Всякое материальное есть плод. Окончательная зрелая форма, которая, впрочем, может изменяться. Здесь и сейчас реальное и чувственное – спелый фрукт, но взяв его в руку, нельзя не подумать о череде изменяющихся состояний, которые привели к зрелости. Всякое материальное одето в призрачные одежды, трепещущие на ветру времени, шелест и аромат которых всё ещё можно услышать.
Я вижу картину. Вероятней всего, она придумана моим воображением и является результатом наслоения нескольких жанровых полотен превосходных художников, которые своими работами перечат тому, чтобы их называли «малыми».
Сюжет картины самый прозаический. Ранний вечер, но уже довольно темно. Молодая женщина затеплила масляную лампу и теперь упоённо читает большую Книгу. Её муж расположился напротив. Он зажёг свечу, нацепил очки и склонился над книгой, которая размером не меньше жениной – над бухгалтерской. Окунув перо в чернила, он записывает дневную выручку. Весьма вероятно, что эта терборховская сценка сыграна в декорациях маленькой лавки, но чтó лежит на её полках – из-за вечерней темноты понять решительно невозможно.
Колорит картины не просто сдержанный, но строгий: оттенки серого, чёрная сажа заднего фона, столкновение двух светов – лампы и свечи. Материальное, слишком материальное. Когда возникает это «слишком», начинаются прозрения, которые со стороны могут показаться галлюцинациями.
В сочном свете лампы чудится нечто сероватое, словно бы её лучи припорошены пылью. Но это не из-за мелких частиц, несомых теплом и движением рукавов. Просто свет манифестирует то, чем он рождён: в лампе не тухлая ворвань, а нежнейший ароматный спермацет, вытопленный чужеземными измаилами и квикегами, потому что «некогда величайшие среди китоловов, голландцы и немцы теперь впали в полное ничтожество». Китовый ровный свет падает на страницы Библии, на перипетии истории, в которой царь Давид проиграл самому себе.
В чернилах, которые порождают цифры и доходы, слышится лёгкий шорох дубравы. Чтобы лавочник любого дохода мог подсчитать выручку и записать её в бухгалтерскую книгу, нужны галлы – маленькие яблочки, которые, скрывая в своём нутре личинку, вырастают на дубовых листьях. Чернильных дел мастера собирают их и высушивают, чтобы вымочить в уксусе с железными опилками и подарить пишущему возможность текста.
Свет лампы и китовое масло. Чернила и дубовые галлы. Материальное рождается из материального, отрицая – совершенно в гегелевском стиле! – то, что его породило. Нужно стать зорче, чтобы увидеть в округлости апельсина восковую ароматность цветка, его породившую. Нужно научиться видеть призрак цветка, разрезая цитрусовую кожу нашего материального мира, пусть такое занятие покажется многим ненужным и зряшным. Но научиться видеть призрачное – это означает видеть родословную материального, это означает уважать материальное, его историю и память о тех превращениях, физических причастиях и химических свадьбах, которые оно претерпевает.
Виктор Соснора написал: «Ты линию у атома зажги, // увидь в роду вес жёлудя по дубу». Сложная задача, но есть задача много сложнее: увидеть тот жёлудь, из которого вырос дуб. Нужно напрячь зрение до предела. Заострить взгляд, насторожить ухо, расширить ноздри. Может статься, что засечь призраков не получится, но нужно попытаться. Они всегда с нами.
Интермедия проиллюстрирована фрагментами картин Квентина Массейса «Меняла и его жена» и Жан-Батиста Шардена «Автопортрет в очках и с козырьком».
Алексей Тютькин