В Одессе прошёл восьмой международный кинофестиваль. Впервые программа ОМКФ ознаменовалась обилием украинского кино. Так, в конкурсе европейских документальных лент главный приз получила картина Сергея Буковского «Главная роль», о которой мы уже писали. Сегодня Cineticle публикует дайджест наиболее интересных фильмов, просмотренных Юлией КОВАЛЕНКО и Русланом КУЛЕВЦОМ в Одессе.
Дом в полях | Ничевуд | За снежной бурей
Нет! Нет! Нет! | Хорошее время | Теснота
Дом в полях (House in the Fields)
Реж. Тала Хадид
Марокко, Катар, 85 мин., 2016
Мелкие детали быта, сельские пейзажи, засыпающие зимой и медленно расцветающие к лету, споры о правах женщин с подружкой, разговоры о снах и будущем с сестрой. Из житейских зарисовок Тала Хадид составляет нежный рассказ о двух сёстрах из общины амазигов в марокканской глубинке, находящихся на пороге взросления. Старшую готовят к замужеству, младшая мечтает выучиться и стать судьёй. Старшая не знает, каким будет её супруг, как он к ней будет относиться, и мечты младшей оттого кажутся ещё более максималистскими. Но встреча с этой фатальностью состоится когда-нибудь потом, не сейчас – сейчас время молодости и цветущей веры в своё прекрасное будущее.
Хадид жила с этой семьёй на протяжении нескольких лет, позволяя героиням привыкнуть к камере и даже побуждая их самих записывать свои разговоры. Но вряд ли этот фильм можно назвать дневниковым, это скорее утончённое сочетание этнографического исследования и трогательной частной истории взрослении. Язык амазигов, на котором общаются её героини, не имел государственного признания в Марокко вплоть до 2011-го года. Быт и уклад этого народа до сих пор хранятся в устных пересказах и воспроизводятся в ритуалах. Традиционализм стал практически единственным путём выживания культуры амазигов. Но с каждым новым днём всё более очевидной становится жестокость безоговорочного подчинения человека традициям. Пышный, полный таинств и магии свадебный обряд, на который сошлась вся община из округи, заполняет ночь огнями, низкими зычными ударами в барабаны, яркими костюмами и песнями. Наутро старшая сестра уже лишится своей красной фаты, на её лицо, замершее от усталости и потрясения, муж нанесёт традиционный орнамент. Отныне младшая сестра сама по себе – утопая в мечтах о том, как старшая с супругом заберут её с собой в Касабланку, где они будут гулять по пляжу океана. (Юлия Коваленко)
«Ничевуд» (Nothingwood)
Реж. Соня Кронлунд
Франция, Германия, 85 мин., 2017
Дебют Кронлунд, хоть и повествует об одной из самых горячих точек на мировой карте, проходит по ведомству трагикомедий. Кронлунд регулярно посещает Афганистан, и «Ничевуд» – своеобразный отчёт о поездке, заставивший весь зал смеяться над тем, чему умиляться запрещено. Салим Шахин – и сам режиссёр, – попав в объектив чужой камеры, присваивает себе пространство фильма: даже название «Ничевуд» – его авторства.
Свои фильмы афганский режиссер снимает сообща с близкими друзьями (как и он, многие из них – ветераны войны), подражая Болливуду, Эду Вуду и Уве Боллу. Куриная кровь, несколько автоматов Калашникова и ящик боевых патронов – фактически весь инструментарий Шахина. Таким образом, кинокамера в руках Кронлунд – и часть реальности, и средство для создания мифа. Персонажа «Ничевуда», возможно, и не было бы, не испытывай тот неподдельную страсть к кино. По словам Шахина, просмотр фильмов научил его трюку, который спас ему жизнь – в 1982-м году он успешно «сыграл» мертвеца среди настоящих трупов. Соня Кронлунд вслух замечает, что они находятся в опасном месте, Шахин же с искренней улыбкой напоминает ей о «воле Божьей». Его соотечественники, которые вроде бы должны бояться объектива камеры, напротив, охотно идут навстречу режиссёру. Штампуя один за другим фильмы под обстрелами талибов, Шахин стал для них национальным героем. (Руслан Кулевец)
«За снежной бурей» (Hinter dem Schneesturm)
Реж. Левин Петер
Германия, 92 мин., 2017
«Что ты чувствовал, дедушка, когда ты был в Украине как оккупант?» – спрашивает режиссёр. «Ничего» – процедит тот сквозь редкие зубы после некоторого раздумья и тут же полезет в рот успокаивать пальцем ноющую от боли десну. Выбрав формально простую логику повествования, Петер отправляется в Мариуполь, чтобы пообщаться с местными жителями, возможно помнящими Вторую мировую войну и (чем чёрт не шутит) его деда, солдата Вермахта, дислоцировавшегося в этой местности во время массовых расстрелов. Но за такой формальной простотой с заранее очевидной тональностью режиссёрского рассказа открывается лаконичное кино о памяти про ту предельную реальность, что неспособна уместиться в человеческую речь.
Таких историй – миллион. Рассказанных, тщательно структурированных и пропущенных через фильтр различных идеологических систем символизации. Или навсегда погребённых под землёй. «Можно вам рассказать историю моего деда?» – спросит режиссёр через своего украинского помощника у скромного старичка, фронтовика, живущего в немыслимо бедной, но аккуратной и чистенькой квартире. «Если хотите, то можете, конечно, но дело в том, что я это всё пережил – я это всё знаю, тут для меня не будет ничего нового» – прозвучит негромко в ответ. Реальность войны не знает времени: реальность мерзкой смерти, тошнотворной, примитивной реальности тела – хрупкого, конечного, сопротивляющегося любой символизации. Ни один орден не скрасит рассказ о войне. Та предельная реальность возвращается в памяти не стройными повестями – она просачивается каким-то нередуцируемым остатком, несимволизированной лакуной. Украинский фронтовик немногословен: сухо и обыденно перечисляет свои награды. Смерть обнуляет культурные координаты, отбрасывает идеологию, сдирает мясо с костей. И тогда оказывается, что в жизни выживших не остаётся места для ненависти к врагу, вражеский солдат – такой же винтик в махине войны, такой же обречённый на страдания не по своей воле. Такая же плоть. Такое же мясо, которому посчастливилось выжить. «Пусть ваш дед живёт, не стареет, не болеет. И пусть живёт в своей конуре, как я живу в своей – не нужно лезть на чужое никогда» – пожелает свидетельница массовых убийств украинцев нацистами. Такая простая истина, пульсирующая в объективе Петера незримым фоном на улочках южноукраинского города в нескольких десятках километров от войны на Донбассе.
Из Украины Петер привозит деду даже не видео – обычную аудиозапись, аудиослепок мариупольской улочки. Звон церковных колоколов, вдалеке лает пёс. Возможно вечер? Спокойный, малолюдный, тёплый. «Когда тебе снится, что ты едешь в поезде в Украину, дедушка, что бы ты мне показал?» – «Как красива эта земля». (Юлия Коваленко)
«Нет! Нет! Нет!» (Ні! Ні! Ні!)
Реж. Мыкола Ридный
Украина, 22 мин., 2017
Короткие истории молодых людей, живущих в Харькове. Кто-то создаёт компьютерные игры, кто-то пишет стихи, кто-то художник, кто-то модель. Кроме творческого начала всех их объединяет необходимость сопротивляться. Стиснутые с одной стороны войной на Донбассе и маховиком антиукраинской пропаганды, с другой – практически никем не контролируемыми праворадикальными силами, герои Ридного пытаются с помощью своего творчества прочертить координаты для обще-жития в нынешних условиях. Беседы и прогулки с молодыми людьми сменяются тревожными записями обстрелов на востоке Украины. Эти видео врезаются в кадр будто маленький дисплей, дистанцирующий события, в котором можно подсмотреть происходящее с безопасного расстояния. Но такая дистанцированность обманчива – и скоро дрожащее изображение с дымящимся горизонтом заливает весь экран. Всё это уже здесь, этим пропитано городское пространство мирного Харькова. Это – в жестоком избиении ЛГБТ-активистки правыми радикалами, это – в ощущении неуместности проведения показов мод, это – в немотивированной агрессии, это – в фразах АТОшников к своим матерям, которыми герои фильма расписывают уличные стены. Городское пространство вызывает головокружение, циркулирующие в нём с сумасшедшей интенсивностью противоположные идеологии и силы вызывают острую потребность отдышаться.
Ридный сумел снять фильм не столько о частных историях творческой молодёжи Харькова, ведущих – каждый по-своему – борьбу за свободное общество, сколько о самой жажде глотка воздуха. Жажде дышать полной грудью и не бояться. Из всех молодых голосов, звучавших в национальном конкурсе фестиваля, у Ридного вышло наиболее осмысленное высказывание. (Юлия Коваленко)
«Хорошее время» (Good time)
Реж. Джошуа и Бен Сэфди
США, 100 мин., 2017
Самый зрительский из снятых братьями Сэфди фильм встретили как эталонный криминальный триллер прямиком из прошлого, этакий отголосок работ Уильяма Фридкина и Майкла Манна. Вместе с тем любая жанровая систематизация всегда условна. Сами Сэфди, не скрывая своей любви к вышеупомянутым режиссёрам, настаивают, что гораздо большее влияние на картину оказало реалити-шоу «Копы» (1989-2013). Действительно, лента тяготеет к зрелищности, но не в ущерб истории, тогда как название «Хорошее время» покажется исключительно саркастическим в той череде передряг, что поджидает героев.
Как и в «Бог знает что», с Беном и Джошуа работал оператор Шон Прайс Уильямс, который, как никто другой из коллег-современников, умеет перенести зрителя в истинно нью-йоркские ландшафты – чего стоят трэвеллинги, невольно напомнившие мне о проезде Джема Коэна под Godspeed You! Black Emperor. Мастерство Уильямса при работе с крупными планами заметно уже в первой сцене. В ней-то и зарождается едва ли не безостановочный прог-аккомпанемент, записанный Дэниэлем Лопатиным под псевдонимом Oneohtrix Point Never. Ритмом фильма электроника Лопатина руководит даже более властно, чем бас-гитарист из «Безумного Макса: Дороги ярости» – пустынной бурей.
При всей напряженности сюжета «Хорошее время» – кино, располагающее к со-чувствованию. Сцена, где социальный работник пытается составить характеристику одного из братьев (умственно отсталого Ника), вызвало желание распахнуть двери и вырваться из этих четырёх стен. Камера ловит беспомощный взгляд героя, тем самым сразу настраивая зрителя не столько на гротескный аттракцион, сколько на непрерывное ощущение того же, что испытывают персонажи Сэфди, – тяжести нависающих обстоятельств. Сцена прерывается вторжением Конни (Роберт Паттинсон), который, отказываясь считать брата ненормальным (дескать, сами вы со своей системой принуждения ненормальны), забирает его с сеанса. Как и в предыдущих фильмах, режиссёров колет вопрос непоколебимой преданности и той границы, за которой ощущение надежды перетекает в зависимость, становясь тягостным. После неудачного исхода ограбления – раненного Ника ловят полицейские, – малейшее действие Конни кажется отчаянным шагом к вызволению родственника. Решающим в этой связи оказывается короткий диалог, ненавязчиво проскакивающий во время очередной авантюры Конни. «Не такие уж мы и разные» – бросает случайный знакомый героя, барыга, приторговывающий ЛСД. «Ты ошибаешься» – рикошетом прозвучит в ответ. Бесчисленные преступления, совершённые персонажем Паттинсона всего за какие-то сутки, и впрямь имеют иную природу. Деятельность пушера деструктивна по своей сути, она продиктована инстинктом, тупой и бесцельной жаждой удовольствий, тогда как для Конни нарушение закона – это вынужденный способ позаботиться о брате, попытка выжить. Вернее – попытка отвоевать им с братом право жить, а не существовать в клетке социального контроля. Отвоевать право на хорошее время. (Руслан Кулевец)
«Теснота»
Реж. Кантемир Балагов
Россия, 118 мин., 2017
Синий цвет – самый тесный. Цвет стальной клетки традиций. Цвет жертвенности и милосердия. Цвет подчинённости. Синим цветом обозначено практически всё, что связано с героиней фильма, – юной Илой.
А ещё синий – цвет христианства. Цвет силы, которая в государстве своего преимущества остаётся пассивной и лишь наблюдает за разгорающимся конфликтом иудеев и мусульман.
Балагов разворачивает сюжет фильма в классической гегелевской диалектике Раба и Господина – пожалуй, главной метафоре десятилетия 90-х. Старшее поколение против младшего. Дочь против матери. Мать против отца. Меньшинство против большинства. Слабый против сильного. Традиции против молодости. Но если бы только этим режиссёр ограничился, мы посмотрели бы обыденную семейную мелодраму. «Теснота» же – скорее живой клубок до сих пор неразрешённых вопросов, связанных с идентичностью и свободой.
«Они борются за свою свободу, чего не сделали мы» – комментирует кто-то из нартов ошарашивающе жестокие чеченские снафф-видео, которые случайно начинают смотреть пьяные герои фильма. Но кто эти мифические «мы»? Семья? Семья Илы распадается на глазах – вернее, представление о собственной семье у каждого из членов распыляется. Друзья? У Илы и её брата Давида, похоже, вообще нет друзей – слишком часто они с родителями переезжали из города в город. Община? «Твоё племя сегодня повернулось к тебе жопой» – осадила дочь свою мать после того, как не удалось собрать у знакомых евреев необходимую сумму для вызволения похищенного брата из плена. Отсутствие общности, отсутствие какого-то предзаданного «мы» – одно из главных разоблачений 90-х годов – нивелирует существовавшие правила социального.
Если Бога нет, то дозволено всё – иллюстрировал Достоевский. Если Бога нет, то не дозволено ничего – продолжил Жижек. Теснота Балагова – это теснота вакуумированного пространства, где нельзя ничего. Пространство поверженного Господина, который ещё не осознал, что повержен. Пространство восставшего Раба, который обнаружил несостоятельность существовавших мгновение тому назад правил жизни. «Отвези меня к жене» – просит брат Илу в первую же минуту после своего освобождения. Жестокая констатация изменившихся приоритетов в жизни, учитывая, что родители продали всё возможное, чтоб собрать деньги на выкуп – в том числе, собственную дочь.
В конце фильма мы видим Давида и его молодую супругу, одетых в зелёное. Этой новообразованной семье предстоит многому учиться, они в прямом смысле зелены, за ними – новая жизнь, новые правила, новые координаты жизни, которые, впрочем, им лишь предстоит искать. «Тебе больше некого любить» – говорит Ила матери в ответ на её цепкие объятия. Юные герои Балагова получили свою свободу – каждый по-разному и разной ценой. Перед ними – пустыня, в которой им нужно выстроить символические лабиринты правил сосуществования с людьми в этом мире. А вот выстроены ли эти координаты – вопрос открыт по сей день. «Что случилось с этими людьми дальше мне неизвестно» – появляется режиссёрский титр напоследок. (Юлия Коваленко)