Накануне стало известно, что премьера нового фильма Райа Мартина «Последнее изображение» (La ?ltima pel?cula), где сорежиссером выступает главный редактор журнала CinemaScope Марк Перансон, состоится на кинофестивале в Торонто. Для 29-летнего Мартина это будет уже десятая полнометражная картина. Его дебютом в кино была документальная лента «Остров на краю света» (Ang Isla sa Dulo ng Mundo). Сразу после нее, в 2005 году, молодого режиссера пригласили в программу Cinefondation, организованную Каннским кинофестивалем. Тогда же издание Сriticine попросило Мартина вести дневник его пребывания во Франции. Его первую часть мы и публикуем сегодня.
Запись №1 | Запись №2 | Запись №3
Когда я был ребенком, в области кинопроизводства не виделось особых перспектив. Самая отчетливая и памятная часть детства связана с камерой дяди. Полагаю, каждая филиппинская семья, у которой было хотя бы несколько родственников, работающих за границей (особенно моряков), получала от них видеокамеру. Одна камера переходила из рук в руки на всех значительным мероприятиям: помолвки, свадьбы, выпускные вечеринки, юбилеи. Так что, когда мои старшие брат с сестрой праздновали получение дипломов, камера оказалась у нас.
Во время таких праздников дети отделяются от взрослых и расходятся по своим уголкам. Будущая театральная актриса, а в то время мой заклятый враг, Банауэ Миклат (внучка Хулинг из эпоса Лав Диаса «Эволюция филиппинской семьи») отсиживалась в кабинете, беседуя по телефону с парнем. В перерывах она играла в радиодиктора центра стихийных бедствий, прогоняя меня прочь. Позднее я и сам снимал на камеру трещины дома, лил воду из шланга в закрытые окна, сотрясая жалюзи и разбивая цветочные горшки – первая проба сил в стиле Брукхаймера.
Сомневаюсь, что отец подталкивал меня заниматься кинематографом, учитывая наши переменчивые взаимоотношения от любви к ненависти в детские годы. Будучи студентом, он написал несколько статей: введение в кинематограф островов и презентации великих филиппинских продюсеров-режиссеров, таких как Винсенте Салумбидес. Позже он откорректировал их и одну включили в сборник лучших эссе о кино. Отец был членом Кинопалаты, одной из первых киноорганизаций (созданной Тикоем Агуилисом, ныне режиссером и основателем Манильского кинофестиваля). Постепенно интерес отца к киноэссеистике начал убывать, тогда он стал журналистом из числа стойких активистов времен диктатуры Маркоса. И все же он по-прежнему сохранял контакты с теми друзьями, которые не отказались от своих кинематографических мечтаний.
Должно быть, это случилось на первом манильском кинофестивале, где мы вместе с отцом посмотрели иранский фильм, показавшийся ему смертельно скучным. На протяжении почти всего сеанса он дремал, в то время как я пытался разобраться, что же означают эти нудные кадры горной местности (напоминающие стиль Аббаса Киаростами, к которому я весьма безразличен с тех пор). После окончания иранец подошел к отцу и спросил, что он думает о фильме. Признавшись, что спал, отец указал на меня. Странно вспоминать, но тогда я был ребенком, очень ясно выражающим свои мысли, рассуждающим о духовности фильмов, которые и теперь-то не до конца понимаю.
Год или два спустя, все на том же фестивале, мы посмотрели расхваленный и весьма популярный «Центральный вокзал» (Central do Brasil) Вальтера Саллеса. Мы сразу же пришли к полному согласию относительно его прелести: отец ощущал ее через свой интерес к бразильской культуре и обнаружение сходств с филиппинской обстановкой, а я, почувствовав личную приязнь к персонажу Фернанды Монтенегро. Незадолго до того я расстался со своей няней, которая вернулась обратно в провинцию.
Дело тут не в особой любви к формату, переживаниях в темной комнате или желании поделиться этими интересными чувствами с другими. Мои кинематографические пристрастия возникают из сложных отношений с отцом. Мне хотелось впечатлить отца, перенесшего основное внимание на моего брата как подающего надежды писателя и сестру, которую он всегда любил как unica hija (единственную дочь). Должно быть, мне хотелось доказать ему что-то, причем сделать это в области, им тайно любимой. Короче говоря, у нас нашлась точка соприкосновения.
В старших классах я снял школьную короткометражку «Реальность Олафа» (The Reality of Olaf), визуальную интерпретацию поэмы Каммингса. Премьера состоялась в забитом зале, где подозрительные учителя и монахини ограничились сдержанной похвалой из-за шокирующей сцены с маканием головой в унитаз. Понятное дело, в конкурсе мы не победили.
Я занимался журналистикой в горной провинции Багио, летней столице Филиппин. Со времен своего переезда мой дедушка преподавал в местном государственном университете и каждое лето я приезжал туда. Так как мой первоначальный план получить кинообразование в Маниле не сработал (я провалил вступительный экзамен), то перед тем как снова двинуть в манильский колледж я решил провести остаток года в горах. После долгих бессонных ночей я дал себе слово, что если не смогу поступить, то брошу колледж и продолжу свое кинообразование на курсах в мастерских. Но в середине года пришло сообщение от куратора и директора международного цифрового фестиваля .mov – Хавна де ла Круса – о том, что наш школьный фильм войдет в программу. На ближайшем же автобусе я вернулся обратно в город.
На Филиппинах только одна киношкола, так что выбирать не приходится. Просмотры в основном ограничены часами занятий и очевидными фильмами, вследствие плохой архивной системы и несведущих профессоров. И все же я ухватил несколько вещей, ставших для меня значительнейшими открытиями: «Полуденные сети» Майи Дерен, «Зеркало» и «Андрей Рублев» Андрея Тарковского, «Я – Куба» Михаила Калатозова, ранние работы братьев Люмьер и Томаса Эдисона. На пользу шло и то, что в перерывах я писал заметки для учебного раздела самой читаемой газеты страны. Писал о независимом кинематографе, теме, в которой не был действительно сведущ, но это положило начало влюбленности в Стэна Брекиджа, Кеннета Энгера, а также знанию фильмов Вонга Кар-Вая и движения «Догма».
Выполняя задание, я и мои сокурсники взялись за короткометражку об асванг, мифической ведьме, которая ночами терзает собственное тело. Из этого получился Bakasyon, спокойный фильм о юной девушке, с изумлением открывающей для себя провинциальную жизнь. Фильм отправили на манильский фестиваль в надежде на простой показ, но было полной неожиданностью обнаружить его в шортлисте основного конкурса. В тот год в жюри присутствовал Хо Юань, чье «Святилище» (Sanctuary) я увидел позднее и очень полюбил. В результате наш фильм получил премию Ишмаэля Берналя, вручаемую молодым кинематографистам. А мне выдался случай признаться Юаню в своей бесконечной любви к русскому кино.
Летом после второго курса я по чистой прихоти отправился на Батанес. Наслушавшись об острове от профессоров социологии и насмотревшись на его волшебные пейзажи на картинках, я захватил диски и цифровую камеру (родители купили ее как подарок на выпускной) и решился на почти что партизанскую вылазку. За две недели я истратил почти все свои диски, получив в результате около 23 часов записи. Впрочем, закончить фильм не удавалось до того времени, как мне не исполнилось девятнадцать – занятия в школе вдруг завладели всем моим вниманием. И только после стажировки у Кидлата Тахимика год спустя я набрался достаточно смелости, чтобы взяться за эти многочасовые записи. После почти года монтажа «Остров на краю света» был готов, за чем последовала скромная премьера в кругу семьи и близких друзей в Филиппинском Культурном Центре. (Отец стал первым, кто увидел законченную работу и сразу же сказал мне, что это странная вещь, в чьем медленном и ровном стиле не чувствуется ничьего влияния. Отец же лучше всех выразил свою радость от того, что фильм победил в номинации «лучшая документалистика» на международном фестивале цифрового кино .mov в 2005 году – он принялся рассылать сообщения всем, чьи номера были в его телефоне).
Мысль о том, что я могу подойти для Cinefondation Каннского фестиваля пришла Тикою Агуилису, директору манильского фестиваля. Это один из немногих кинофондов в мире, да еще и самый престижный. Описание гласило, что они «предоставляют местожительство в Париже для молодых режиссеров и способствуют воплощению первого или второго художественного фильма». Как сказал один знакомый режиссер: «лучший вариант для почти состоявшихся кинематографистов».
В тот момент я снимал свой дипломный фильм, историческую картину «Короткий фильм о Филиппинах» (Maicling Pelicula nang ysang Indio Nacional). Тикой считал, что было бы выгодно завершить такой амбициозный проект в лучших условиях и студиях. Ранее филиппинский режиссер Мариами Танангко (чья дипломная работа Binyag остается одним из самых признанных студенческих фильмов в стране) подавал заявку, но принят не был. Поэтому я понимал, что надеяться особо не на что, но попробовать стоило.
В самый последний момент я отправил заявку. Отец довез меня до ближайшего отделения FedEx: пока он вел машину, я заполнял анкету. Вопросы показались мне фальшивыми, как и люди, которых я представлял себе в фонде. Анкета наполнилась именами Александра Сокурова, Джонатана Розенбаума и продюсеров, заинтересованных в ко-продукции с юго-восточной Азией. Все это вертелось в голове человека, до того проводившего утомительные дни дома перед компьютером, а ночами бесцельно слонявшегося по городу.
Заявка почти забылась. Месяц спустя выдалась неделя грустных писем с сожалениями, приходивших по почте. Фестиваль за фестивалем отказывал в моем участии. Что сделало потрясение от новостей из Cinefondation еще более приятным. На мгновение, перед тем как ворваться в комнату родителей, я замер на месте. «Да ты весь побледнел», – заметил отец. Я попал в шортлист вместе с одиннадцатью финалистами из таких стран как Австралия, Аргентина, Польша и Южная Корея. Мгновенным порывом было загуглить все эти имена. Так выяснилась ужасающая информация об их неоднократных участиях в престижных фестивалях, в том числе и Каннском. Я же к тому моменту не имел возможности посещать международные киносмотры (хотя мое местечковое реноме, кажется, подействовало положительно). Родители объявили, что мне стоит поехать в Париж на собеседование, а дополнительная неделя станет еще одним подарком на выпускной (до этого, в качестве журналиста, я посетил Сингапур).
Прилетев в Париж на заключительное собеседование (все расходы оплачивал фонд), я узнал, что шортлист сократился до шести человек. По прибытию в отель я все гадал, кто из приезжих находится здесь ради собеседования. Под подозрение попала компания с девушкой корейской внешности, и как ни странно, к полудню выяснилось, что так оно и есть.
В главном офисе Каннского фестиваля, на улице Амели (которая показалась мне причудливой, все вокруг продолжают говорить, что фильм Жана-Пьера Жене сохраняет огромное влияние в современной Франции) я был ошарашен при виде выпусков Cahiers du Cinema и фестивального каталога, раздаваемых бесплатно. Само собой, филиппинская натура возобладала, и домой я вернулся с копиями. Поляку Петру Отловски я тоже посоветовал сделать себе копии.
Собеседование было назначено на следующий день после моего приезда, и когда это выяснилось, меня поставили последним. Возглавляла жюри Кристин Лоран, сценаристка Жака Риветта, а также самостоятельный режиссер и актриса. Во время неофициального общения с членами жюри из десяти кинематографистов и продюсеров, в числе которых нынешний директор фонда Жорж Гольденштерн – самый учтивый из всех, я очень жалел, что не являюсь курильщиком – это было одно из самых серьезных напряжений в моей жизни. Вот он я, перед продюсерами и дистрибьюторами тех фильмов, с которыми до сих пор был знаком только по пиратским DVD, обсуждаю свои кинематографические взгляды. Одним из самых памятных моментов стало мое упоминание Михаила Калатозова, чьи «Летят журавли» остаются одним из самых ярких впечатлений, полученных в киношколе. Похваляясь своими знаниями русского кинематографа, я также надеялся впечатлить их подробностями о пиратстве в нашем регионе. Но они не были удивлены. Удивлен был я, когда несколькими днями позже обнаружил в Центре Помпиду магазинчик, торгующий пиратскими дисками.
Смею надеяться, что Kislapng Kalyeng Paroo’t Parito (раннее название фильма Now Showing) станет посвящением кинематографу, и я испытываю желание выразить свою признательность немедленно. Более того, мой новый проект, в сущности, повествует о взрослении в среде хорроров, телевизионных фильмов, передачи That’s Entertainment (популярное местное шоу из ранних 90-х, аналогичное American Idol) и масс-медиа. Проект посвящен не столько современному поколению, порвавшему связь с реальностью, но скорее моим отношениям с конкретными людьми, их развитию на протяжении последних лет и будущему, каким мне оно видится.
Директор фонда Жорж пообещал позвонить и объявить результаты тем же вечером. Природа ожидания – жестокая штука. Пока каждый из нас ждал вердикта, мы наблюдали друг за другом с балконов наших комнат – на всех лицах хмурые взгляды. Одно за другим лица исчезали, когда из комнаты доносился телефонный звонок.
И вот моя очередь.
Первыми словами Жоржа было: «Не переживай» – и они иначе отпечатались в моей памяти. Само собой, все прояснилось, когда я посетил офис неделю спустя, там мне вручили официальное письмо, вместо того чтобы отправлять его в Манилу.
По-прежнему кажется сюрреалестичным писать все это в новой парижской комнате, в самом центре так называемого района начинающих постановщиков (и неподалеку от квартала красных фонарей). Рядом со мной плакат, на котором отец собирается обнять женщину (вполне созвучный с моей картиной), снаружи изображения, похожие на фильмы Брессона. В комнате бардак. Приятно писать это, будучи готовым спуститься вниз и стартовать на следующей неделе.
У каждого своя причина увлеченности кинематографом. Для меня кинопроизводство стало инструментом для осознания происходящего вокруг. Более того, это мой способ картографировать и анализировать то, что происходит со мной и моими чувствами. Мне почти удалось порадовать своего отца, но еще большая мечта – попытаться понять, как вырисовывается этот мир.
Заголовок позаимствован из статьи Кена Келмана, опубликованной в сборнике «The New American Cinema» под редакцией Грегори Батткока.
Кадры из фильма «Короткий фильм о Филиппинах».