Реж. Ален Рене
Франция, Япония, 90 мин., 1959 год
За первые пятнадцать минут «Хиросимы, любовь моя» можно отдать жизнь. За остальные семьдесят пять – прожить эту жизнь еще раз. Первые пятнадцать минут дебютного полнометражного фильма Алене Рене – это, возможно, одни из самых волнующих мгновений, созданных посредством кино. Здесь восхитительно все: каждый кадр, каждое слово, каждый миг, каждый музыкальный такт. Все начинается с предельно крупных планов. Рука, обнимающая чье-то плечо. Сплетения рук, сжатых, словно звенья цепи. Ладонь, ласкающая предплечье. И первая фраза, разрушающая и одновременно дополняющая этот миг. Фраза, принадлежащая мужчине. «Ты ничего не видела в Хиросиме, ничего». И ответ женщины: «Я все видела, все». С умышленным повторением, с ударением на последнее слово, произнесенное уже скорее для себя, чем для того, кому оно изначально было предназначено.
А в это время, в этот самый момент, когда две еще чужеродные фразы лишь прорастают в диалог, на экране уже появляются кадры разрушенного города. Под звучащую на заднем плане нервную, скатывающуюся то к непонятному веселью, то сбивающуюся к анахронизму, музыкальную симфонию, появляются отрывки, сохранившие прошлое Хиросимы – белоснежные больницы, останки тел, обезображенные лица людей, страх, все те последствия восьми (!) секунд, унесших в одно мгновение сотни тысяч жизней.
И снова сплетения тел двух любовников. Снова приходящие им на смену кадры Хиросимы. И вот уже словам-отрицаниям на смену приходят фразы примирения, смирения перед случившимся и желанием жить дальше. «Я сражалась за свободу судьбы, каждый день против ужаса быть непонятым, – доносится до нас женский голос. – Я сражалась за право на память. Но как и ты, я забыла». И смех… Эти пятнадцать волнующих минут заканчиваются смехом. Женским. Сначала женским. А затем и мужским. Смехом, как инстинктивной защитой на ужасы прошлого, ставшего настоящим лишь при помощи слов.
Смех сбрасывает невидимые оковы кадра. И вот мы уже видим мужчину и женщину. Их лица, их тела. Как оказывается позже, она – французская актриса, приехавшая в Хиросиму на съемки фильма о мире («о чем как не о мире снимать в Хиросиме»). Он – японец, работающий теперь в Хиросиме. Ее преследует память прошлого. Он же, кажется, уже давно предал память забвению. Вместе они провели ночь, вместе поверили, что эта ночь – начало любви. Вопреки прошлому, наперекор изначальной невозможности этой любви.
И любовь, и память здесь сплетаются воедино. Невозможность первой, забвение второй. Это – две главные составляющие и фильма «Хиросима, любовь моя», и всех последующих фильмов Алена Рене. Прибегая к словам Маргарит Дюрас или Алена Роб-Грийе, опираясь на магическое изображение Саша Верни или Арно Алекана, Ален Рене будет навсегда скован (или, возможно, наоборот, освобожден) потребностью поисков ответов на вопросы, рожденные этими двумя неизвестными. То умышленно удаляясь от них («Прошлым летом в Мариенбаде»), то приближаясь вплотную («Люблю тебя, люблю»).
И если на все это у Рене уйдут десятки лет, то его героям в «Хиросиме», имена которых, что весьма характерно, так и остаются вне истории, на это будут отведены лишь сутки. С неизменным рассветом после ночи любви, с солнечным полднем, томимым усталостью прошлого и неизбежной вечерней прохладой, когда все становится на свои места и когда настоящее преобладает над всем.
Наверное, символично, что за этим несколько неожиданно теряется развязка. Мужчина и женщина – будут ли они вместе? Возможно ли жить дальше, когда память еще хранит прошлое? Или когда прошлое и настоящее сливаются в единое целое, и память и чувство соединяются вместе. Ночная, освещенная неоновыми вывесками Хиросима. Монументальный предрассветный Невер. «Я буду звать тебя Хиросима. Я буду звать тебя Невер», – признаются друг другу мужчина и женщина. Бесчестие. Счастье (или все же наоборот?). Любовь и смерть. Именно в таком порядке. Образуя еще и смерть любви или любовь после смерти. И каждый раз, возвращаясь к «Хиросиме», к тем незабываемым минутам, пытаясь воплотить их в слова, пытаясь победить пороки памяти, приходится вновь и вновь констатировать одно: мы знаем о «Хиросиме» все, но мы и не знаем о «Хиросиме» ничего.