью времён» 15-летней давности (хотя равняется на «Братьев Гримм» Терри Гиллиама). В заглавие же просится фамилия уголовного следователя-гурмэ, недвусмысленно и бодро – Гуро! – салютуя национальному японскому жанру гедонистической расчленёнки. Рук-ног на земле украинской и впрямь нарубили без счёта, но легче всего членится картина на завтраки, обеды и поздние ужины. Во всём откажешь «Гоголю», а в одном-единственном воздашь ему должное: харчатся здесь с приятным аппетитом. Вот бы весь фильм так смотреть и смотреть, как Олег Евгеньевич со своеобычным полуглумливым-полулюбезным видом хрумкает яичком, икоркой, мясцом и… что там у вас ещё в меню?
«Нелюбовь», Андрей Звягинцев, Россия, 2017
Наивысшим достижением Андрея Петровича Звягинцева в области кинематографа по-прежнему остаётся эпизодическая роль в картине «Ширли-мырли».
Не досмотрел:
«Лжец, Великий и Ужасный» (The Wizard of Lies), Барри Левинсон, США
Видимо, лучший фильм позднего Левинсона после «Вы не знаете Джека» – и здесь мои комплименты приутихнут: зрителя готовят к «Плутовству», а подают «Разоблачение» с неприятным напылением «Игрушек». Выключил через 50 минут.
«Взрывная блондинка» (Atomic Blonde), Дэвид Литч, США, Германия, Швеция, 2017
Снимать кино о рукопашных приключениях Синтии Ротрок в мире Джона Ле Карре под силу лишь тем постановщикам, чьи решения передают величие (такими людьми были Уолтер Хилл, Джон Карпентер, you name it). И чего, как не величественности, мы ждём от экранной встречи двух пламенных блонд – одной из античного прошлого, второй из затянувшегося настоящего, – Барбары Зуковой и Шарлиз Терон. И чего, кроме как одиноких зёрнышек, основательно утоптанных в толще засохшего дерьма, мы получаем от наиболее сносных мгновений «Взрывной блондинки»? Выклёвывать по-одному, увязая в навозе всё туже, – занятие для голубя, никак не зрителя. Выключил через полчаса.
«От руля два вершка» (Baby Driver), Эдгар Райт, Великобритания, США, 2017
Закопайте этого кота – он правда сдох! Выключил через 20 минут – в каком-то смысле, обогнал гонщика.
«Сказочный путь» (Der traumhafte Weg), Ангела Шанелек, Германия, 2016
Выключил через 50 минут. Из сказочного в фильме бывшей бандерши «берлинской школы» только чушь.
«Сексуальная Дурга» (Sexy Durga), Санал Кумар Сасидхаран, Индия, 2017
Обычно я следую «правилу 20 минут»: не выключая фильм ранее указанного времени. Ну что ж, впервые захотелось ввести «правило 10 минут».
«Демон революции», Владимир Хотиненко, Россия, 2017
«Володя, уберите ушки. Мне очень нравится ваша кепка, но прошу вас, уберите у неё ушки внутрь» – советует Инесса оторопевшему Владимиру Ульянову (Ленину), и реплики, подобные этой, не дают закиснуть при просмотре мини-сериала о возвращении зловещих большевиков (дерьмодемонов революции?). Сюжетная треуголка Ленин-Крупская-Арманд – будто по мотивам «Дневника его жены». Ряжеными кажутся все, за исключением Дарьи Екамасовой в роли Крупской. Выключил минут через сорок.
«Рай», Андрей Кончаловский, Россия, Германия, 2016
В юности мой однокурсник, он же проклятый поэт с творческим погонялом Илья Неживой («иль я неживой», got it?), дал мне на ночь слепую ксерокопию некой сверстницы-пиитки, чьё имя я, конечно, не запомнил. Зато частенько, в минуты душевного несообразия, нараспев повторял оттуда две строчки: «Я умерла и попала в рай…/Ну и блядота! Ну и сарай!». Выключил минут через сорок.
«Драка в блоке 99» (Brawl in Cell Block 99), С. Крэйг Залер, США, 2017
B-movie: ‘b’ for ‘boring’. Как пели в группе «Чайф»: «Вчера я первый раз застрял в лифте: прекрасная возможность поговорить с собой». «Выключи! Выключи!» – говорил я себе каждую минуту, и каждая была тягостнее предыдущей. Просидел в кабине фильма 85 минут и выключил, дотерпев до чаемого появления Удо Кира, а затем и Дона Джонсона.
«Колумбус» (Columbus), Когонада, США, 2017
Институт среднего метра существует как раз для таких неоперившихся горячих дебютантов. Ну пообвыкнись ты, милок, с форматом получаса, куда ж ты хапаешь час-сорок и пихаешь туда разом Пьера Кулибёфа, Одзу и Линклейтера? Ты не Одзу, ты «отмычка от навоза», как сказал поэт. Выключил через 45 минут. Если бы не 22-летняя Хейли Лу Ричардсон, до обморока (моего) похожая на девушку, которую я знал в первой половине нулевых, выключил бы вдвое раньше.
«Тщеславие» (La vanité), Лайонел Байер, Швейцария, Франция, 2015
69-летняя Кармен Маура – одинокий козырь этой безблагодатной картины. Выключил через двадцать минут.
«Париж – это праздник. Фильм из 18 волн» (Paris est une fête — Un film en 18 vagues), Сильвен Жорж, Франция, 2017
Выключил через 45 минут. Пора уже клеймить всю эту шушеру аутёров, преимущественно французов, всяческих николя рэев, всяческих николя клотцев и разномордых жоржей, подвизающихся на ниве бестолковых фиксации и производстве неудобоваримого продукта, условно прозванного «анти-кино». «Анти-кино» – без(-)образный, бесформенный кино-придаток к окрылённым интервью этих «революционеров камеры», приблудный и неуклюжий кино-тапёр на службе их манифестационных ротаторов. Пора клеймить, но некого: «кино» это столь ничтожное, что всякий протест неминуемо стал бы выступлением против пустоты, против хайдеггеровского Ничто. Но если Ничто способно вызывать экзистенциальный ужас, то «анти-кино» – лишь экзистенциальную зевоту.
«Тельма» (Thelma), Йоахим Триер, Норвегия, Франция, Дания, Швеция, 2017
Михаил Ильич Ромм бы расстрогался, по крайней мере, поначалу. Мало кто из наших современников прилежно соблюдает принципы роммовской техники, изложенные им в «Заметках о монтаже» (1959): экономичное чередование крупных и общих планов вместо «беспорядочного блуждания аппарата». Но в той же статье Ромм писал о том, что камера может быть «любопытной, нервной, логичной и даже глупой». И камера Триера, тем и обескураживая зрителей, последовательно выказывает все перечисленные качества – с упором на глупость. Лесбийская линия, потенциально выигрышная, покажется освежающей только тем, кто не видел «Высшего образования» Джона Синглтона (и ещё примерно триллиона картин на тему сексуального пробуждения). Выключил через час.
«Крым», Алексей Пиманов, Россия, 2017
«Крым» так безалаберно смонтирован, что, кажется, обрезки плёнки бросили в шляпу, вынимали их щепоткой и клеили наугад, помолясь. Выключил через полчаса – не столько оттого, что возмутительно содержание: уродлива форма.
«Время первых», Дмитрий Киселёв, Россия, 2017
Выключил через 35 минут. Не повторяйте мой полёт, а посмотрите лучше «Перекличку» Даниила Храбровицкого.
«Валериан и город тысячи планет» (Valerian and the City of a Thousand Planets), Люк Бессон, Франция, Бельгия, Китай, Германия, ОАЭ, США, Великобритания, Канада, 2017
Мой психологический возраст – тринадцать, фильм снят для десятилеток. Выключил через 45 минут.
«Битва полов» (Battle of Sexes), Джонатан Дэйтон, Валери Фэрис, Великобритания, США, 2017
Редкий вид спорта – играют не в теннис, а в стиль и темы Роберта Олтмена. Пересмотрев «Нэшвилл» и «Здравоохранение», Дэйтон и Фэрис на скорую руку расставили поле битвы двух антагонистов и расходящиеся от них круги персонажей, ведущих перекрёстные диалоги под бдительным оком камер, которые чуть что готовы нырнуть с общего плана на сверхкрупный. Но это игра без мяча, как у клоунов в «Фотоувеличении». Выключил после лесбийской сцены на 33-й минуте.
«Радиус» (Radius), Кэролайн Лабреш, Стив Леонард, Канада, 2017
Завязка сюжета: все, кто находятся в радиусе пятидесяти метров от главного героя, дохнут на месте. Предположительно, от скуки. Выключил через 25 минут.
«Тур де Франс» (Tour de France), Рашид Джайдани, Франция, 2016
Выключил через 20 минут.
«Молодой Годар» (Le Redoutable), Мишель Хазанавичус, Франция, 2017
В пику Годару, который, по замечанию Люка Мулле, и ввёл «правило 20 минут», выключил фильм через 25 минут. Меня и без того достаточно повеселил сам факт, что оператор картины Гийом Шиффман ребёнком дважды играл у Трюффо. Коллега Станислав Лукьянов утверждает, что «Годар» – это замаскированный байопик Вуди Аллена. Похоже на то!
«Тюльпанная лихорадка» (Tulip Fever), Джастин Чедвик, Великобритания, США, 2017
Если я усну и проснусь через сто лет и меня спросят, что сейчас происходит в кино про Голландию, я отвечу: рисуют и трахаются. Мелодраматический сюжет, разыгранный в интерьерах «Девушки с жемчужной серёжкой» и тем же набором типажей (живописец, натурщица, служанка, торговец рыбой, толстосум), обряжен в лёгкую форму пикантной комедии. Форма эта ему отчаянно не идёт – лихорадка у монтажёра, но никак не у постановщика, – и по истечении получаса фильм кренит обратно в мелодраму. Не пожелав присутствовать при этой катастрофе, равно как и быть свидетелем чудесного спасения, выключил на сороковой минуте.
«Геошторм» (Geostorm), Дин Девлин, США, 2017
Нулевая степень жанра «фильм-катастрофа». В роли президента США – Энди Гарсиа. Съёмки начал постоянный сценарист «Дня независимости», а закончил режиссёр «Судьи Дредда». Nuff said!
Впрочем, 45 минут, пока не выключил, скорее забавлялся сюжетом типа «алкоголик спасает планету».
«Бегущий по лезвию 2049» (Blade Runner 2049), Дени Вильнёв, США, Великобритания, Венгрия, Канада, 2017
Рабский трибьют канадской школе сай-фай экшна, предназначенный для узкой зрительской прослойки, взращённой на сиквелах кроненберговских «Сканнеров» и «Крикунах» Кристиана Дюге. Выключил через 120 минут.
«Жги!», Кирилл Плетнёв, Россия, 2017
Плетнёв не Вильнёв, за рулём не спит, к тому же, WIP-мелофарс в воскрешённых традициях Дмитрия Астрахана – птица яркого оперения (про голос умолчим). Обратите внимание на восклицательный знак, торчащий из названия: это ключ к эстетике всей ленты, максимально ёмкое её означаемое. Выключил «Жги!» через 38 минут, то есть не раньше, чем фильм начал, как и положено любому исправному ретранслятору бреда, заговариваться.
«Джунгли» (Jungle), Грег МакЛин, Австралия, Колумбия, 2017
Плохая идея – дать название «Джунгли» фильму о джунглях. Хорошая идея – дать название «Джунгли» ретро-комедии о пионерах американского порно 70-х. Выключил этот клуб кинопутешественников через 50 минут. Лучше посмотрите «Ритуалы» Питера Картера с Хэлом Холбруком.
«Сделано в Америке» (American Made), Даг Лайман, США, 2017
«Блестящий», «азартный», «циничный», по мнению российской печати, а на самом деле «скверный, вздорный и зловещий», если применить вокабулярий Егора Летова. Выключил через 27 минут.
«Убийство священного оленя» (The Killing of a Sacred Deer), Йоргос Лантимос, Великобритания, Ирландия, США, 2017
Через полчаса.
Провал года:
«Теснота», Кантемир Балагов, Россия, 2017
Зрители «Тесноты» делятся на две категории: тех, кому фильм понравился, и тех, кто уже видел «Меня зовут Арлекино». В первом случае мы чаще всего имеем дело с обожествлением, причём даже не картины, а постановщика, сперва перепуганного этим радушным цунами, а затем его оседлавшего. Вчера Балагов считался двоечником курса (недостатки короткого метра «Первый я», непростительные и для дипломной работы, расцвели и оплели «Тесноту» снизу доверху), ныне прославился сын человеческий. Хоть до возраста Христа ученику земного бога – Сокурова – далековато, встречали Балагова так, будто и впрямь тот примчал на ослице. Волхвы с дарами едут в Нальчик, у нас родился чудо-мальчик. Опоясав целый свет, молва дошла до Круазет. «Теснота», рванув стоп-кран, приз взяла у прессы Канн.
Подобно Люциферу, рядящемуся в белые одежды мессии, «Теснота» сгрудила кликуш и слабых мира сего от Круазет до Выборга в порочном хороводе почитания. Словно нечистый-башмачник из деревенского романа-сказки Шарля Фердинана Рамю «Царствование злого духа», смутил Балагов критиков-легковеров и зрителей-ротозеев. Сбагрил им втридорога горшочек-не-вари. И уж тот наварил: тут вам и физиологический этюд о бытовании евреев в Нальчике, и перестроечная проблемная драма о трудных подростках, и семейные дрязги из турецких сериалов, и социальный комментарий, и национальные вопросы. Но если нет в рецепте строгости, если поварёшка вертит поварёнком, если варят её на помоях, то и каша выходит пустая.
И точно так же как у выдающегося швейцарского прозаика самозванное зло изобличил местный учёный чудак, так и в «Тесноту» ткнул ладаном киновед с репутацией юродивого Сергей Кудрявцев – один на всю деревню.
«Пустошь, часть 1-я – Огонь полей зелёных» (Wasteland No.1 — Ardent, Verdant), Джоди Мэк, США, 2017
Дефигуративный аниматор Джоди Мэк – Крошка Цахес в замыленных глазах лидеров «новой синефилии».
Открытие года:
Малика Мусаева («Лёгкая вина», «Приоткрывая дверь»)
Светлана Стрельникова («Аритмия», «Кардиополитика»)
Актёр года:
Уоррен Битти (Rules Don’t Apply)
Олег Чугунов («Ничей»)
Бен Сэфди (Good Time)
Актриса года:
Лана Басария («Софичка»)
Ханна Гросс (Mindhunter)
Ольга Ковалёва («Любовь и партнёрство»)
Камео года:
Полина Ауг («Нелюбовь»)
Оператор года:
Ксения Середа («Птичка»)
Ретроспектива:
Вадим Абдрашитов, Фрэнк Хененлоттер, Джон Джост
Классика и фильмы прошлых лет:
«Однажды холодной зимой» (Chilly Scenes of Winter), Джоан Миклин Сильвер, 1979
«Прошлой ночью в «Аламо» (Last Night at the Alamo), Игл Пеннелл, 1983
«Маменькин мужчина» (Momma’s Man), 2008
«Фаза 4» (Phase IV), Сол Бэсс, 1974
«Двое в новом доме», Тофик Шахвердиев, 1978
«Берлин, Шамиссоплатц» (Berlin Chamissoplatz), Рудольф Томе, 1980
«Дама бубён» (Queen of Diamonds), Нина Менкес, 1991
«Чистый, бритый» (Clean, Shaven), Лодж Х. Керриган, 1993
«Короткая встреча» (Brief Encounter), Дэвид Лин, 1945
«Очарование» (Allures), Джордан Белсон, 1961
«Ведение хозяйства» (Housekeeping), Билл Форсайт, 1987
«Моя дорогая Клементина» (My Darling Clementine), Джон Форд, 1946
Книги:
Иван Пырьев «О пройденном и пережитом» (Бюро пропаганды советского киноискусства, 1979)
Петр Соболевский «Из жизни киноактера» («Искусство», 1967)
Елена Кузьмина «О том, что помню» («Искусство», 1979)
Михаил Ромм «Беседы о кино и кинорежиссуре» («Культура», 2016)
Эрланд Юсефсон «Роль» (Новое издательство, 2005)
Артур Ленниг «Штрогейм» (Rosebud Publishing, 2012)
Кэмерон Кроу «Знакомьтесь – Билли Уайлдер» (Rosebud Publishing, 2017)
Олег Ковалов «Из(л)учение странного» (Мастерская «Сеанс», 2016)
Михаил Кокшенов «Апельсинчики, витаминчики…» (М., 2000)
Галина Долматовская «Примечания к прошлому. Французское кино: отсчет от военных лет» («Искусство», 1983)
Шарль Дюллен «Воспоминания и заметки актера» (Издательство иностранной литературы, 1958)
Читайте также: