В мае 1979 года, между съёмками «Молнии над водой» Вима Вендерса, Николас Рэй согласился дать тогда ещё студентке Кэтрин Бигелоу и её близкой подруге, журналистке из ФРГ Саре Фатиме Парсонс, интервью, которое станет для него последним. Через месяц, 16 июня 1979 года, Николас Рэй скончается от сердечного приступа после продолжительной борьбы с раком лёгких. Несмотря на болезнь и тяжёлое лечение, Ник Рэй в эти дни был поразительно жив и рассудителен. Cineticle публикует беседу в переводе Максима КАРПИЦКОГО.
Николас Рэй: Знаешь, я терпеть не могу смотреть «Джонни Гитару» (Johnny Guitar, 1954) по телевизору. Но я очень ценю слова Эндрю Сарриса в Village Voice: «Сняв «Джонни Гитару», Ник Рэй достиг абсолютного воплощения авторской теории».
Вопрос: Что вы подумали, когда посетили Европу и обнаружили, как повлияли на других режиссёров, особенно французских? Трюффо, например?
НР: А ещё Годар, Ромер. Да, я действительно сильно на них повлиял. Не уверен, что влияние всегда было на пользу. Помню как-то вечером я ехал домой во время съёмок «Бунтаря без причины» (Rebel Without A Cause, 1955). Мы сняли сцену с Джимом и Платоном. Я насвистывал и помню, как был рад и думал: «Боже мой, французы с ума будут сходить по этой сцене».
В: Ваши фильмы также повлияли на новое немецкое и американское кино.
НР: Я слышал, что Вендерс скоро собирается снимать новый фильм, «Хэммет» (Hammett, 1982). Он замечательный парень. Кажется, у него сложности со сценарием.
Вопрос: Первоначально он хотел написать его вместе с автором книги, Джо Горсом.
НР: Он попытался, но ничего не вышло. Редко получается сработаться с автором книги, многие режиссёры здесь потерпели неудачу. Я и сам как-то думал, что смогу, но получилось полное фиаско. Авторы влюбляются в свои слова, а режиссёр или сценарист должен быть безжалостен.
В: Чтобы в итоге не вышла литература?
НР: Да, верно. Точнее, здесь речь об иной литературе. Они так захвачены каждым предложением, визуализируют их все, и в итоге получается монотонно. Нельзя говорить о том, что можешь показать и нельзя показывать то, о чём можно сказать словами.
Джеймс Дин и Сэл Минео на съемках фильма «Бунтарь без причины» (Rebel Without A Cause, 1955)
В: Наверное, важно и то, что в фильм привносят актёры?
НР: Точно. Актёр может быть чертовски талантлив, но если он не слушает режиссёра, всё разваливается. Обожаю работать с актёрами.
В: Вы пришли в кино из театра. Вероятно, у вас свой особый метод работы?
НР: Да, у меня, как и у других режиссёров, свой подход.
В: Что вы думаете о различных интерпретациях ваших фильмов?
НР: В этом одна из причин, почему кино, да и другие искусства, прекрасны. Они содержат определённое противоречие. Я не пытаюсь манипулировать людьми. Вы сами включаетесь в игру. Делайте, что угодно. Некоторые интерпретации меня шокируют, потому что они смехотворны, но почему бы и нет? Раз уж я вошёл в царство противоречий, то всё в порядке. Все идеи прибавляют к отражению фильма, даже если они меня бесят.
В: Вы сейчас продолжаете писать картины?
НР: Нет, уже давно нет.
В: Какая живопись вам интересна?
НР: Я всегда любил немецкий и шведский экспрессионизм. Эдвард Мунк, и ещё средневековое искусство. Я думаю, это видно по моим фильмам.
В: Да, как с цветами и дизайном интерьеров в «Джонни Гитаре».
НР: Мы всё построили на склоне горы, в пустыне, потому что мне там понравились форма и цвет камня. Такой средневековый Фрэнк Ллойд Райт.
В: Вы долго работали с Фрэнком Ллойдом Райтом?
НР: Год. Я изучал театр в Нью-Йорке, но раз я сам из Висконсина, но иногда бывал у него. Он приехал на конференцию в Колумбийском университете. Я пришёл послушать его, потом подошёл поздравить. Мы прогулялись вместе и он спросил, хочу ли я стать одним из первых его студентов, и я поехал с ним и окончил магистратуру по театру.
Николас Рэй
В: Когда вы создавали интерьеры для «Джонни Гитары», стремились ли вы гармонизировать цвета, как у каких-то конкретных художников?
НР: Меня не вдохновляли другие художники, но я руководствовался принципами живописи. Я стремился, чтобы отряд горожан всегда был чёрно-белым. Херб Йейтс, владелец студии, во время съёмок был в Европе, а когда вернулся и посмотрел отснятый материал и сказал: «Ник, мне всё нравится, но мы же снимаем в Technicolor, а у тебя всё чёрно-белое».
В: Вы обратились к стереотипам, что чёрное значит плохое, белое — хорошее, и использовали их с изрядной долей юмора.
НР: Но отряд сочетает чёрное и белое, они как пингвины.
В: То же сочетание цветов, что у Джоан Кроуфорд, когда она в белом платье с чёрной винтовкой.
НР: Такая барочность.
В: Джеймс Дин был архетипичным персонажем 50-х, а в 70-е снова вошёл в моду. Что вы думаете об этом культе молодости? О разочарованности подростков?
НР: Это всё из-за невнимательности общества достатка, неучастия, отсутствия прогресса.
В: Всё это характеризовало и 50-е?
НР: Конечно. Это было время достатка. Вообще, легко вешать ярлыки, когда на деле всё куда сложнее. Я не знаю всего, что происходит в настоящем. Этот период поисков, который мы сейчас проживаем, довольно неплох, но в то же время много времени тратится впустую, много безответственности. Все эти богатенькие детки (если говорить о студентах-режиссёрах) тратят по 5-6 тысяч долларов в год на съёмки своих фильмов.
В: Вы думаете, что богатым и тем, кого содержат родители, не хватает энергии, чтобы сражаться за свою работу, не хватает настойчивости?
НР: Дело не в способности сражаться за работу. У них есть все возможности. Они могут говорить о чём угодно. Но в этом и проблема. Они выбирают такие заурядные темы.
В: Какие проекты вас сейчас интересуют?
НР: Мне хочется придумать что-то новое. Очень угнетает, когда не можешь по-настоящему загореться чем-то. Мне это необходимо.
Кадр из фильма «В укромном месте» (In A Lonely Place, 1950)
В: В вашем фильме «В укромном месте» (In A Lonely Place, 1950) Хамфри Богарт впервые в играет ранимого персонажа.
НР: Да, я думал, что Боги был очень хорош, и в обоих наших фильмах я забрал пистолет у него из рук. Оружие стало для него постоянным реквизитом. И для него, и для меня «В укромном месте» был очень личным фильмом.
В: Вы имеете в виду свой брак с Глорией Грэм? Она ведь бросила вас и вышла замуж за вашего сына?
НР: Да, конечно, это здорово для жёлтых газетёнок, но по сути ничего интересного. Это всё случилось давным-давно.
В: Эдипов комплекс?
НР: Нет, ничего такого. Людям нравится так думать, но всё было не так страшно. В конце концов, Эдип ведь должен был бы убить своего отца. Чёрт, наши отношения никогда не были настолько кровавыми. Сейчас они в разводе. Все считали, что это паршивая история, и мне из-за этого захотелось закрыться. Не думаю, что эта история пошла на пользу моему сыну.
В: Когда вы снимали «В укромном месте», вы так же ощущали цинизм Голливуда, как персонаж Богарта?
НР: Нет, не сказал бы, что в фильме есть что-то такое. Я старался относиться к Голливуду так же, как относился бы к скотоводческому городку в Пенсильвании. В Бивере, пенсильванском городке, происходит всё то же, что и в Голливуде. Только всё не так на виду.
В: Напряжённость «В укромном месте» возникает оттого, что этим мужчине и женщине невозможно начать всё заново. Подозрения берут верх.
НР: Да, мы по сути ничего о них не знаем. В черновом сценарии, который я написал с Банди Солтом, концовка была более очевидна. Он её убивает, а Фрэнк Лавджой арестовывает его. Но мне такая концовка не нравилась. Так что я выгнал всех, кроме актёров, со съёмочной площадки и мы с ними сымпровизировали новую. Точно непонятно, что она значит. Да, их любви приходит конец… Но возможно, он разгонится на машине с утёса, или напьётся в баре, или вернётся домой к старушке-матери. Всё возможно. Зрителю решать.
Николас Рэй в фильме Вима Вендерса «Американский друг» (Der amerikanische Freund, 1977)
В: Вим Вендерс в «Американском друге» (Der amerikanische Freund) как будто использует повествование как повод, чтобы разместить сложных персонажей на красивом и замысловатом фоне. История становится почти лишней.
НР: И неясной.
В: Важно ли разрушить линейную структуру?
НР: Так я решил сделать в своём автобиографическом проекте. Он выстроен не хронологически, а спонтанно. Потому что то, что тебе интересно, о чём ты сейчас пишешь, часто зависит, например, от того, что ты услышал полчаса назад по радио.
В: Вам понравилось работать над «Американским другом»?
НР: Очень! Мне иногда нравится играть. Это помогает мне подвести итоги, убедиться, что я работаю верно. В первый же день оказалось, что я делаю то, за что всегда отчитываю собственных актёров. Вим очень терпелив, и мне было хорошо, хотя актёру не всегда полезно расслабляться. Иногда их стоит напугать до смерти.
В: Я читала, что во время съёмок «Джонни Гитары» вы часто дарили цветы Мерседес Маккэмбридж, но не Джоан Кроуфорд, и наоборот, просто чтобы создать между ними напряжение. Это правда?
НР: Как-то Джоан Кроуфорд напилась и выбросила всю одежду Мерседес на шоссе. Она замечательная актриса, но иногда теряет контроль над собой. Они были очень разные, и Кроуфорд ненавидела Маккэмбридж.
В: Ваши фильмы отчётливо принадлежат своему времени и всё же очень влияют на нас сейчас…
НР: Думаешь? Считаешь, мои фильмы влияют на современную культуру?
В: Да.
НР: Как так?
В: Медиа проецирует определённый образ.
НР: Отражает.
В: И то, и другое.
НР: Это не влияние.
В: Разве этот эффект действует не на обе стороны?
НР: Что важно, так это люди.
В: Вы говорите об попытках имитировать что-то?
НР: Насколько существенны могут быть такие попытки? Совсем немного женщин прошло через синдром Энни Холл. Таких почти не встретить в городах, где живёт меньше 50000 человек.
В: Но «Бунтарь без причины» повлиял на молодёжную культуру, о которой мы говорили.
НР: Многие были в восторге, когда его переоткрыли. После этого воскрешения пройдёт ещё 20 лет, и его снова переоткроют.
Николас Рэй
В: И всё же, представляет ли Джеймс Дин что-то вне социального порядка, какой-то прорыв, который не перестаёт очаровывать нас? Фильм показывает символы, которыми общество обозначает себя.
НР: Действительно интересный персонаж в фильме — это Платон, которого играет Сэл Минео. Людям хочется верить в историю. Но нет никакой истории. Я просто хотел повлиять на родителей.
В: Чтобы они поняли, что делают со своими детьми?
НР: Нет, чтобы они поняли, что делают с собой. Все родители того времени стали потерянным поколением, и я всегда слышу одни и те же слова на эту тему. Это так старо.
В: В «Бунтаре без причины» родители представляют закон и порядок.
НР: Да, я очень определённо их обрисовал. Я принимал сторону детей. Но до родителей было тяжело достучаться.
В: Это политический фильм?
НР: Да. Об этом говорил Эбби Хоффман: на х** политику, вся жизнь — это политика.
В: Но в «Бунтаре» кажется, что Джим и Джуди бунтуют против закона и порядка только для того, чтобы вернуться к ним… Фильм работает в пределах этого эллипсиса.
НР: Именно в такие моменты случаются землетрясения.
В: Что Джеймс Дин привнёс в фильм?
НР: Он не писал реплики. Стюарт Стерн и я много импровизировали. Джимми был очень талантлив, потому что обладал открытым воображением.
В: Он вам подражал?
НР: О, он часто копировал мои маньеризмы, но я не думаю, чтобы он действительно имитировал меня, потому что я терпеть не могу это в режиссуре. Я никогда не показываю актёру, что делать и говорить. Нужно, чтобы он сам разобрался. Роль режиссёра в том, чтобы подвести его к этому состоянию и использовать его. Иначе все будут имитировать режиссёра, а ни одному режиссёру не хватит таланта сыграть все роли.
В: Часто ли вы сталкивались со слабостями актёров во время работы над фильмом?
НР: О да, для них это катарсический опыт, и они обычно становятся сильнее, осознают свои ограничения.
В: Вернер Херцог в «Стеклянном сердце» гипнотизировал своих актёров, и это усиляет иерархию.
НР: Загипнотизировать актёра означает говорить ему, когда проснуться, когда идти налево или направо, или вниз по лестнице. Нужно, чтобы актёр делал свой вклад в создание фильма. Нужно верить в его непосредственность, запустить её. Помочь ему прийти к этой точке.
В: Значит, персонаж Джеймса Дина — это как бы синтез собственного катарсиса, воплощение ваших идей о том, каким должен быть персонаж.
НР: Да – и моего желания принять персонаж или нет.
Оригинал: Kathryn Bigelow and Sarah Fatima Parsons / Nicholas Ray: The Last Interview
Интервьюеры: Кэтрин Бигелоу и Сара Фатима Парсонс
Перевод интервью: Максим Карпицкий