Лучшие фильмы 2013 года: списки редакции

Станислав Битюцкий | Олександр Телюк | Сергей Дёшин

 Олег Горяинов | Евгений Карасев | Максим Карповец

Ольга Коваленко | Юлия Коваленко | Станислав Лукьянов

Наталья Серебрякова | Алексей Тютькин | Дмитрий Буныгин

  

Станислав БИТЮЦКИЙ:

1. «Большая киновечеринка» (The Great Cinema Party), Райа Мартин

Фильм как жест; еще одно исследование истории страны и кинематографа; рассуждение о связи звука и изображения; кино, созданное буквально на коленке и, при этом, – один из самых свободных фильмов последних лет.

2. «История моей смерти» (Hist?ria de la meva mort), Альберт Серра

Большое классическое произведение искусства, созданное буквально на наших глазах.

3. «Последний раз, когда я видел Макао» (A ultima vez que vi Macau), Жоао Педру Родригеш и Жоао Руй Герра да Мата

Если это действительно год документального кино, которое теперь не боится преображать и работать с реальностью, то фильм Родригеша и Маты, наверное, – главное событие этого возможного тренда.

4. «Последний фильм» (La ?ltima pel?cula), Райа Мартин, Марк Перансон

Переосмысление «Последнего фильма» Хоппера и «Американского мечтателя»; фильм, который отлично смотреть в паре с «Большой киновечеринкой». Мартин и Перансон здесь концентрируются непосредственно на кинематографе. А отправная точка с концом света и созданием последнего фильма на Земле – служит скорее предлогом для разговора о новой свободе кино.

5. «Беспечный ездок» (Easy rider), Джеймс Беннинг

…добавьте к фильмам Мартина данный оммаж Беннинга – и это будет строенный сеанс мечты!

6. «Незнакомец у озера» (L’inconnu du lac), Ален Гироди

Наиболее зрелый и классический фильм Гироди, в котором он от своей любимой истории о закрытом сообществе постепенно переходит к настоящей эпической драме.

7. «Компьютерные шахматы» (Computer Chess), Эндрю Буджалски

С одной стороны – фильм о гиках и первых шагах по созданию искусственного интеллекта, с другой – завуалированное кино о кино. Причем, последнее – самая интригующая составляющая «Компьютерных шахмат».

8. «Искупление» (Redemption), Мигель Гомеш

Четыре истории, состоящие из found footage и закадрового голоса, условно принадлежащего четырем политикам. Продолжение исследования связи изображения и голоса, начатого Гомешом в «Табу». 20 с небольшим минут чистого счастья.

9. «Дворцы жалости» (Palaces of Pity), Габриэль Абрантес, Даниэль Шмидт

История двух девочек-футболисток, их бабушки и мавританских гомосексуалистов. Возможно, это звучит слишком безумно. Но это в первую очередь новая глава исследований колонизации, памяти и исторического опыта – трех важных тем для Габриэля Абрантеса.

10. «Вик и Фло видели медведя» (Vic et Flo ont vu un ours), Дени Коте

Даже получив самый большой для себя бюджет Коте все равно остался безумцем, влюбленным в кино. «Вик и Фло видели медведя» – его самый синефильский фильм, вывернутая на изнанку сказка братьев Гримм и игра со зрительскими ожиданиями.

11-20

(в алфавитном порядке):

«Время – солнце» (Time is the Sun), Исаия Медина

«Делириум», Игорь Подольчак

«Джанго освобожденный» (Django Unchained), Квентин Тарантино

«Жебо и тень» (O Gebo e a Sombra), Мануэль де Оливейра

«Кровью и потом: Анаболики» (Pain & Gain), Майкл Бэй

«Мадрид – пылающий ярко» (Vers Madrid – The Burning Bright), реж. Силвен Жорж

«Путешествие света» (Traveling Light), реж. Джина Телароли

«Север, конец истории» (Norte, hangganan ng kasaysayan), Лав Диас

«Словно влюбленные» (Like Someone in Love), Аббас Киаростами

«Токийские гиганты» (Tokyo Giants), Николас Провост

Фильмы года, которые не удалось посмотреть:

«Любовь в джунглях» (Jungle Love), Шерад Энтони Санчес

«Я был темнее» (I Used to Be Darker), Мэттью Портерфилд

«Что теперь? Напомни мне» (E Agora? Lembra-me), Жуаким Пинту

Ретроспективы: братья Люмьер, Александр Довженко, Жан Гремийон, Ишмаель Берналь, Лестер Джеймс Перьес

Классика и фильмы прошлых лет:

«Атласный башмачок» (The Satin Slipper), Мануэль де Оливейра

«Безумные песни Фернанда Хусейна» (The Mad Songs of Fernanda Hussein), Джон Джанвито

«Звезда за темной тучей» (Meghe Dhaka Tara), Ритвик Гхатак

«Така пізня, така тепла осінь», Иван Мыколайчук

«Тихие страницы», Александр Сокуров

Олександр ТЕЛЮК:

Фантастический год, вернувший веру в кино и сформировавший лик нынешнего десятилетия. Главная тенденция года – новая фаза мутуализма художественного и документального кино.

1. «Беспечный ездок» (Easy Rider), Джеймс Беннинг

Ключевой вопрос в понимании Беннинга для меня всегда был в том, как он структурирует время. Чаще всего он это делал по остроумной, но предсказуемой формуле – 12 бассейнов, десять окон, 20 молний, пять холмов и т.д. – фигура пейзажа, плюс хронометраж. В римейке-минусовке культового «Беcпечного ездока» Хоппера, Беннинг привязал длину своих сцен к сценам фильма-оригинала. Так ему удалось расчистить больше пространства для чувства невосполнимой потери золотых времен контркультуры.

2. «Мадридпылающий ярко» (Vers Madrid – The Burning Bright), Силвен Жорж

Складывалось впечатление, что кинематографисты не успевают за лавиной политических протестов, которые сотрясают мир в наши дни. Например, о легендарных движениях Occupy и его европейских аналогах Take The Square и М15 до недавнего времени практически не было ничего снято. Ситуацию, притом образцовым образом, спас Силвен Жорж. Наблюдая за тем, как он показывал протесты на мадридской площади Пуэрта-дель-Соль, в революционное исправления мира хотелось окунуться с головой. Будем ждать готовящегося ответа из Америки от Джема Коэна.

3. «Левиафан» (Leviathan), Люсьен Кастен-Тэйлор, Вирина Паравел

Люсьен Кастен-Тэйлор и Вирина Паравел – скрестили Джона Грирсона, Тоуба Хупера и Холиса Фремптона. Они показали будни рыбаков, как одновременно грязный и возвышенный триллер, зло в котором безлико, абстрактно и поэтому необъяснимо ужасно. «Левиафан» – манифест нового документального кино, которое умудряется быть одновременно научной дисциплиной и увлекательным приключением.

4. «Незнакомец у озера» (L’Inconnu du lac), Ален Гироди

Наиболее изящный фильм Гироди, который от изобретения новых форм абсурда перешел к играм в саспенс по правилам Эроса и Танатоса. Остров гомосексуальной любви – самый незабываемый пантеистический образ во французском кино со времен рейва в лесу в «На войне» Бертрана Бонелло.

5. «Что теперь? Напомни мне» (What Now? Remind Me), Жуаким Пинту

Трогательный фильм-эссе человека, инфицированного ВИЧ и кинематографом. Соответственно, фильм о памяти, в которой любимые сцены из кино и жизни вяжутся в единый пульсирующий узел.

6. «Большая киновечеринка (The Great Cinema Party), Райа Мартин

Культ Райа Мартина можно было бы списать на круговую поруку синефилов. Но легкость, с которой Мартин сочетает политический контекст своей страны, рансьеровский мотив «непредставимого» и аллюзиями на старый кинематограф, делает его одним из лидеров негласного движения за свободу в современном кино.

7. «Токийские гиганты» (Tokyo Giants), Николас Провост

Как и стоило ожидать, японское завершение Plot Point, трилогии Провоста, окончательно восхитило и обезоружило ценителей его стиля. Вдохновившись Джеймсом Греем и Дэвидом Линчем, Провост в очередной раз подглядывает за ночной жизнью мегаполисов, раздает случайным лицам роли сутенеров, картежников, офицеров полиции и маньяков в желтых дождевиках.

8. «Последний раз, когда я видел Макао» (The last time I saw Makao), Жоао Педру Родригеш,  Жоао Руй Герра да Мата

Фильм-близнец трилогии Провоста. Еще один нуар, сконструированный из документальных кадров, еще одна история без завязки, еще одна влюбленность в кино. Единственное –  португальцы больше уходят в личные и колониальные истории.

9. «Молитва» (Inori), Педро Гонзалез-Рубио

При поддержке Наоми Кавасе Рубио создал не то пейзажное, не то духовное, но точно кристально чистое кино. Не было в этом году другого фильма, столь уважительно относящегося к простоте.

10. «Нет» (No), Пабло Ларраин

Очень важный фильм-урок о силе политических идеалов. О том, что слово «демократия» можно употреблять по назначению, разрушая им многолетние режимы насилия.

11-20:

«Джанго освобожденный» (Django Unchained), реж. Квентин Тарантино, США, 2012

«Перре в Франции и Алжире» (Perret in Frankreich und Algerien), реж. Хайнц Эмигольц, Германия, 2011

«Поза ребенка» (Child’s Pose), Калин Петер Нецер, Румыния, 2012

«Ограда времени» (L’enclos du temps), реж. Жан-Шарль Фитусси, Франция, 2012

«Компьютерные шахматы» (Computer chess), реж. Эндрю Буджалски, США, 2013

«Остановите сердцебиение»  (Stop the Pounding Heart), реж. Роберто Минервини, США, 2012

«Путешествие света» (Traveling Light), реж. Джина Телароли, США, 2012

«Ракета» (The Rocket), реж. Ким Мордаунт, Австралия, 2013

«Ханна Арендт» (Hannah Arendt), реж. Маргарете фон Тротта, Германия, Люксембург, Франция, 2012

«Отвязные каникулы» (Spring Breakers), реж. Хармони Корин, США, 2012

Фильмы года, которые не удалось посмотреть:

«Белая эпилепсия» (White Epilepsy), реж. Филипп Гранрийе

«Реалист» (The Realist), реж Скотт Старк

«Три пейзажа» (Three Landscapes), реж. Питер Хаттон

«Последний фильм» (La ?ltima pel?cula), реж. Райа Мартин, Марк Перансон

«В Беркли» (At Berkeley), реж. Фредерик Уайзман

«Mount Song», реж. Шамбхави Каул

«Слушая пространства в моей комнате» (Listening to the Space in my Room), реж. Роберт Биверс

«Парк людей» (People’s Park), реж Либби Ди Кон, Джей Пи Снидецки

«Виола» (Viola), реж. Матиас Пинейро

«Священная римская кольцевая» (Sacro GRA), реж. Джанфранко Рози

Сергей ДЁШИН:

1. «Месть женщины» (A Vingan?a de Uma Mulher), Рита Азеведу Гомеш 

Если можно представить фильм предельно академичный, в котором скрыт при этом настоящий пост-авангардизм – то лучшего примера такого кинематографа, чем «Месть женщины» не найти. Это абсолютный барочный шедевр португальского кино, заставляющий сделать скидку и «Лиссабонским тайнам» Рауля Руиса как телевизионной картине, и «Жебо и тени» как фильму столетнего режиссера. Фильм как реквием национального кино, фильм как хрестоматия синефильской памяти. Единственная картина года, после которой на устах было только одно слово – uma obra-prima. Не пройдет и тридцати лет, как «Месть женщины» будет, совершенно устоявшись, называться одним из самых красивых и прекрасных фильмов в истории кино, в одном ряду как с лучшими фильмами де Оливейры, так и с великими образцами немецкого экспрессионизма.

2. «Джанго освобожденный» (Django Unchained), Квентин Тарантино 

Этот исторический блэкэксплуатейшен вперемежку с чужеродным мифом о Зигфриде в пространстве рабовладельческого Юга –  вероятно, лучший фильм великого американского режиссера со времен «Джеки Браун». После «Джанго» было ощущение, что это именно Америка – настоящая родина кинематографа, а лучшие ее сыновья впитывают чувство кино с молоком матери. А всем своим историческим оппонентам Тарантино мог бы легко ответить цитатой из Хейзинги, что игра старше культуры, а «Джанго» – это моя кинематографическая игра.

3. «Только бог простит» (Only god forgives), Николас Виндинг Рефн 

Датский выскочка после успеха в Каннах с «Драйвом» не побоялся рискнуть – плюнуть на все приличия и фестивальные тренды и выдать фильм вне категории вкуса и рамок приличия в понимании современных кинобуржуа. Греческая трагедия в неоновом свете 90-х? Паназиатский медитативный арт-триллер? Не важно как называть эту аудиовизуальную претензию Рефна, главное – ее абсолютная свобода формы и абсолютно выдержанный стиль. Посвящение Ходоровскому тоже не случайно: у того в «Святой крови» герой был манекеном безрукой матери, с матриархатом которой пришлось грубо покончить для сохранения своей идентичности. Немногословный же герой Гослинга хоть и расправляется с матерью, в финале все же символически теряет свои конечности. Чем не приношение ученика мастеру. Сегодня про Рефна можно сказать только одно: Do the Right Thing.

4. «Стокер» (Stoker), Пак Чхан-ук

Еще один из самых успешных (но, естественно, провалившихся) жанровых гибридов этого сезона. Формализм, голливудские куклы, геометрия стерильного пространства кадра – в «Стокере» все кажется идеально сконструированным и продуманным, своего рода мастер-класс корейского режиссера в Голливуде, но с очень специфическим юмором, монтажной игрой и режиссерским отстранением. При этом если сегодня и искать пример феномена, который Луи Скореки называл крайним выражением синефилии, то таким примером скорей будет «Стокер», чем все французское интеллектуальное кино вместе взятое. Пак Чхан-ук наглядно нам напоминает, что кино – это по-прежнему Хичкок. При одном естественном смягчении — «Альфред по-корейски» все же сильно на любителя.
       
5. «Откройте двери и окна» (Abrir puertas y ventanas), Милагрос Мументалер

Вероятно, лучший дебют в аргентинском кино, да и, пожалуй, в кино всей Латинской Америки за последние десять лет (стоит напомнить — победитель фестиваля Локарно в 2011 году). Очень простое, тонкое и чувственное кино про трех сестер, в котором практически ничего не происходит, все действие протекает в стенах одного дома, а главным героем является – Отсутствие. Своей пластичностью повествования картина скорей даже ближе «Вертикальному лучу солнца» Чан Ань Хунга, чем предельно реалистическому аргентинскому кино, по большому счету, лишенному поэтического звучания, присущего этой вдохновенной и грустно-ранимой картине Мументалер. Один из лучших моментов фильма происходит, когда три сестры сидят в запыленной кладовой: им грустно и они лишь тихо подпевают песне Бриджитт Ст. Джон, давшей картине англоязычное название. В этой сцене присутствует только музыка, грусть и какое-то горькое чувство отсутствия. В такие моменты кажется, что кино было создано только для таких moments of being.

6. «Танец Дели», Иван Вырыпаев 

Самый личный фильм, который вспоминал буквально, на протяжении всего года. Вырыпаеву, снявшему до этого несколько предельно идиотских фильмов, в «Танце Дели» удалось сделать не столько любопытный эксперимент по внедрению театральной читки в кино, сколько создать прецедент неангажированного религиозного кино. Не случайно на этот фильм Вырыпаева вдохновила конкретно «Бхагавад-Гита», но это не иллюстрация ее одной, а скорей свободное трансцендентное восточное путешествие в поисках… Бога. Если и было в этом году в кинематографе касание дзен, касание Кришны, касание слова – то оно было именно «Танцем Дели». Но опять же, что ценно, фильм не ангажирован и его легко можно воспринимать в другой парадигме – в поле дискурсивного театра.


7. «Виола» (Viola), Матиас Пинейро

Четвертый фильм главной надежды молодого аргентинского кино – 31-летнего Матиаса Пинейро. Маленький фильм (всего 65 мин.), снятый практически полностью крупными планами, о труппе актеров камерного театра, репетирующих шекспировскую «Двенадцатую ночь» и плавно переходящих в игровое пространство фильмов Жака Риветта, где закольцованный текст Шекспира оказывался не тем, чем был изначально. Да и регистр «театр –  жизнь» теряют пределы контроля. Всех героев картины прекрасно описывает выражение Хулио Кортасара: «Самые что ни на есть простые люди, но фантастическое вдруг вторгается в их жизнь». «Виолу», как и другие фильмы Пинейро, еще необходимо изучить более подробно, она из тех картин, которые раскрываются с каждым более внимательным просмотром, ибо реальность условна, особенно когда Шекспир встречает реализм по-аргентински.

8. «Последний раз, когда я видел Макао» (A ultima vez que vi Macau), Жоао Педру Родригеш и Жоао Руй Герра да Мата

Документальный фикшн, в котором замешана и синефилия, и история колониального Макао, и призраки памяти, и просто личные воспоминания режиссера да Маты, но где именно язык (закадровый голос) выступает игрой в чистом виде. Джейн Рассел, Крис Маркер, Джеймс Бонд, фон Штернберг или Офюльс, нуар категории «B» – теневых лиц у «Макао» много, но каждый способен, наверное, увидеть какое-то свое. Мне, например, импонирует такая деталь, что сняв свой самый объемный фильм, Родригеш и да Мата не забыли, что их маргинальных героев всегда сопровождает лай и присутствие бродячих собак, уместно вплетенных здесь в буддийскую мифологию.

9. «Ничья дочь Хэвон» (Nugu-ui ttal-do anin Haewon), Хон Сан Су

Любимец всех мировых фестивалей, штампуя один фильм за другим, поражает хотя бы одним субъективным ощущением – каждая его новая картина лучше предыдущей (за исключением неудачи с Юппер). Вот и «Ничья дочь Хэвон» – и в нарративной составляющей, и в эмоциональной – кажется самой интересной и трогательной картиной в фильмографии Хон Сан Су. Кроме того, сегодня, возможно, только Цай Минлян еще может высказаться пронзительнее, чем корейский Рене, о самой кинематографичной природе человека – одиночестве.

10. «Поза ребенка» (Pozitia copilului), Калин Питер Нецер

Изначально кажущийся социально-классовой драмой (как верно заметил коллега – Кассаветес встречает Элио Петри), румынский фильм постепенно набирает мощь универсальной притчи о силе прощения и просто о том, что значит быть человеком. Если шедевр Калин Питера Нецера –  это так называемый застой «румынской волны», то я еще долго буду его первым зрителем. И Вонг Карвай, не смотря на ошеломляющую критику в своей адрес со стороны прогрессивной прессы, был абсолютно прав, когда вручил этой картине «Золотого медведя».

Специальное упоминание:

«История моей смерти» (Hist?ria de la meva mort), Альберт Серра
«Занавес» (Pard?), Джафар Панахи

Фильмы года, которые не удалось посмотреть:

«Бродячие собаки» (Jiao you), Цай Минлян
«Ревность» (La jalousie), Филипп Гаррель
«Выживут только любовники» (Only Lovers Left Alive), Джим Джармуш


Классика и фильмы прошлых лет:

«Река» (Le fleuve), Жан Ренуар
«Турецкие сладости» (Turks fruit), Пол Верхувен
«Письма из дому» (News from Home), Шанталь Акерман
«Воспоминания из желтого дома» (Recorda??es da Casa Amarela), Жуан Сезар Монтейру
«Юг» (Sur), Фернандо Соланас
«Плевать на смерть» (S’en fout la mort), Клер Дени
«Божья коровка, улети на небо» (Ladybird, Ladybird), Кен Лоуч


Ретроспектива: Сара Драйвер, Пол Верхувен

Олег ГОРЯИНОВ:

1. «Например, Электра» (Par exemple, Electre), Жанна Балибар, Пьер Леон

Так же как лучший фильм прошлого года, «Песни Мандрена», «Например, Электра» показывает новый уровень свободы (в) кино. Это фильм будущего, фильм, концентрирующий в себе невероятную потенциальность радикальных возможностей кинематографа завтрашнего дня. Но будучи снятым и увиденным «здесь и сейчас» он проявляет возможность иного кино, иной эстетики, иной политики, иной истории, иного зрителя.

2. «История моей смерти» (Hist?ria de la meva mort), Альберт Серра

Витальность нового фильма Серра в своей чрезмерности, предельной насыщенности делает этот шедевр чем-то большим или чем-то иным, нежели «просто кино». Так же как Балибар и Леон стирают границу вымысла и документа, художественного и реального миров, Серра стирает границу экрана в кинозале. Тезис о том, что в кино «возможно все» после просмотра звучит совсем по-другому, более чарующе, но и пугающе.

3. «Ублюдки» (Les Salauds), Клэр Дени

Дени ломает не только повествовательные структуры, что она уже делала ранее, но и «жанровые рамки» культурных клише, внутри которых обитает сознание современного зрителя. Надежды на триллер о мести, рушатся, чтобы перерасти в надежды на психоаналитический хоррор про инцест, но и им не суждено укрепиться. Дени изобретает «план имманенции» в кино.

4. «Отвязные каникулы» (Spring Breakers), Хармони Корин

Словно сговорившись с Дени, Корин тоже идет по пути обмана зрителя. В данном случае режиссерский метод еще радикальнее – лишить удовольствия, выхолостив кадр до нулевой степени насыщенности, сохранив зрелищность. Корин проявляет и выставляет напоказ плоскость, на которой существует современное (зрительское) «воображение».

5. «Незнакомец у озера» (L’inconnu du lac), Ален Гироди

Гироди добивается каких-то невероятных величин разрыва внутри кинематографического образа: то, что мы видим предельно дистанцировано от того, о чем мы смотрим. Проблематика гей-отношений не заслоняется лицемерными рассказами о социальной или классовой несправедливости, но и не выходит на первый план. Сексуальная ориентация подвергается эффекту «плавающей идентичности», в результате фильм открывается возможностям нового взгляда.

6. «Ничья дочь Хэвон» (Nugu-ui ttal-do anin Haewon), Хон Сан Су

Режиссерский метод Сан Су располагает к тому, чтобы сохранить его загадку в тайне. Желание каждый год смотреть фильм, который  ты уже видел ранее, но восхищаться и всматриваться как в нечто совершенно уникальное, слишком велико, чтобы поддаться соблазну интерпретации.

7. «Последний раз, когда я видел Макао» (A ?ltima Vez Que Vi Macau), Жоао Педру Родригеш, Жоао Руй Герра да Мата

Помимо многих прочих достоинств шедевра Родригеша и да Мата фильм представляется особо значимым за возвращение/введение в кинематограф объект-ориентированного подхода. Город, место, пространство начинает вести себя иначе, когда в кадр реже попадают герои, но чаще улицы, стены домов, интерьеры помещений. Фильм требует определенного уровня чистоты и невинности зрительского взгляда.

8. «Ночь напротив» (La noche de enfrente), Рауль Руис

Фильм, в котором смерть преодолевается усилиями воображения. Фильм, в котором «мертвые и еще более мертвые» живее всех живых. Фильм, в котором формат завещания заставляет напрочь забыть об интонациях прощания. Фильм, вобравший в себя весь кинематографический универсум Рауля Руиса.

9. «Жебо и тень» (Gebo et l’ombre), Мануэль де Оливейра

Экономия средств как средство борьбы: с инфляцией действия, медийной экономикой кадра, превратно понятыми новаторствами сценического пространства, с забвением оригинальности классического. Оливейра – в очередной раз самый радикальный хранитель традиций прошлого.

10. «Золото» (Gold), Томас Арслан

Жанровое кино деконструирующее свою форму. Визуальный эксперимент в форме непретенциозной работы. Игра в ковбоев и индейцев в отсутствии конфликта. Смерть и смерть близких, исключающая эмоциональность вовлечения и сочувствия. Золото как символ ценности чистоты кино.

Специальное упоминание:

«Бестиарий» (Bestiaire), Дени Коте

«Девушка из ниоткуда» (La fille de nulle part), Жан-Клода Бриссо

«Нарковойна» (Du zhan), Джонни То


Фильмы года, которые не удалось посмотреть:

«Ревность» Филиппа Гарреля, новые фильмы Райа Мартина и Лав Диаса

Ретроспектива:

Ксавье Бовуа и Рауль Руис 80х гг.

Классика и фильмы прошлых лет:

«Станция Уимблдон» (Le stade de Wimbledon), Матье Амальрик

Книги:

Rosalind Krauss “Picasso papers”,

Тьерри де Дюв «Живописный номинализм»,

Film Unframed. A History of Austrian Avant-Garde Cinema. Ed. By P. Tscherkassky

Евгений КАРАСЕВ:

1. «Великая красота» (La grande bellezza), Паоло Соррентино

Творчество Паоло Соррентино, одного из самых молодых итальянских режиссеров, претендующих на звание классика, вряд ли можно назвать стилистически однородным. Его последний фильм состоит из настолько поливекторных элементов, что их можно было бы принять за бездумный эклектизм, не будь они четко продуманными и оправданными на уровне сюжета. Набор виньеток из истории упадка римской богемы непрерывно раскачивается между полюсом высокой культуры и полюсом дешевого масс-культа (что подчеркнуто даже в саундтреке, один диск которого отдан под академический авангард, а другой – под клубные ремиксы). В то же время, в отличие от Феллини, с которым «Великую красоту» не сравнивал только ленивый, у Соррентино хватает чувства меры, чтобы, обозначив абсурдность, не скатиться в безвкусицу: каждый визуальный элемент, сколько бы безумно он не смотрелся рядом с соседним, находится на своем месте в сюжетной конструкции и выполняет отведенную ему роль (сатирическую, ироническую, эмоциональную или символическую). Точнее всего было бы охарактеризовать манеру Соррентино в «Великой красоте» как полистилизм (пользуясь автохарактеристикой Альфреда Шнитке), и, как и у Шнитке, у Соррентино этот полистилизм одновременно является и ситуативным выходом из кризиса, и тупиком в долгосрочной перспективе.

2. «Стокер» (Stoker), Чхан-Ук Пак

Популярность корейского жанрового кинематографа в последние годы не могла не привлечь тонко чувствующих коммерческий потенциал голливудских продюсеров. Наряду с ремейками корейских хитов (таких как многострадальный «Олдбой» Спайка Ли) Голливуд ангажировал нескольких корейских режиссеров первого ряда на работу с англоязычным материалом. Первые общие результаты можно было бы рассматривать как допустимую погрешность при переходе из одной культурной среды в другую, если бы не художественная состоятельность «Стокера» Пак Чхан-Ука, автора оригинального «Олдбоя». В своем англоязычном дебюте режиссер создает холодную и отстраненную, но в то же время полную подспудного эротизма картину внутреннего распада обеспеченной семьи после смерти главы семейства. Влияния и аллюзии, переплавленные Чхан-Уком в единое целое, чрезвычайно разнообразны (и при этом на удивление небанальны и не напоминают популярную нынче в авторском кино круговую поруку), а ближайшими стилевыми аналогами стоило бы назвать «Лолиту» и «С широко закрытыми глазами» Кубрика, незримое присутствие которого сквозит из каждого кадра и лишний раз подтверждается участием в фильме Николь Кидман, стабильно выстреливающей парой достойных ролей раз в 10-15 лет.


3. «Джанго освобожденный» (Django Unchained), Квентин Тарантино

После самозабвенного издевательства над военной историей в «Бесславных ублюдках» Тарантино отправился еще дальше в прошлое. В качестве эстетического ориентира на сей раз мэтр выбрал спагетти-вестерны, добившись в результате двойного эффекта остранения: высокий градус стилизации спагетти-вестерна в сочетании с «проблемным» американским материалом не могли не вызвать скандала и обвинений в спекуляции, тем более, что вскоре ожидалась премьера заведомо «серьезного» фильма Стива МакКуина на схожую тему. Однако в итоге победу в неформальном противостоянии одержал патентованный возмутитель спокойствия, потому что, в отличие от МакКуина, у которого скандальность фильмов аккуратно упакована в фантик политкорректности, Тарантино разрушает правила приличия и при этом не забывает о сюжетной занимательности. Ему неинтересна тема сегрегации сама по себе, – но лишь как повод собрать еще один кровожадный киноманский конструктор; он не морализатор, как Маккуин, он мифотворец. (Тем удивительней, что его сценарная работа все-таки осталась отмеченной голливудским истеблишментом).

4. «Саймон-убийца» (Simon Killer), Антонио Кампос

После индульгенции, выданной дебютному фильму Кампоса, от его новой работы ожидался, пожалуй, несколько больший резонанс, однако камерная и на первый взгляд частная история социопата Саймона благодаря поразительной фактурности заглавного образа (тут, разумеется, стоит отметить заслугу не только Кампоса-автора, но и исполнителя роли Брэдли Корбетта) под определенным углом оказывается ответом независимого кино на современный жанровый тренд «кино про социопатов». Гораздо больше, чем событийный ряд, Кампосу важен его герой, и именно герой, а не схематичная фабула, остается в памяти зрителя после просмотра. Кампос уверенно играет на чужом поле (вспаханном как фильмами, так и недавними кабельными сериалами), насыщая «Саймона» мотивными отсылками к Достоевскому, устраняя любые проявления патетики и т.д., т.е., в целом, — поднимая его в плане культурного уровня существенно выше работ своих коммерческих коллег.

5. «Толстая тетрадь» (A nagy f?zet), Янош Сас

Отличающийся редкой степенью творческой последовательности венгр Янош Сас снимает на материале модернистской литературы фильмы, несущие явный след влияния работ Ницше. Взяв в качестве основы нового фильма известный роман Аготы Кристоф, он продолжил свои изыскания, сместив фокус с показа состоявшегося мировоззрения на демонстрацию его формирования. Двое братьев-близнецов (чьих имен мы не узнаем ни в романе, ни в фильме), живущих у бабушки в венгерской деревне во время Второй мировой войны, решают путем физических и психологических экспериментов над собой превратиться в сверхлюдей, что им до определенной степени и удается. Роман является частью трилогии и фиксирует лишь первый этап этого превращения, но даже если Сас и не продолжит экранизацию этого сюжета, по своим художественным достоинствам (а это, наряду с предшествовавшим ему «Опиумом», наиболее визуально отточенный фильм режиссера) «Толстая тетрадь» остается законченным художественным высказыванием с редким единством плана выражения и плана содержания.

6. «Окончательный монтаж, дамы и господа» (Final Cut: H?lgyeim ?s uraim), Дьёрдь Палфи

Это был год, богатый на яркие документальные и квази-документальные фильмы, в том числе и посвященные кинематографу. Однако ни один из них не поднимался до мета-жанрового уровня так, как это удалось потребовавшему каторжного труда нескольких монтажеров «Окончательному монтажу». Специфический режиссер Палфи, фильмы которого сделаны настолько на любителя, что наличие у него фестивальной репутации само по себе вызывает удивление, сделал свой самый доступный фильм, подогнав сотни отрывков из классических кинолент (от братьев Люмьеров до «Аватара») под простейшую идею о том, что в основе кино лежит история любви. Прием не нов, 10 лет назад похожий cut-out-фильм снял Вирджил Видрич (Fast Film, 2003), однако работа Палфи выделяется как своим поистине эпическим размахом, так и сквозящей в каждой монтажной склейке любовью к кино как медиуму, благодаря чему просмотр этого фестивального проекта дарит массу удовольствия.

7. «Студия звукозаписи «Берберян»» (Berberian Sound Studio), Питер Стрикленд

Попытки европейских режиссеров в последние десять лет снять оммаж одному из самых своеобразных поджанров 70-х, итальянскому джалло, исчерпывающе характеризуются хрестоматийным «начали за здравие, кончили за упокой». На фоне этих опусов (преимущественно французских) выделяется британец Стриклэнд, хотя его фильм гораздо больше общего имеет не столько с джалло, сколько с классическим итальянским хоррором. Не идя на поводу у простейшей стилизации сюжетных ходов, он создает гипнотическую панораму «закулисья», уровень безумия в которой намного выше, нежели в фильме, о котором идет речь по сюжету. Пока его коллеги по цеху в очередной раз снимали ножи и черные перчатки, Стриклэнд создавал атмосферу при помощи одного лишь звука. И надо сказать, что хотя в Англии эстетика джалло практически не проявилась (за исключением нескольких достаточно маргинальных примеров в начале 70-х), подход Стриклэнда оказался гораздо убедительнее, чем претенциозные примитивы его коллег.

8. «Умопомрачительные фантазии Чарльза Суона-третьего» (A Glimpse Inside the Mind of Charles Swan III), Роман Коппола

Наиболее интересный на данный момент режиссер из семейства Коппола всегда оставался в тени, потому что предпочитал скрывать тот факт, что ему есть, что сказать, за шутовством и фрондерской эстетикой. «Фантазии Чарли Суона» – наиболее масштабный его проект, и одновременно – полноценный срез его авторской манеры. Трагикомический сюжет Копполы об экзистенциальном кризисе талантливого человека похож на плод противоестественной связи Чарли Кауфмана и Мартина Макдонаха, но, в отличие от первого, сохраняет масштаб частной истории, а в отличие от второго – (формально) носит характер дружеского междусобойчика, тщательно маскируя свои амбиции.

9. «Фрэнсис Ха» (Frances Ha), Ноа Баумбах

На излете многих жанрово-стилистических образований появляются произведения, характеризуемые избыточностью приемов и увеличивающимся режиссерским размахом. Нечто подобное происходило в джалло, в вестернах, в фильмах «берлинской школы», а в большем масштабе – в немом кино. Это замечание справедливо и для «Фрэнсис Ха», отчасти воспринимаемой как своеобразное подведение итогов мамблкора. Фильм-настроение Баумбаха, являя собой фактически компендиум приемов, свойственных мамблкору, подходит настолько близко к мейнстриму, насколько это возможно для независимого кино.

10. «Фил Спектор» (Phil Spector), Дэвид Мамет

Нечасто радующий режиссерскими выходами выдающийся сценарист и драматург Дэвид Мамет на этот раз обращается к реальной истории об убийстве, произошедшем в доме музыкального продюсера Фила Спектора. Мастер диалога, Мамет несколькими штрихами набрасывает яркие, живые характеры, следить за которыми гораздо интереснее, нежели за развитием истории, печальный итог которой заранее известен. Режиссера нимало не сдерживают ограничения, накладываемые тем фактом, что он снимает телевизионный фильм, в результате чего конечный результат выглядит практически неотличимым от дорогого студийного продукта (что категорически не удалось Содербергу, чей байопик Либераче похож на переполненную дешевым гламуром продукцию регионального телевидения). Даже растерявший за последние годы остатки былого величия Аль Пачино, почти не прибегая к фирменным истерикам, выдает в заглавной роли полноценный бенефис.


Классика и фильмы прошлых лет:

«Серия фильмов про Тонкого человека» (The Thin Man Movies), В.С. Ван Дайк и др.

«Ужасная правда» (The Awful Truth), Лео Маккери

«Его девушка Пятница» (His Girl Friday), Ховард Хоукс (пересмотр

«Незнакомец на третьем этаже» (Stranger on the Third Floor), Борис Ингстер

«Бульвар Сансет» (Sunset Blvd), Билли Уайлдер (пересмотр)

«Женщина озера» (La donna del lago), Луиджи Бадзони, Франко Росселлини

«Кулаки в карманах» (I pugni in tasca), Марко Белоккио

«А теперь не смотри» (Don’t Look Now), Николас Роег (пересмотр)

«Аромат дамы в черном» (Il profumo della signora in nero), Франческо Барилли

«Пикник у Висячей скалы» (Picnic at Hanging Rock), Питер Уир (пересмотр)

«Следы» (Le orme), Луиджи Бадзони

«Потерянная душа» (Anima persa), Дино Ризи (пересмотр)

«Пансион страха» (Pensione paura), Франческо Барилли

«Маньяк» (Maniac), Уильям Лустиг (пересмотр)

«Ненасытный» (Ravenous), Антония Бёрд (пересмотр)

Максим КАРПОВЕЦ:

 

1. «Перед полуночью» (Before Midnight), Ричард Линклейтер

Несмотря на то, что третий фильм Ричарда Линклейтера как две капли воды похож на «Перед рассветом» и «Перед закатом», перед нами очередная гениальная история из жизни мужчины и женщины. История на пять копеек, в лучших традициях ромеровских мелодрам, но Линклейтер показывает ее на одном дыхании, искренне доверяя и своим героям, и зрителю. Сегодня очень не хватает такого хорошего, сильного кино – без постмодернизма и двойных стандартов. Честный и легкий фильм, который органически завершает историю взаимоотношений Джесси и Селин. Точнее, он рассказывает свою версию их отношений, оставляя многое за кадром. Но что делает его истинно гениальным, так это способность чудесным образом рассказывать нашу историю. Не важно, случилась она перед полуночью, или не случалась вообще.

2. «Фрэнсис Ха» (Frances Ha), Ноа Баумбах

Ноа Баумбах очень неоднозначный режиссер. Странный юмор, абсурдизм, персонажи-неудачники, бессобытийность истории – вот его главные мотивы. Но такие характеристики можно встретить в любом другом инди-фильме, однако именно Баумбаха можно считать первым героем современных независимых. Последний фильм – подтверждает его таланты. Живая история девушки Фрэнсис напоминает прежде всего «На последнем дыхании», но она лишена претенциозной интеллектуальности и иронии. На самом деле, «Френсис Ха» как танцовщица балансирует на грани серьезной трагедии и легкой алленовской  комедии.

3. «Последний раз, когда я видел Макао» (A ?ltima Vez Que Vi Macau) Жоао Педру Родригеш, Жоао Руй Герра да Мата

Блистательная мозаика, где переплелись разные традиции репрезентации и повествования. Такой формальный прием сближает «Макао» с прошлогодним синефильским фильмом «Табу» Мигеля Гомеша (сюда же добавим «Путешествие к началу мира» Оливейры). Мы можем ничего не увидеть в этой картине: ни манипуляций с историей, ни противостояния реального/воображаемого, ни оригинального авто-рассказа. Все зависит от выбора герменевтической оптики. Пожалуй, наиболее интересным героем смело можно назвать город. И здесь опять нестандартный подход – город на самом деле потерпел поражение. Единственным местом его существования остается только память. Почти как у Пруста.

4. «Великая красота» (La grande bellezza), Паоло Соррентино

Соррентино в немного хаотичной манере сделал идеальный маньеристический фильм, альтернативным названием которого может быть «Реквием о красоте». Кажется, что его красота и герои «зависли» между увядшим Ренессансом прошедших времен и чрезмерным барокко будущего. Поэтому здесь так много абсурда, противоречий, странностей и девиантных персонажей, очень сильно похожих на реальных людей (сложно не увидеть параллель между перформансом художницы в фильме и реальными перформансами Марины Абрамович). Безусловно, это очень иронический и пронзительный постмодернистский опус, но за играми означающих скрыта глубокая тоска – по Риму, любви и, в конце концов, по смыслу.

5. «Собутыльники» (Drinking Buddies), Джо Сванберг

Джо Сванберг неожиданно снял лучшую мелодраму года (после Линклейтера). Кто видел его ранние картины, тот сразу почувствует большой скачок на уровень ровного драматического сюжета, переполненного разными намеками и полутонами. Сванберг мог в любую секунду скатиться в пошлость, но ему удалось сохранить почти юношескую наивность и чистоту отношений.

6. «Мастер» (Master), Пол Томас Андерсон

Самый неоднозначный фильм Андерсона, но в тоже время самый интригующий. Все ожидали эпического размаха в духе «Нефти», но Андресон преподнес совсем уж камерный фильм, пропитанный психоанализом и религиозным символизмом. «Мастер» до сих пор вызывает чувство недосказанности, но это только добавляет ему бонусов.

7. «К чуду» (To the Wonder), Терренс Малик

Терренс Малик не снимает кино, а создает кинематографическими средствами тайну божественного присутствия. Не важно, что именно перед нами – степь или американские дороги, утренний свет или парижские гирлянды. Все это создает атмосферу чудесного, сакрального компонента обыденности, превращая последнюю в бесконечное вселенское приключение.

8. «История моей смерти» (Hist?ria de la meva mort), Альберт Серра

Альберт Серра заслужено считается любимчиком фестивальной публики и критики. Он последовательно снимает сложные культурологические картины в лучших традициях Оливейры, Пазолини и даже Висконти. Джакомо Казанова в «Истории моей смерти» – не только харазматичный герой своего времени, но и очень актуальный современный персонаж-трикстер, отсылающий ко многим интересным мифологемам (гедонистическое общество, телесность, столкновение реальности и фантазии). Очень экстравагантный синефильский фильм, который можно считать лучшим у Серра.

9. «Гравитация» (Gravity), Альфонсо Куарон

Визуальное пиршество для массового зрителя и утонченный сай-фай для критики? Альфонсо Куарон неожиданно сотворил главный фильм года, не смотря на многие неточности, банальности и сюжетные нестыковки. «Гравитация» не только прекрасный эстетический объект, но и предельно честное эмоциональное полотно. Если сегодня еще можно с открытым ртом восхищаться кино, так это именно благодаря Альфонсо Куарону и команде.

10. «Левиафан» (Leviathan), Люсьен Кастен-Тейлор, Вирина Паравел

Липкое, вязкое и предельно депрессивное зрелище, от которого невозможно оторвать взгляд. Магнетический эффект «Левиафана» сродне гипнотическому состоянию, в которое тебя перенес искусный чернокнижник. Сегодня на новой волне антропологическое документальное кино, но сие творение относиться к анти-антропологическим фильмам. Здесь человек лишний – он помеха природе, ошибка в ее вакуумном пространстве. Может быть, «Левиафан» даже за пределами кинематографического языка, что автоматически превращает его в уникальный феномен современной визуальной культуры. После пробуждения вам еще долго будут слышаться крики чаек и чувствоваться запах рыбы. Такова плата за приключение с Левиафаном.

 

Специальное упоминание:

«Пленницы» (Prisoners), Дени Вильнев

«Истории, которые мы рассказываем» (Stories We Tell), Сара Поли

«Ничья дочь Хэвон» (Nugu-ui ttal-do anin Haewon), Хон Сан Су

«Заклятье» (The Conjuring), Джеймс Ван

Шедевр вне списка:

«Ночь напротив» (La noche de enfrente), Рауль Руис

 

Фильмы года, которые не удалось посмотреть:

«Внутри Льюина Дэвиса» (Inside Llewyn Davis), братья Коэн

«Предметы быта» (Halbschatten), Николас Вакербарт

«Жена полицейского» (Die Frau des Polizisten), Филип Грёнинг

«Иммигрантка» (The Immigrant), Джеймс Грэй

«Выживут только любовники» (Only Lovers Left Alive), Джим Джармуш

«Ветер крепчает» (Kaze tachinu), Хаяо Миядзаки

Ретроспектива: Кшиштоф Занусси

Классика и фильмы прошлых лет:

«Буксиры» (Remorques), Жан Гремийон

«Могамбо» (Mogambo), Джон Форд

«Высокие надежды» (High Hopes), Майк Ли

Ольга КОВАЛЕНКО:

1. «История моей смерти» (Hist?ria de la meva mort), Альберт Серра

Абсолютно космическая смесь, которая, несмотря на разнообразие ландшафтных, языковых, исторических, визуальных и литературных маяков, все-таки ведет за собой зрителя и приводит его к тому пространству, где вымысел художественного произведения переплетается с реальностью того, кто его рассматривает. Многообразие возможных трактовок превращает этот особый фильм в универсальное существо, говорящее с каждым на его собственном языке.

2. «Танец реальности» (La danza de la realidad), Алехандро Ходоровский

Для того чтобы поделиться своим опытом взросления, Ходоровский собирает в одну большую семью практически все виды искусства, от литературы до цирка. По традиции, в основе его ленты находится эзотерическое путешествие к основам мира – к основам самого себя.

3. «Седьмой код» (Sebunsu k?do), Киеси Куросава

Фильм не ограничивается абсурдистскими играми с жанром криминального триллера, а также экзотичными отсылками к миру русской мафии и боевым искусствам, но обращается к насущным проблемам Японии, да и всех стран, находящихся под давлением чуждой им западной культуры. Ироничное высказывание на тему сохранения древних традиций и движения вперед.

4. «Раненый Роланд» (Orlando Ferito — Roland Bless?), Венсан Дьетр

Сюжет фильма построен вокруг традиционной сицилийской постановки для кукольного театра, авторской вариации Венсана Дьетра на сюжет Песни о Роланде. Деревянные марионетки вещают аудитории о бедах Сицилии, Италии, Европы, да, впрочем, и всей западной цивилизации, где единение людей предается в погоне за успехом. Но, как оптимистично заявляет в этом году уже не первый режиссер, надежда есть там, где есть стремление и поиск.

5. «Последний раз, когда я видел Макао» (A ?ltima Vez Que Vi Macau), Жоао Педру Родригеш, Жоао Руй Герра да Мата

Вымышленное произведение, составленная из осколков реальности. Техническое руководство к созданию художественного фильма из документальных кадров, а также прекрасный экземпляр тяготения игрового кино к документальному, а документального кино — к игровому.

6. «Золото» (Gold), Томас Арслан

Если Родригеш составлял вымышленную реальность при помощи документальных кадров, то Арслан для этой цели использует дневниковые записи немецких иммигрантов, отправившихся в Северную Америку в поисках золота, этого символа новых возможностей.

7. «Перед полуночью» (Before Midnight), Ричард Линклейтер

Сценарий «Перед полуночью» можно было бы с успехом использовать в качестве театральной пьесы – благодаря прекрасным и многочисленным диалогам и монологам. Тем не менее, Линклейтеру удалось превратить его в захватывающий, динамичный фильм, с блеском продолжающий историю отношений одной пары, случайно  встретившейся во время путешествия на поезде.

8. «Евангелие от Иоанна» (Novo Testamento de Jesus Cristo Segundo Joao), Жоаким Пинту, Нуньо Леонел

Скорее не фильм, а минималистическая визуально-звуковая медитация на Евангелие от Иоанна, которое актер зачитывает перед камерой, а аудитория воспринимает — как, некогда, слушали Слово первые последователи Христа. Никаких крестных страданий, кроме внутренних страданий зрителя, не привыкшего находиться наедине с собой.

9. «Север, конец истории» (Norte, hangganan ng kasaysayan), Лав Диас

Более прямолинейный фильм режиссера, в котором он снова рассуждает о доле филиппинского народа, несправедливости социального устройства, власти денег, и духовных терзаниях в стиле героев Достоевского.

10. «Ничья дочь Хэвон» (Nugu-ui ttal-do anin Haewon), Хон Сан Су

Лента, в которой Хон Сан Су, по привычке, рассуждает о профессии режиссера — честный подход, так как лучше говорить о том, в чем разбираешься, чем выдумывать на тему радиоэлектроники и дамб с мостами. В «Хэвон» режиссеру наконец-то удалось совместить визуальный лаконизм своих последних фильмов с сюжетом, который не ограничивается забавными и немножко грустными похождениями творческих личностей, а затрагивает вопрос многоликости и субъективного видения.

Фильмы года, которые не удалось посмотреть:

Her, Спайк Джонз

«Венера в мехах» (La V?nus ? la fourrure), Роман Полански

«Компьютерные шахматы» (Computer Chess), Эндрю Буджалски

Классика и фильмы прошлых лет:

«Утамаро и его пять женщин» (Utamaro o meguru gonin no onna),  Кэндзи Мидзогути

«Похитители велосипедов» (Ladri di biciclette), Витторио Де Сика

«Бэби Долл» (Baby Doll), Элиа Казан

«Сладкие сны» (Sogni d’oro), Нанни Моретти

Ретроспектива: Нанни Моретти, Крис Маркер, Алехандро Ходоровский, Кристофер Нолан

Книга: «Some Time in the Sun: The Hollywood Years of F. Scott Fitzgerald, William Faulkner, Nathanael West, Aldous Huxley and James Agee», Том Дардис

Юлия КОВАЛЕНКО:

1. «История моей смерти» (Hist?ria de la meva mort), Альберт Серра

Фильм, в котором воедино срастаются история и безвременность, естественное и искусственное, высокое и вульгарное, чувственное и рациональное, эмпирическое и мистическое, живое и мертвое… А у основания этих сплетений беспрестанно циркулируют силы Эроса и Танатоса: да, последнему суждено однажды прервать этот круговорот, но лишь затем, чтоб вновь воззвать к Эросу. Сама жизнь – история удерживания равновесия и сообразности. Серра поэтизирует эту двойственность. В «Истории моей смерти» влечение к жизни и влечение к смерти оказываются предельно сочленены: философствования чередуются с дефекацией и сопрягаются с ритуальным  разжиганием костра, громкий смех прерывается болью, и за ней следует наслаждение… Подобная пластичность, гармоничность и отличает произведение искусства от эфемерного, преходящего.

2. «Незнакомец у озера» (L’inconnu du lac), Ален Гироди

Без набившей оскомину тоски и исчерпывающей себя меланхолии, «Незнакомец у озера» представляется, тем не менее, пронзительным фильмом о фатальности одиночества и отчужденности. Мир, в котором живут герои Гироди, лишен строгой иерархии и дифференциации – формальные преграды и требования на пути субъекта к получению признания своего Я сняты. Более того, интенции на преодоление дистанции стали здесь предписанием – в этом мире, как писал Джонатан Долимор, «секс начал определять истину бытия». Но, собственно, близость здесь становится невозможной: рано или поздно человек оказывается отвергнутым. Травма от такого столкновения с собственной отстраненностью, одиночеством, субъектностью становится тут смертельной.

3. «Жебо и тень» (O Gebo e a Sombra), Мануэль де Оливейра

Камерный фильм о том, как день за днем приходится мерзнуть в тени: в тени жизни, тени свободы, тени любви. А попытки взбунтоваться, задышать полной грудью и обогреться в солнечных лучах неминуемо означают воровство, преступление, погружающее в еще больший мрак – словно неловкое резкое движение, от которого может погаснуть керосиновая лампа, чей слабый теплый свет, худо-бедно, поддерживает в холодном доме жизнь, полную фантазий.

4. «Компьютерные шахматы» (Computer Chess), Эндрю Бужалски

Образно говоря, это фильм, каждый кадр которого наполнен любовью к своей страсти: будь то кинематограф, будь то программирование, будь то псевдо-психологические тренинги. Пленительность, чарующая сила любимого дела не в состоянии стать единым ответом на все вопросы в жизни, но она снимает мнимую оппозицию рационального и чувственного, разбивает время и изменения, которые оно несет, позволяет человеку просто быть тем, кем он есть… И пускай такая любовь своим жаром может опалить нежные «восковые крылья» — оно того стоит.

5. «Левиафан» (Leviathan), Люсьен Кастен-Тейлор, Вирина Паравел

«Левиафан» – это своеобразная провокация к интерпретациям. Это фильм-взгляд. Но взгляд не законодательного Другого – его «незримая руководящая рука» в картине как раз таки и отсутствует. Это, скорее, лакановский взгляд вещи. Взгляд, обнаруживающий саму абсолютную неприступность Другого, нередуцируемость разрыва (который и «кипятит пучину»). Этот разрыв и требует символизации. В хорошем смысле, «Левиафан» – страшный сон, который в своей (онейрической) призрачности оказывается реальнее реальности, и именно поэтому открывает богатство означивания, интерпретаций.

6. «Откройте двери и окна» (Abrir puertas y ventanas), Милагрос Мументалер

Спокойная, созерцательная картина о невысказываемости боли утраты, о попытках преодолеть ее и о прекрасном и неумолимом течении жизни.

7. «Последний раз, когда я видел Макао» (A ultima vez que vi Macau), Жоао Педру Родригеш, Жоао Руй Герра да Мата

В прямом смысле хрупкая картина – уже не раз было отмечено, что стоит лишь выключить звук, как фильм распадется на самодостаточные фрагменты. Воспоминания, догадки, попытки добраться до места встречи, успеть прийти на помощь, обрывки историй, звонки, сообщения, переживания, вновь воспоминания… Все это за кадром обретает невесомость и, в конечном счете, вовсе развеивается, оставляя зрителя наедине с печальным городом.

8. «Ничья дочь Хэвон» (Nugu-ui ttal-do anin Haewon), Хон Сан Су

Фильм, в котором важно все и не важно ничто. В котором сон и действительность неразличимы, а разлука и близость одинаково наполнены тоской. Но эта тоска преодолима: стоит лишь пройти «назад весь путь до самого начала», превратив ее тем самым в память – подобно той, которая застыла в камнях крепости Намхан.

9. «Лучшие темы» (Los mejores temas), Николас Переда

Долгие репетиции высказывания отцу всех своих сыновьих обид, фантазирования о том, как отец на коленях будет просить прощения, как окажется в чем-то слабее сына, как они вместе будут молча смотреть телевизор или будут спорить о чем-то… Все это повторяется снова и снова, постепенно выдавая в происходящем выдумку, для всего подыскивается наилучшая интонация – в этой игре будто размывается, притупляется реальное отсутствие отца. Причем, в жизни героя фильма отсутствует не только вполне конкретный человек – его родитель, но и символическая фигура Отца – законодательного Другого. Реальная нехватка – это то, что структурирует жизнь Габино, и именно поэтому спасительная фантазия становится самой действительностью, в которой список лучших песен о любви, выученный наизусть, заменяет молитву.

10. «Толстая тетрадь» (A nagy f?zet), Янош Сас

Неспешный многослойный фильм. Прямые обращения к ницшеанскому образу Сверхчеловека логично перетекают в аллюзии на положение послевоенной Венгрии и библейские рефлексии, а затем возносятся к размышлениям о покинутости человека и принципиальной невозможности абсолютно гармоничного существования. Снятая по роману Кристоф, картина Саса обладает, пожалуй, тем же сочетанием внешней кристальной простоты и скрывающейся за ней зловещности, тревоги.

Специальное упоминание:

«Бездомные псы» (Jiaoyou), Цая Минлян, 2013

«Мой пес Киллер» (M?j pes Killer), Мира Форнай, 2013

«Побег из завтра» (Escape from tomorrow), Рэнди Мур, 2013

Фильмы года, которые не удалось посмотреть:

«Север, конец истории» (Norte, the End of History), Лав Диас

«Ревность» (La jalousie), Филипп Гаррель

«Танец реальности» (La danza de la realidad), Алехандро Ходоровский

«Исчезнувшее изображение» (L’Image manquante), Ритхи Пань

Классика и фильмы прошлых лет:

«Костер пылающий» (Le brasier ardent), Иван Мозжухин, 1923

«Музейные часы» (Museum Hours), Джем Коэн, 2012


Ретроспективы: Джем Коэн, Цай Минлян, Педру Кошта

Книга: Кристиан Метц «Воображаемое означающее. Психоанализ и кино»

Станислав ЛУКЬЯНОВ:

1. «После мрака свет» (Post Tenebras Lux), Карлос Рейгадас

Рассказать о человеческой деструктивности Рейгадос смог, соединив медитативную поэтику, визуальный эксперимент и документальную достоверность. Работы актеров балансируют на грани натурализма, тончайших нюансов психологии и запоминающегося личностного шарма. И за всем этим – портрет современного мексиканского общества, страны в политическом и географическом плане.

2. «Фрэнсис Ха» (Frances Ha), Ноа Баумбах

Баумабах освежает наше притупившееся за просмотром тысяч часов киноклассики и новинок кино чувство кинематографа. Можно сожалеть об ушедших 60-х с их будоражащими премьерами фильмов Годара, Шаброля, Трюффо и Ромера. А можно смотреть на бег и танцевальные «па» Греты Гервиг вдоль тротуаров Нью-Йорка – кино вновь рождается у нас на глазах.

3. «Соседние звуки» (Neighboring Sounds), Клебер Мендонcа Филью 

В своем дебюте режиссер не стал эксплуатировать фактуру бразильских трущоб, а с олтменовским размахом и психологической точностью нарисовал будни мидл-классового урбанизированного мирка. Жесткий мир капиталистических взаимоотношений приобретает глубину и даже некоторую сентиментальность.

4. «Ханна Арендт» (Hannah Arendt), реж. Маргарете фон Трота

Ветеран немецкого кино и ее постоянная актриса рассказали о переломном моменте в жизни знаменитого философа, смешав эстетику антифашистского фильма, шестидесятнического ретро и семейной мелодрамы. Фильм не только историчен, но и на простых примерах из жизни объясняет нам моральную позицию главной героини.

5. «Откройте двери и окна» (Abrir puertas y ventanas), Милагрос Мументалер

Есть нечто чеховской в этой простой истории из жизни трех аргентинских сестер. Камера не выходит за пределы дома, где томятся три прекрасные девушки. Слезы, интриги, соперничество, злоба, искушение, невинность. Женщина, по Мументалер, – обворожительна даже в своих страданиях, близка в самых непонятных поступках. Камерный, поэтичный фильм выдающихся драматических высот.

6. «Нет» (No), Пабло Ларраин

Политический памфлет ведущего чилийского режиссера о Давиде от рекламного бизнеса сумевшем сугубо прикладными технологиями свергнуть тирана Пиночета. В изысканной ретро-эстетике 80-х Ларраин в деталях воссоздает не только реалии этого прекрасного исторического события, но показывает главное в нем – право и способность даже самого незаметного гражданина вершить историю своей страны, рассуждая также и о праве на подвиг доступными каждому человеку средствами.

7. «Компьютерные шахматы» (Computer Chess), Эндрю Буджалски

Еще одно ретро и опять же из 80-х – в своей крайней форме. Черно-белая видео картинка, смешные рубашки и прически, допотопные компьютеры, репортерская манера съемки. Намеренно низводя технологию Бужалски исследует самый тонкий и изощренный прибор – мозг человека, его психику.

8. «В доме» (Dans la maison), Франсуа Озон

Озон с хирургической точностью вскрывает все секреты мастерства рассказчика, не забыв подчеркнуть, что он сам рассказывает об этом занятии с шиком и профессиональной легкостью мэтра. Блистательный актерский ансамбль, роскошный дуэт юного актера и актера в возрасте.

9. «Гуманитарные науки» (Liberal Arts), Джош Рэднор

Невероятно романтическое и ироничное путешествие главного героя с кризисом среднего возраста в мир вечной юности – молодую и удалую университетскую жизнь. По-коэновски точная издевка над заблуждениями и поисками интеллектуала с бородкой. Одна из самых соблазнительных The Manic Pixie Dream Girl в жанре.

10. «Ломка» (Resolution), Джастин Бенсон, Аарон Мурхед

Эстетский фильм ужасов о добре с кулаками в мистических декорациях заброшенного дома недалеко от индейской резервации. Два актера, одна видеокамера, четыре голых стены и — зло, зло, зло, пробирающееся даже на видеопленку. Стоит задуматься, случайно ли оно туда попало.

Наталья СЕРЕБРЯКОВА:

1. «К чуду» (To the wonder), Терренс Малик

Элегия, сотканная из полей пшеницы, католических соборов, черных колготок, красных платьев, зеленых лужаек и солнечных бликов. Волшебство на стыке метафизики и визуального. «Что есть любовь?» – спрашивает Ольга Куриленко и бредет в мокрой юбке через осенние поля.

2. «Ночь напротив» (Night across the street), Рауль Руис

Последний фильм Рауля Руиса, снятый в традиционном для него сюрреалистическом жанре. Пенсионер ждет собственного убийцу, которым окажется красивый ребенок, затем они прогуляются по дулу пистолета на собрание мертвых. Перед лицом собственной смерти чилийский режиссер не прекращает отважно шутить и делает это лучше, чем кто-либо еще.   
 
3. «Примесь» (Upstream Color), Шейн Кэрроут

История любви или теория заговора? Сай-фай или триллер? Зачем орхидеи? Почему свиньи? Хорошо или плохо? Шейн Кэрроут заставил задуматься кинокритиков, а российских – даже поругаться по поводу своего второго полнометражного фильма. Яркий пример того, куда может завести режиссера хорошо работающее воображение.

4. «Перед полуночью» (Before Midnight), Ричард Линклейтер

Фильм, дающий надежду на брак по любви всем, у кого не получилось с первого раза. Третья часть знаменитой трилогии Ричарда Линклейтера не менее болтлива, чем первая, но более жизнеутверждающа, чем вторая. Фильм полон счастливых влюбленных пар, в одной из которых неожиданно можно увидеть греческую феминистку Афину Рахель Цангари.

5. «Фрэнсис Ха» (Frances Ha), Ноа Баумбах

История взросления 28-летней танцовщицы – полуправдивая-полувымышленная  биография соавтора сценария и актрисы Греты Гервиг. Черно-белое кино с чудесным саундтрэком, отвечающее на вопрос: «Куда с возрастом девается дружба?».
 
6. «Гравитация» (Gravity), Альфонсо Куарон

Еще один фильм в десятке, снятый оператором Эммануэлем Любецки («К чуду»),  ответственным за большую часть красоты, полученной на выходе в «Гравитации». Простая история об аварии во Вселенной и подвиге хрупкой женщины, потерявшей до этого дочку.

7. «Акт убийства» (The Act of Killing), Джошуа Оппенхаймер

Документальное исследование на тему природы насилия. Индонезийские палачи по доброй воле  инсценируют собственные преступления. Один из убийц, Анвар Конго проходит путь от тщеславного хвастовства до раскаяния в содеянном. Фильм стоит рассматривать как удачный и смелый эксперимент, из-за которого режиссер Оппенхаймер стал персоной нон-грата в тоталитарной Индонезии.

8. «Последний раз, когда я видел Макао» (A ultima vez que vi Macau), Жоао Педру Родригеш, Жоао Руй Герра да Мата

Медитативное путешествие по уголкам города воспоминаний; детектив, разыгранный без актеров. Фильм напоминает серию оживших инстаграмов или полароидных снимков, снятых в самом дорогом месте – месте, в котором прошло детство.

9. «Советник» (The Counselor), Ридли Скотт

Триллер с кучей знаменитостей, снятый по книге Кормака Маккарти и разыгранный как по нотам, обладает очень приятной особенностью – возвращать зрителя на пятнадцать лет назад во времена расцвета жанра. Экшен в его лучшем виде.

10. «Ничья дочь Хэвон» (Nobody’s Daughter Haewon), Хон Сан Су

Фильм о том, как избавиться от нежелательной любви и заснув на полчаса, повзрослеть на целую жизнь. Корейская студентка влюблена в собственного женатого преподавателя. Как это часто бывает у Хо Сан Су, в фильме много пьют и с аппетитом едят лапшу. Пример стоицизма в обывательских делах.

Особое упоминание: «Географ глобус пропил», Александр Велединский

Классика и фильмы прошлых лет:

«Ужасная правда» (Awful Truth), Лео Маккери

«Черный нарцисс» (Black Narcissus), Эмерих Прессбургер, Майкл Пауэлл

«Короткая встреча» (Brief encounter), Дэвид Лин

Алексей ТЮТЬКИН:

Определение отчётной годовой десятки – дело неблагодарное, которое в 2013 году для меня стало просто невыносимым. Как бы там ни было, десятка назначена, но её нумерация совершенно не определяет мест? на «пьедестале» – это всего лишь порядок, в котором я смотрел эти фильмы в отличном кинематографическом 2013 году.

1. «Студия звукозаписи «Берберян»» (Berberian Sound Studio), Питер Стрикленд

Чем тише, тем пронзительней. Незаметная история, произошедшая на студии звукозаписи, могла бы и забыться, если бы не её чёткий смысл. Стрикленд демонстрирует зрителю уроки насилия, которое деформирует и уничтожает личность человека. От великолепно сыгранного Тоби Джонсом звукорежиссёра Гилдроя, который пишет маме письма на родину и трогательно заботится о пауках в гостиничном номере, остаются лишь крики на плёнке, которые он так прилежно записывал. В преклонении своему мастерству он теряет себя, не замечая, что из него, как из воска, вылепили свечу, которая сгорит дотла в полной тишине.

2. «Жебо и тень» (O Gebo e a Sombra), Мануэль де Оливейра

Богатое «бедное кино». В этом году сложилась просто удивительная тенденция снимать прекрасные большие фильмы за самые маленькие деньги – принимая гордость и достоинство бедности, поражаешься тому, насколько она богата, насколько Оливейра экономно ведёт повествование, максимально полно показывая его смысл. Я, наверное, ошибаюсь, делая такое смелое обобщение, но бедность в кинематографе является залогом того, что он показывает людей, их радости и горести, что фильм не пытается увести зрителя в сторону богатых, но таких пустых и мишурных визуальных удовольствий.

Но важно различать бедность и скупость – бедность щедра, а скупость существует в надежде, что тотальная экономия принесёт богатство. Бедность и талант Оливейры – это те качества, которые позволяют иметь грош, но знать, что ты богат. И отдать этот грош тому, кто вообще ничего не имеет.

3. «Например, Электра» (Par example, Electra), Жанна Балибар, Пьер Леон

И ещё один прекрасный пример богатого «бедного кино» – Балибар и Леон сняли нечто исключительно питательное, что-то вроде «супа для мозга», который невозможно сварить, когда бухгалтеры судорожно подсчитывают миллионы, пускаемые на ветер спецэффектов. Тем, кто ворочает шестизначными цифрами, неведомы столь дорогие мне нежность образов, интимность диалога со зрителем, игра с культурой и тонкая ирония, присущие фильму Балибар и Леона.

Пьер Леон сейчас приступает к съёмкам фильма Deux R?mi, deux по «Двойнику» Достоевского и ему нужно 10 тысяч евро, чтобы запуститься – примерно столько, сколько тратится на две секунды спецэффектов в Голливуде. Две секунды, во время которых синекожий на’ви не успевает даже взмахнуть хвостом, или полуторачасовой фильм по Достоевскому – сложный выбор, не так ли?

4. «Вы ещё ничего не видели» (Vous n’avez encore rien vu), Ален Рене

В сам?й затее драматурга Антуана д’Антака из фильма Рене есть что-то близкое афоризму «Стать бессмертным, а уж потом умереть» из дебютного фильма Годара – он сначала уверяет всех в своей смерти, чтобы потом действительно умереть, когда все убедились, что он жив и здоров. Это смерть, которая произошла дважды, – только в первый раз приехавшие актёры дарят драматургу бессмертие, а потом он умирает – в одиночестве, не увиденный никем. Но память равна бессмертию, театр окликает кино, и оно отвечает ему, а смерть – всего лишь сад, в котором тлеют осенние листья.

5. «Примесь» (Upstream Color), Шейн Кэррат

Так как я не могу избавиться от возникших при просмотре навязчивых евангельских коннотаций (хотя автором, наверное, такие отсылки предусмотрены не были), то продолжаю относить фильм Кэррата к религиозному кинематографу. Но это так, ремарка, а главное в том, что «Примесь» – фильм экстраординарной визуальной силы, но не просто дистилированно красивый, а отличающийся полнотой смысла, который является сущностью красоты. Смысл заложен в том, что показано, а не в том, что проговорено словами, истолковано и интерпретировано критиками, – и такой опыт визуального смыслотворчества удался Кэррату на славу.

6. «Ничья дочь Хэвон» (Nugu-ui ttal-do anin Haewon), Хон Сан Су

Хон Сан Су сумел уловить и отобразить на экране настолько сильные чувства, что они почти приобрели вещественность, и фильм сложился не из сцен, а из состояний души и сплетения мыслей. Поразительно, как корейскому режиссёру скромными киносредствами удаётся передать зрителю такие тонкие, такие острые, такие ранящие чувства. И как же жесток ветер человеческих чувств, развевающий флаг кинематографа…

7. «Последний раз, когда я видел Макао» (A ?ltima Vez Que Vi Macau), Жоао Педру Родригеш, Жоао Руй Герра да Мата

«Голь на выдумки хитра». Презрительный тон этой фразы оставим буржуа от кинематографа, а себе заберём лишь её смысл: бедность – это изобретательность. Два португальца из обрывков истории, крошащихся фрагментов памяти, синефильских отсылок и закадрового голоса рождают нечто новое, обжигающе интригующее и красивое. Именно красивое, ведь бедность не обязательно означает желание злобствовать, очернять и уродовать. Жоао Педру Родригешу и Жоао Руй Герра да Мата удалось снять удивительно красивое и грустное кино, как бывают красивы и грустны только история, память и синефилия.

8. «Север, конец истории» (Norte, hangganan ng kasaysayan), Лав Диас

Достоевский для Диаса стал чем-то вроде блюзовых аккордов – их всего три (Джону Ли Хукеру вообще было достаточно одного), но сотни музыкантов с их помощью раскрывают слушателям свои мысли, рассказывают разные истории. Начав с «Преступления и наказания», Диас рассказывает собственную историю – не побоюсь даже написать, конгениальную Достоевскому.

Жизнь жестока и нужно самому стать жестоким, соответствуя жизни, – вот кредо одного из героев «Севера», Фабиана. Жизнь жестока, но это ещё не причина, чтобы быть жестоким, – кредо второго героя, Хоакина. Грань между этими жизненными установками тонка, а выбор собственного пути связан с тяжестью жизни, которую или отбрасываешь, или взваливаешь на плечи. Удивительное кино удивительного мастера.

9. «Левиафан» (Leviathan), Люсьен Кастен-Тейлор и Вирина Паравел, Франция

Мои размышления об этом фильме амбивалентны: восхищает открытие, возможно, нового метода в кинематографе и пугает, что он холоден, принадлежит машине, максимально отчуждён от человека. Что будет дальше с этим методом сложно сказать, но «Левиафан», без сомнений, стал для меня самым неоднозначным фильмом года.

10. «Фрэнсис Ха» (Frances Ha), Ноа Баумбах

Отличные диалоги. Чёткая операторская работа (фильм посвящён памяти замечательного оператора Харриса Савидеса, который помогал в разработке визуальной стороны фильма). Утомительно (это комплимент) быстрый монтаж в первой части фильма. Точно подобранная музыка: духоподъёмный Жорж Делерю, весёленькое арпеджио на мандолине и вечнозелёный Дэвид Боуи. Актёрская игра чуть-чуть на грани наигрыша. Пусть фильм и снят чёрно-белым, но мне всё время казалось, что это разноцветная мультяшка. Всё происходит так ладно и быстро, слова сыплются как из дырявого мешка, множество гэгов и реминисценций, а Грета Гервиг такая же неуклюже милая, как Твити из Looney Tunes, что сначала ничего и не понимаешь (или не хочешь понимать?).

А потом Фрэнсис выбегает босиком с криками «Софи! Софи!» – и сразу понимаешь всё, и становишься лицом к лицу с жизненной пустотой тех, кто уже начал стареть, но так никогда и не созреет. Становится страшно, и всё же после окончания фильма остаётся надежда, потому что, как говорил кто-то, «Блаженны лузеры, ибо их есть Царствие небесное».

Специальное упоминание:

«Отвязные каникулы» (Spring Breakers), Хармони Корин

«За холмами» (Dup? dealuri), Кристиан Мунджиу

«Отвязные каникулы» – фильм из ряда вон, который стал для меня как бы оборотной стороной фильма Баумбаха. Он совершенно иной, чем «Фрэнсис Ха», но это тоже фильм о капитализме как инфантилизации общества (определение Алена Бадью). Корин снял нечто совершенно новое для себя: если он раньше исследовал меньшинства, маленькие общества на полях Большого в отрыве от него, то в «Отвязных каникулах» он проецирует качества маргиналов извне – на тех, кто находится в центре. И оказывается, что силы, созидающие общества, как маленькие, так и Большое, одинаковы – так маргиналы из фильма становятся уменьшенной копией Большой Постмиллениумной Американы.

Примерно то же самое можно сказать и о фильме Мунджиу: познавая то, что происходит в меньшинстве, можно узнать, что происходит и в большинстве, так как меньшинство уже не строится, следуя законам своего становления, а создаётся в подражании большинству. Два этих фильма удивительны ещё и тем, что в чётко выстроенный автором мир не вложен однозначный авторский месседж – зрителю предложено самому всё увидеть и сделать свои выводы.

Лучший фильм прошлых лет, увиденный в этом году или не вошедший в ТОП прошлых лет:

«Безумие Олмейера» (La folie Almayer), Шанталь Акерман

Формально этот прекрасный фильм можно было бы поместить и в ТОП 2013, так как он стал доступен только весной, но я схитрил, выиграв позицию для Баумбаха. И всё же, без сомнений, «Безумие Олмейера» – одно из самых сильнейших кинематографических впечатлений в этом году, если вообще не самое сильное.

И я не могу не вспомнить ещё три работы прошлых лет, которые я посмотрел только в этом году, – напишу о них буквально пару реплик. Это «Два года в море» (Two Years at Sea), Бен Риверс – удивительно красивый фильм о наполненном мыслями и образами одиночестве, а также дебют Милагрос Мументалер «Откройте двери и окна» (Abrir puertas y ventanas) – фильм, словно бы снятый вполголоса или сотканный из лёгких прикосновений. А ещё «Тем временем» (Meanwhile) Хэла Хартли – я не с первого просмотра понял его безупречность, но, посмотрев его во второй раз, влюбился в него навсегда.

Фильмы 2013 года, которые так и не удалось посмотреть в этом году:

«Бродячие псы» (Jiao you) Цай Минляна и «Трудно быть богом» Алексея Германа – последние работы бескомпромиссных художников, которые честно показывают нам, кем мы, увы, стали, и кем мы, упаси Бог, можем стать.

Есть у меня и особое, окрашенное как предвкушением удовольствия, так и страхом разочарования, желание посмотреть фильмы «Выживут только любовники» (Only Lovers Left Alive) Джима Джармуша, «История моей смерти» (Hist?ria de la meva mort) Альберта Серра и «Ревность» (La jalousie) Филиппа Гарреля.

 

Ретроспектива: Я смотрел ретроспективно двух важных для меня режиссёров – это Мишель Суттер и Жан-Клод Гиге, фильмы которых теперь все желающие могут посмотреть на русском языке.

Книга: Как и в прошлом году, я не изменил своему чтению о кино и продолжаю осаду двухтомника Жиля Делёза о кино (впрочем, теперь это больше похоже не на осаду крепости, а на разбойное нападение на дилижанс) – и это уже даже немного комично.

Дмитрий БУНЫГИН:


1. «Зимний путь», Сергей Тарамаев, Любовь Львова

Вовсе не лишенный недостатков ученический дебют недооцененного и преимущественно театрального актера Сергея Тарамаева, тем не менее, и есть тот самый одинокий праведник, благодаря которому, быть может, и спасется вонючий Содом под названием «современный российский кинематограф». Святочный извод социальной драмы «Зимний путь» страдает, кроме прочего, сюжетным ожирением, стараясь продемонстрировать непременно все складки своего богатого тела, со световой скоростью перелетая границы вкуса и меры. Топчутся на месте в предвкушении своего психологического развития главные персонажи – криминальные любовники, барышня и хулиган того же пола: Эрик, поющий, но спивающийся мальчик-гей из консерватории и уголовник с нерастраченной внутренней нежностью Лёха, люмпен-детдомовец без руля, ветрил, прописки (wild eyed boy from freecloud, как пел Дэвид Боуи). За ними не менее получаса ковыляет оператор из команды Звягинцева – Михаил Кричман, наснимавший своих обожаемых спин и затылков на два-три фильма вперед. Наконец, зрителя вводят в «пугающий и опасный» мир гомосексуализма, где дипломированные медработники культурно расслабляются под диско-зонги Клауса Номи. Кульминационная сцена наркотического затмения в элитном гей-клубе: искривленное пространство тошнит и рвет фонтаном визуальными и тематическими отсылками к «Перфомансу» Кэммела-Роуга (бандит прикипает к богеме, барахтается и хрипит, извиваясь в незнакомой коже). Безусловно, Тарамаев не Каракс и никогда им не станет, тогда как Евгений Ткачук – наш Дени Лаван без довесков и скидок: немного Алекс из «Дурной крови», поболее Алекс из «Любовников с Нового моста» и даже – мсье Дерьмо в юности.

2. «Ничья дочь Хэвон» (Nugu-ui ttal-do anin Haewon), Хон Сан Су 

Вечный попрошайка Берлинского и Каннского фестивалей Хон Сан Су довольствуется малым: два с половиной персонажа, щепотка эпизодических мини-вторжений, три-четыре локации (пустынная улица, площадка у мемориала, горная тропа), завалящая коллизия их тех, какими исправно греет уши нам безликая толпа на оживленных перекрестках, да мнимая вариативность «Курить/Не курить» Алена Рене (одним из полноправных героев ленты является неодушевленный предмет – сигаретный окурок, то давимый, то щадимый прохожими).


3. «Лотофаги» (Lotus Eaters), Александра МакГиннесс

«Эстетский мамблкор» – до появления «Компьютерных шахмат» такая связка бы считалась за оксюморон – в темпе трехтактного аллюра и в духе Антониони: на всем своем недолгом протяжении дебютный полный метр неудавшейся актрисы Александры МакГиннесс притягательно поблескивает отраженным светом «Подруг», «Приключения» и «Ночи».


4. «Компьютерные шахматы» (Computer Chess), Эндрю Буджалски

Тятя мамблкора – а точнее, отчим, который пасынку родней биологического отца-алиментщика – Эндрю Буджалски выпустил серо-белесое ретро узкоспециализированной тематики – и это, определенно, ход конем. В то время, как остальные участники мамблкор-эстафеты старательно загребали жар настоящего, покуда оно совсем не стало прошлым, и возводили памятники родоначальникам вроде Ричарда Линклейтера (речь о трибьюте-альманахе «Slacker 2011»), Буджалски – напомним, идеолог субжанра, сплошь и рядом критикуемого за его стилевую аморфность – без остатка убегает в формализм. Часто и без особых на то причин бостонского уроженца приравнивают к среднестатическому Вуди Аллену – что ж, почему бы и нет: если аляповато-полноцветный и наигранно-веселый «Воск» и впрямь уподобить «Сексуальной комедии в летнюю ночь», то «Компьютерные шахматы» будут точь-в-точь соответствовать «Зелигу», сухая концепция которого таким же триумфальным образом превалирует над содержанием.

5. «Акт убийства» (The Act of Killing), Джошуа Оппенхаймер 

«Плохие спят спокойно» – в качестве подзаголовка сюда так и просится название этой, будем честны, проходной работы Акиры Куросавы. «Плохие» индонезийцы Джошуа Оппенхаймера спокойно спят, вкусно и сытно питаются, богато одеваются и даже богом посланный подарок – возможность публично покаяться в совершенных злодеяниях или хотя бы смиренно излить душу незнакомому пришельцу-миссионеру из западного мира – с наглой готовностью принимают за само собой разумеющееся приглашение к отвратительной клоунаде. Это не исповедь – они не признают греха. Не следственный эксперимент – они не консультируют специалистов. Это типичное наставление восточного мудреца – антигерои делятся опытом с подрастающим поколением в форме нехитрого поучения: дивитесь, какие зерна я посеял в вашем возрасте и вот что за тучный урожай вкушаю, убелив сединою виски. Логичнее всего на афише «Акта убийства» смотрелись бы не стандартные похвалы критиков типа «Two thumbs up!» или «Amazing… Astonishing…», а цитата из показаний обладающего афористическим складом ума серийного душегуба Александра Пичушкина, известного под прозвищем «Битцевский маньяк»: «Я тоже смотрел этот фильм, он действительно интересен. А для меня так втройне!».

6. «Незнакомец у озера» (L’inconnu du lac), Ален Гироди 

Гироди виртуозно имитирует вошедшую в оды бессюжетность фестивального кино: первые полчаса этот эротический триллер с мощнейшими кивками в сторону Хичкока, Верховена, Озона и до кучи Проспера Мериме якобы беспомощно тонет в эстетике раннего американского гомосексуального порно, подчистую слизывая мизансцены с азбучной для направления ленты Уэйкфилда Пула «Boys in the Sand».

7. «Вы еще ничего не видели» (Vous n’avez encore rien vu), Ален Рене 

Мы все это уже видели – и не раз: падение четвертой стены, расщепление персонажа, фильм в фильме, театр на пленке, утка в зайчике, игла в яйце. Но мы посмотрим еще и попросим добавки: кощей Ален Рене живописнейшее чахнет над златом, и пускай вам не кажется, что он мог кого-то ограбить. Все это злато – его. До последней монетки.

8. «Отвязные каникулы» (Spring Breakers), Хармони Корин 

Понты, оружие, бикини, золотые фиксы, дикий пляж и блатная романтика – лишь постфактум за этими расхожими тэгами начинаешь различать невинную и деликатную экранизацию «Истории глаза». Грешная повесть Батая переведена на развязный и дразнящий язык поп-культуры, единственно известный исповедующим клинический гедонизм героиням. Пересказана вольно – то следуя букве (вульгарной прелести вульгарный образец Джеймс Франко выполняет здесь ту же сюжетную функцию, что и сэр Эдмунд в оригинальном произведении), то напоказ отдаляясь и перебивая вещную фиесту плоти щемящим голосом макрокосмической нежности (самозабвенный хоровод старлеток под «Everytime» Бритни Спирс).

9. «Соседние звуки» (O Som ao Redor), Клебер Мендонса Филью 

В ленте бежавшего из профессии экс-кинокритика Филхо нет ничего, что позволило бы, вслед за Роджером Эбертом, сравнивать «Соседние звуки» с густонаселенными спектаклями Роберта Олтмена: ни феноменального актерского ансамбля, ни эффектных скрученных в бараний рог жизненных историй, ни любовно-демиургического взгляда на барахтанье незамолкающих персонажей. По правде говоря, бразильский постановщик ненавидит изучаемые им объекты и персоны: именно этим потаенным и мстительным чувством по отношению к облюбовавшим урбанистический пейзаж ленивым ублюдкам и полнится его дебютная картина.

10. «Левиафан» (Leviathan), Люсьен Кастен-Тэйлор, Вирина Паравел 

Целевая аудитории «Левиафана» – первого torture porn хоррора, специально снятого в расчете на представителей надкласса водных позвоночных животных – беспрецедентно широка: в число зрителей-адресатов входит не только обычная североатлантическая пикша (хотя именно ее рвут на части глумливые люди в комбинезонах). «Кровавый, как «Хостел»!» – воскликнет и щука. «Изощренный и циничный, как «Пила»!» – поддакнет окунь. «Перед нами производственная лента: 90 экранных минут длится страшная ночь – обычная ночь из жизни работников фабрики смерти» – подытожит в Фэйсбуке премудрый пескарь. Людям страшно тоже: со-режиссеры скоблят кровоточащую полость реальности с холодной отстраненностью, свойственной приверженцам технологии острого кюретажа. Впрочем, ползучий успех этой картины объясняется также и тем, что большинство из нас по-прежнему может до бесконечности смотреть, как горит огонь, как течет вода и как работает другой человек.

 Специальное упоминание:

 – «Каньоны», Пол Шредер – за случайную встречу швейной машинки (Джеймс Дин) и зонтика (Гас Ван Сент) на операционном столе

 – «Географ глобус пропил», Александр Велединский – за реанимацию народной комедии в традиции трилогии «Любить по-русски»

Фильмы года, которые не удалось посмотреть:

«Жизнь Адель» (La vie d’Ad?le), Абделатиф Кешиш 

«Камилла Клодель, 1915» (Camille Claudel 1915), Бруно Дюмон

«Перед полуночью» (Before Midnight), Ричард Линклейтер

Классика и фильмы прошлых лет:

«Заколка» (Kanzashi), Хироси Симидзу 

«Они живут по ночам» (They Live by Night), Николас Рэй

 «Далеко от Манхэттена» (Loin de Manhattan), Жан-Клод Бьетт

Ретроспектива: Пол Шредер, классическое порно 1970-х

Книги:

 – Орсон Уэллс и Питер Богданович, «Знакомьтесь – Орсон Уэллс»

 – Евгений Марголит, «Живые и мертвое»

 – Иосиф Маневич, «За экраном»

Сергей ДЁШИН:

 

1. «Месть женщины» (A Vingan?a de Uma Mulher), Рита Гомеш

 

Если можно представить фильм предельно академичный, в котором скрыт при этом настоящий пост-авангардизм – то лучшего примера такого кинематографа, чем «Месть женщины» не найти. Это абсолютный барочный шедевр португальского кино, заставляющий сделать скидку и «Лиссабонским тайнам» Рауля Руиса как телевизионной картине, и «Жебо и тени» как фильму столетнего режиссера. Фильм как реквием национального кино, фильм как хрестоматия синефильской памяти. Единственная картина года, после которой на устах было только одно слово — uma obra-prima. Не пройдет и тридцати лет, как «Месть женщины» будет, совершенно устоявшись, называться одним из самых красивых и прекрасных фильмов в истории кино, в одном ряду как с лучшими фильмами де Оливейры, так и с великими образцами немецкого экспрессионизма.

 

 

2. «Джанго освобожденный» (Django Unchained), Квентин Тарантино

 

Этот исторический блэкэксплуатейшен вперемежку с чужеродным мифом о Зигфриде в пространстве рабовладельческого Юга –  вероятно, лучший фильм великого американского режиссера со времен «Джеки Браун». После «Джанго» было ощущение, что это именно Америка – настоящая родина кинематографа, а лучшие ее сыновья впитывают чувство кино с молоком матери. А всем своим историческим оппонентам Тарантино мог бы легко ответить цитатой из Хейзинги, что игра старше культуры, а «Джанго» – это моя кинематографическая игра.

 

 

3. «Только бог простит» (Only god forgives), Николас Виндинг Рефн

 

Датский выскочка после успеха в Каннах с «Драйвом» не побоялся рискнуть – плюнуть на все приличия и фестивальные тренды и выдать фильм вне категории вкуса и рамок приличия в понимании современных кинобуржуа. Греческая трагедия в неоновом свете 90-х? Паназиатский медитативный арт-триллер? Не важно как называть эту аудиовизуальную претензию Рефна, главное – ее абсолютная свобода формы и абсолютно выдержанный стиль. Посвящение Ходоровскому тоже не случайно: у того в «Святой крови» герой был манекеном безрукой матери, с матриархатом которой пришлось грубо покончить для сохранения своей идентичности. Немногословный же герой Гослинга хоть и расправляется с матерью, в финале все же символически теряет свои конечности. Чем не приношение ученика мастеру. Сегодня про Рефна можно сказать только одно: Do the Right Thing.

 

4. «Стокер» (Stoker), Пак Чхан-ук

Еще один из самых успешных (но, естественно, провалившихся) жанровых гибридов этого сезона. Формализм, голливудские куклы, геометрия стерильного пространства кадра – в «Стокере» все кажется идеально сконструированным и продуманным, своего рода мастер-класс корейского режиссера в Голливуде, но с очень специфическим юмором, монтажной игрой и режиссерским отстранением. При этом если сегодня и искать пример феномена, который Луи Скореки называл крайним выражением синефилии, то таким примером скорей будет «Стокер», чем все французское интеллектуальное кино вместе взятое. Пак Чхан-ук наглядно нам напоминает, что кино – это по-прежнему Хичкок. При одном естественном смягчении — «Альфред по-корейски» все же сильно на любителя.

                       

5. «Откройте двери и окна» (Abrir puertas y ventanas), Милагрос Мументалер

 

Вероятно, лучший дебют в аргентинском кино, да и, пожалуй, в кино всей Латинской Америки за последние десять лет (стоит напомнить — победитель фестиваля Локарно в 2011 году). Очень простое, тонкое и чувственное кино про трех сестер, в котором практически ничего не происходит, все действие протекает в стенах одного дома, а главным героем является – Отсутствие. Своей пластичностью повествования картина скорей даже ближе «Вертикальному лучу солнца» Чан Ань Хунга, чем предельно реалистическому аргентинскому кино, по большому счету, лишенному поэтического звучания, присущего этой вдохновенной и грустно-ранимой картине Мументалер. Один из лучших моментов фильма происходит, когда три сестры сидят в запыленной кладовой: им грустно и они лишь тихо подпевают песне Бриджитт Ст. Джон, давшей картине англоязычное название. В этой сцене присутствует только музыка, грусть и какое-то горькое чувство отсутствия. В такие моменты кажется, что кино было создано только для таких moments of being.

 

6. «Танец Дели», Иван Вырыпаев

 

Самый личный фильм, который вспоминал буквально, на протяжении всего года. Вырыпаеву, снявшему до этого несколько предельно идиотских фильмов, в «Танце Дели» удалось сделать не столько любопытный эксперимент по внедрению театральной читки в кино, сколько создать прецедент неангажированного религиозного кино. Не случайно на этот фильм Вырыпаева вдохновила конкретно «Бхагавад-Гита», но это не иллюстрация ее одной, а скорей свободное трансцендентное восточное путешествие в поисках… Бога. Если и было в этом году в кинематографе касание дзен, касание Кришны, касание слова – то оно было именно «Танцем Дели». Но опять же, что ценно, фильм не ангажирован и его легко можно воспринимать в другой парадигме – в поле дискурсивного театра.

 

7. «Виола» (Viola), Матиас Пинейро

 

Четвертый фильм главной надежды молодого аргентинского кино – 31-летнего Матиаса Пинейро. Маленький фильм (всего 65 мин.), снятый практически полностью крупными планами, о труппе актеров камерного театра, репетирующих шекспировскую «Двенадцатую ночь» и плавно переходящих в игровое пространство фильмов Жака Риветта, где закольцованный текст Шекспира оказывался не тем, чем был изначально. Да и регистр «театр –  жизнь» теряют пределы контроля. Всех героев картины прекрасно описывает выражение Хулио Кортасара: «Самые что ни на есть простые люди, но фантастическое вдруг вторгается в их жизнь». «Виолу», как и другие фильмы Пинейро, еще необходимо изучить более подробно, она из тех картин, которые раскрываются с каждым более внимательным просмотром, ибо реальность условна, особенно когда Шекспир встречает реализм по-аргентински.

 

 

8. «Последний раз, когда я видел Макао» (A ultima vez que vi Macau), Жоао Педру Родригеш и Жоао Руй Герра да Мата

 

Документальный фикшн, в котором замешана и синефилия, и история колониального Макао, и призраки памяти, и просто личные воспоминания режиссера да Маты, но где именно язык (закадровый голос) выступает игрой в чистом виде. Джейн Рассел, Крис Маркер, Джеймс Бонд, фон Штернберг или Офюльс, нуар категории «B» – теневых лиц у «Макао» много, но каждый способен, наверное, увидеть какое-то свое. Мне, например, импонирует такая деталь, что сняв свой самый объемный фильм, Родригеш и да Мата не забыли, что их маргинальных героев всегда сопровождает лай и присутствие бродячих собак, уместно вплетенных здесь в буддийскую мифологию.

 

9. «Ничья дочь Хэвон» (Nugu-ui ttal-do anin Haewon), Хон Сан Су

 

Любимец всех мировых фестивалей, штампуя один фильм за другим, поражает хотя бы одним субъективным ощущением – каждая его новая картина лучше предыдущей (за исключением неудачи с Юппер). Вот и «Ничья дочь Хэвон» – и в нарративной составляющей, и в эмоциональной – кажется самой интересной и трогательной картиной в фильмографии Хон Сан Су. Кроме того, сегодня, возможно, только Цай Минлян еще может высказаться пронзительнее, чем корейский Рене, о самой кинематографичной природе человека – одиночестве.

 

10. «Поза ребенка» (Pozitia copilului), Калин Питер Нецер

 

Изначально кажущийся социально-классовой драмой (как верно заметил коллега – Кассаветес встречает Элио Петри), румынский фильм постепенно набирает мощь универсальной притчи о силе прощения и просто о том, что значит быть человеком. Если шедевр Калин Питера Нецера –  это так называемый застой «румынской волны», то я еще долго буду его первым зрителем. И Вонг Карвай, не смотря на ошеломляющую критику в своей адрес со стороны прогрессивной прессы, был абсолютно прав, когда вручил этой картине «Золотого медведя».

 

Специальное упоминание:

 

«История моей смерти» (Hist?ria de la meva mort), Альберт Серра

«Занавес» (Pard?), Джафар Панахи

 

Фильмы упущения:

 

«Бродячие собаки» (Jiao you), Цай Минлян

«Ревность» (La jalousie), Филипп Гаррель

«Выживут только любовники» (Only Lovers Left Alive), Джим Джармуш

 

Классика:

 

«Река» (Le fleuve), Жан Ренуар

«Турецкие сладости» (Turks fruit), Пол Верхувен

«Письма из дому» (News from Home ), Шанталь Акерман

«Воспоминания из желтого дома» (Recorda??es da Casa Amarela), Жоао Сезар Монтейру

«Юг» (Sur), Фернандо Соланас

«Плевать на смерть» (S’en fout la mort), Клер Дени

«Божья коровка, улети на небо» (Ladybird, Ladybird), Кен Лоуч

 

 

Ретроспектива:

 

Сара Драйвер

Пол Верхувен