Сёстры-братья, короче – сиблинги. Об одной неглавной теме в фильмах Жака Риветта

 

По традиции, в самом начале календарной весны синефилы отмечают небольшой, почти семейный праздник – день рождения особенного режиссёра Жака Риветта. Для его пишущих поклонников особенность Риветта заметна также в том, что сколько о нём ни пиши, всегда найдётся новая тема, заповедный аспект, о котором попросту нет повода не высказаться в новом тексте. Алексей ТЮТЬКИН написал именно такой, «ещё один», текст о французском синеасте, чтобы коснуться не самой главной, но, может быть, самой тревожной темы риветтовского творчества – темы отношений между сёстрами и / или сиблингами.

 

I часть – лирическая (необязательная)

«Что за буффонада?! Этот снова пишет о Риветте… Это какой уже текст? Десятый? Пятнадцатый?» Может быть, кто-нибудь и находит в таком вечном возвращении к Риветту комическую сторону, но автора этого текста сложившаяся ситуация скорее пугает. Причин для страха несколько. Прежде всего, страшно осознавать, что в такой риветтомании действительно есть нечто слегка психиатрическое: некоторые авторитетные мозговеды усматривают начало параноидального состояния в «застревании мысли», т.е. невозможности мысли отлепиться, отыскать другой предмет размышлений. Присутствует также и отголосок профессионального страха: всё, исписался, ни тревог, ни сюрпризов. Вокруг – огромный неизведанный кинематографический мир, но внутри тебя кто-то дряхлый велит забыть обо всём и писать только о Риветте.

Но всё это вздор. Страхи развеиваются, как только понимаешь истинную причину желания писать о фильмах Жака Риветта. Этот режиссёр настолько богат в своём творчестве, а его богатство настолько разнообразно в структурном, тематическом, нарративном и прочих смыслах, что, даже написав весомую кинокритическую работу, невозможно высказаться окончательно хотя бы по одной теме. Возвращаться к Риветту можно, потому что есть к чему возвращаться, находя каждый раз нечто новое.

Щедрость Риветта не относится к миру поэтов. Поэты – жадные. У них ничего не выпросишь. Кубок? Никому. Перстень? Никому. Ну, хотя бы розу? Ни-ни, niemand. Самое ужасное, в чём проявляется жадность поэтов: они экономят слова. Кажется, что вот-вот поэт расщедрится, говоря «Давай ронять слова, // Как сад – янтарь и цедру, // Рассеянно и щедро, // Едва, едва, едва». Но нет, через пару десятков строк стихотворение заканчивается, и возникает такое чувство, что поэты оставляют лучшие слова себе. Выговорившись в рифму или верлибром на людях, дома, в огромности квартиры, наводящей грусть, они в одиночестве произносят самые красивые слова, перебирая их, словно драгоценные каменья. Чёртовы скопидомы словаря.

Риветт щедр как прозаик. Как Лоренс Стерн, Генри Джеймс, Оноре де Бальзак, Марсель Пруст. Он дарит свои длинные фильмы, как тома «В поисках утраченного времени». И это многих пугает. Там, где разводящий мизансцены и склеивающий монтажные куски ремесленник снимает полминуты, внутри которых героиня садится на поезд, а затем сходит с него, Риветт снимает долгую поездку. И это не прихоть, это свойство авторского фильмического дыхания. Внимая фильмам Риветта, нужно заново учиться дышать – широко, привольно, вдыхая не ворованный воздух, а щедро напитанный свежестью океан кислорода.

Заново дышать, смотреть и размышлять. Это пугает. Кажется, всё уже давно выучено до автоматизма. И в этой вызубренной механике чудесных по своей сути вещей скрыт величайший ужас однообразия. Бесконечная канитель, но внезапно пришёл Риветт и показал поставленный им фильм и – о, чудо! – глаза видят по-новому, мозг мыслит, не обращаясь к заученным формам. А чудес в жизни ведь так мало.

 

Кадр из фильма «Карусель» Жака Риветта

 

II часть – аналитическая (обязательная)

«Все фильмы связаны с театром, других тем не бывает», безапелляционно заявляет Жак Риветт в интервью Жаку Омону, Жан-Луи Комолли, Жану Нарбони и Сильви Пьер. Разговор с авторами «Кайе дю синема» был приурочен к выходу «Безумной любви» (L’amour fou, 1968): он пестрит словами «театр» и «театральность», эти темы детально обсуждаются в интервью. В 1968 году, сняв всего лишь три полнометражных фильма, Риветт уже знает, что главной темой его творчества будет театр (фильмы собственно о театре занимают около сорока процентов кинематографического творчества Риветта); театральность фильмов Риветта будут анализировать в статьях, интервью и монографиях Ролан Барт, Джонатан Розенбаум, Жиль Делёз, Робин Вуд и многие другие; будут написаны и защищены несколько диссертаций на эту тему. Театр – тема тем, мета- и мегатема, которая является основой кинематографа Риветта.

Но богатство и щедрость Риветта проявляются в том, что он создаёт тематическое многоголосие, и можно найти множество тем, которые им разработаны. Например, тема заговора, которая может посостязаться с темой театра по частотности к ней обращения. Кинематограф Риветта – тайна, сотканная из тайн; приводить примеры, подтверждающие это утверждение – занятие утомительное и для автора, и для зрителя, который посмотрел хотя бы полдесятка фильмов французского режиссёра.

Тем же, кому удалось посмотреть все фильмы Жака Риветта, – вразброс или ретроспективно – несложно будет заявить, что у этого режиссёра тема женщины, её отношения к мужчине, театру, заговору, миру целиком и в его частностях – важнейшая. Наверное, только Джозеф фон Штернберг, Марко Феррери и Райнер Вернер Фассбиндер столь же часто располагали женщину в центре фильма; у Риветта героиня или крайне антагонистична герою, пытаясь занять своё место, или же действует с ним наравне, или же выражает превосходство. Список актрис, снявшихся у Риветта, не бесконечен, но прочесть его хотя бы до середины – тяжёлый труд; приводить примеры женских персонажей у Риветта – дело такое же утомительное, как и перечислять тайны в его фильмах.

Размышляя о тематике риветтовских кинокартин, важно удержаться от определения какой-нибудь темы в качестве единственной: да, театр; несомненно, заговор; сильная женщина – двух мнений быть не может. Но ни одна из этих, а также десятка не упомянутых тем, не является победившей другие: принятие такого «победительного» подхода в корне неверно, так как у Риветта важно именно равноправие и плюрализм тем, их сочетание и контрапункт, совместное звучание, развитие и взаимообогащение.

Обращаться к темам театра, заговора и главенствования героини, надеясь заново разобрать их, отыскав новый на них взгляд – это значит обрекать себя на обобщения. Пусть Риветт тематически щедр, но, стремясь к бесконечной скромности, следует отыскать какую-то менее объёмную тему, частную, но довольно выразительную. Такой темой автору представляются семейные отношения в фильмах Риветта или, что точнее и более конкретно, отношения между сёстрами и сиблингами (отношения между братьями в фильмах Риветта не встречаются). Такая тема вряд ли может рассматриваться как магистральная в творчестве Риветта (которая, впрочем, как и тема театра, воплощена в чуть более сорока процентах его фильмов), но её разбор вполне может продемонстрировать режиссёрское разнообразие. И здесь без примеров не обойтись.

 

Кадр из фильма «Париж принадлежит нам» Жака Риветта

 

Уже в полнометражном дебюте «Париж принадлежит нам» (Paris nous appartient, 1960) тема заявлена – сначала робко, но затем, ближе к концу фильма, она выходит на первый план. Несомненно, темы театра и заговора звучат настолько мощно, что тема отношений Анны Гупиль и её брата Пьера может показаться только дополнительной. Но фильм движется от смерти к смерти, и гибель Пьера, венчающая концовку, словно бы начинает фильм заново. Мёртвый брат и отношения с ним станут основой фильма «Северо-западный ветер (Мщение)» (Noroît (une vengeance), 1976): можно себе представить «Париж принадлежит нам-2», в котором тема мести за смерть брата, как и в «Северо-западном ветре», будет основной.

Найти тему отношений сестёр или сиблингов в «Монахине» (La religieuse, 1966) (не станем передёргивать, определив «Монахиню» как фильм о сестринских отношениях, хотя таким он является буквально) и «Безумной любви» сложно, пусть сам режиссёр в уже упомянутом интервью «Кайе» и говорит о втором из этих фильмов следующее: «Мы знали только то, что эти два дня [взаперти в квартире] будут основываться на идее ребячества – два дня, когда они [муж и жена] станут братом и сестрой, впавшими в детство». Разбирая тематику фильмов Риветта, не следует отыскивать во всех его фильмах одни и те же темы: синеаст любил пасьянсы – мыслей, тем, актёров и актрис. Риветт любил переплетенья и скрещенья, может быть, эти геометрические жесты и порождают столь разнообразные картины, созданные при его участии.

В фильмах «Out 1, не прикасайся ко мне» (Out 1, noli me tangere, 1971) и «Селин и Жюли совсем заврались» (Céline et Julie vont en bateau, 1974) братьев и сестёр нет (впрочем, можно полагать Селин и Жюли «магическими сёстрами», но лучше от этого воздержаться), но в трёх последующих за ними фильмах отношения сиблингов, а также сестёр – фильмообразующие. В двух снятых из четырёх заявленных фильмах цикла «Дочери огня», уже упомянутом «Северо-западном ветре» и «Дуэлли (карантин)» (Duelle (une quarantaine), 1976), а также «Карусели» (Merry-Go-Round, 1981) мёртвый брат / обманутый и убитый брат / похищенная и убитая сестра становятся теми фокусами (см. статью о «двухъядерности» Бланшо), вокруг которых повествование заворачивается, скользит и длится. Риветт усложняет отношения сиблингов / сестёр: в «Северо-западном ветре» находящееся в кадре тело брата становится залогом мести; Люси в «Дуэлли» становится главной героиней фильма, узнавая о заговоре вокруг её брата Пьеро; в «Карусели» две пары сиблингов: сестра Бена Ширли своими интригами поддерживает нарративное движение; Элизабет, сестра Лео, до поры до времени находится hors champ, за кадром, – типичный невидимый эксцентричный фокус фильмов Риветта – чтобы потом, будучи найденной и затем убитой, продолжить и завершить этот запутанный фильм.

 

Кадр из фильма «Северо-западный ветер (мщение)» Жака Риветта

 

Судя по этим фильмам, для Риветта отношения сестёр или сиблингов – кольцо крови, которое не могут разорвать никакие силы, даже смерть. Чудится в этом нечто греческое, трагедийное, антигональное. У брата и сестры или двух сестёр словно бы одна кровеносная система на двоих, они всегда – «сиамские близнецы», даже если близнецами не являются. (Отношения с умершей сестрой стали темой не фильма, но жизни и литературного творчества Филипа Киндреда Дика, который всё время чувствовал присутствие Джейн, сестры-близнеца, погибшей в младенчестве.) Риветт, как коварный и даже жестокий автор, или выводит брата / сестру за рамки повествования, или убивает – во имя рассказа, во имя трагедии.

«Северо-западный ветер» становится пиком темы отношения между сестрой и братом: проблема греческого типа, переосмысленная Сирилом Тёрнером в «Трагедии мстителя» и разработанная Риветтом, становится стержнем фильма. В дальнейшем, исключая «Карусель», такие отношения, как и отношения между сёстрами, будут чем-то не столь обязательным. В фильмах «Северный мост» (Le pont du Nord, 1981), «Амур поверженный» (L’amour par terre, 1984) интересующей нас темы нет (правда, в «Амуре», после короткой битвы на лестнице с Шарлоттой, раненая Эмили говорит, как в полусне, странные слова: «Так с сестрой не поступают»), как и в дилогии «Жанна-дева» (Jeanne la Pucelle, 1994) и «Верх, низ, не кантовать» (Haut bas fragile, 1995), «Не трогай топор» (Ne touchez pas la hache, 2007): в этих фильмах темы сильной женщины, театра и заговора превалируют. В «Прекрасной спорщице» (La belle noiseuse, 1991) сестра Николя Жюльенн, сыгранная Марианн Деникур, и в «Поди узнай» (Va savoir, 2001) сестра Артюра Доминик, сыгранная Элен де Фужероль – роли яркие, но дополняющие, создающие многоголосие. В «Банде четырёх» (La bande des quatre, 1988) снова есть сестра «за кадром», которая исчезла, но дала имя одной из героинь – это даже не штрих, так, декоративный завиток в орнаменте; в уже упомянутом фильме «Париж принадлежит нам» у Хуана, убитого вне рамок повествования, которое затем отсутствием этого персонажа зачинается, в конце появляется сестра «за кадром», которая проясняет (проясняет ли?) ситуацию: невидимая сестра невидимого персонажа взывает о том, чтобы придумать некую невидимость второй степени, но от этого, как и от желания выдумывать Трансцендентное, нужно удержаться.

 

Кадр из фильма «Тайная защита» Жака Риветта

 

Впрочем, такое заявление об отношениях сестёр / сиблингов как дополнительной теме, как и любое обобщение, грешит неточностью. В «Грозовом перевале» (Hurlevent, 1985), экранизации романа одной из сестёр Бронте, как и в «Карусели», именно отношение двух пар сиблингов создаёт перекрёстный огонь нарратива, в котором Рок (так поименован в фильме Риветта Хитклиф) – мятущаяся, неприкаянная фигура, которая находится в перекрестье истории. Да и в «Истории Мари и Жюльена» (Histoire de Marie et Julien, 2003) тема сестринских отношений – важнейшая не только для течения фильма, но и для его идеи: покончившая с собой Адриенн, сестра Мадам Икс, становится проводницей и наставницей Мари, которая не знает, куда ей идти – в мир живых или Другое место, стирающее память и утишающее боль. А в фильме «Совершенно секретно» (известен также под названием «Тайная защита» / Secret défense, 1998) Риветт даже несколько перебарщивает, связывая тайны семьи и тему мести: в кадре – старшая сестра Сильви, которую играет Сандрин Боннер, начинающая мстить (снова не без отсылки к Греции: например, Электра), чтобы спасти младшего брата; hors champ – её умершая сестра-подросток и убитый при загадочных обстоятельствах отец. Внутри этой восхитительной запутанности, памятуя об Альфреде Хичкоке и Отто Премингере, режиссёр вдобавок совершает «головокружительный» кульбит, который, по его словам, позволил решить «все сценарные проблемы»: вводит в повествование сестёр-близнецов Вероник / Людивин, сыгранных Лорой (нарочно не придумаешь) Марсак.

В последнем фильме Мастера «36 видов пика Сен-Лу» (36 vues du Pic Saint Loup, 2009) тема отношений между сёстрами снова звучит ярко и яростно, так как их общее прошлое, умерший отец и погибший возлюбленный уже стали призраками и именно поэтому их уже не забыть и не стереть. Так бывает: ночью кровь стынет, становится вязкой, почти замедляет своё течение, однако на следующее утро, вспомнив о брате или сестре, живых, умерших или присутствующих в Другом месте, снова становится живой и горячей, продолжая свой кольцевой бег.

 

Кадр из фильма «История Мари и Жюльена» Жака Риветта

 

Алексей Тютькин