Европейцы уже давно восхищены предметом синефилии. Так, французы предоставили не только само слово, но и наиболее выдающиеся примеры, начиная с основания «Cahiers du cinema» и заканчивая страстями «новой волны» [1]. В частности, в последнее десятилетие французские критики часто возвращались к этой теме – например, переживая, что съемка в домашних условиях могла изменить или даже истребить синефилию – и к этому присоединились критики из других стран. В своей статье Дэвид Бордуэлл выводит синефилов на чистую воду.
Я еще раз убедился в том, сколь сильной является устойчивость этой идеи, когда в этом году на «Повторном открытии кинематографа» меня пригласили присутствовать на одном из ужинов, где критики и историки обсуждали эту тему. Дискуссия преимущественно состояла из воспоминаний о том, как присутствующие впервые встретились с кино, о фильмах, которые произвели на них самое сильное впечатление, о том, что они делали для кино в дни своей юности. Кое-кто из нас раньше не занимался подобными автобиографическими упражнениями, но у других был такой опыт. Как Джонатан Розенбаум, так и Эрик де Купер немало написали об источниках своей привязанности к кино. (Иногда мне кажется, что я знаю жизнь Джонатана лучше, чем свою собственную).
Что такое синефилия? Буквально это означает «любовь к кино». Но разве не все любят фильмы? Понятие синефилии подразумевает непреодолимую страсть к кино, даже одержимость им. И речь идет не о некоторых избранных фильмах. Я постоянно встречаю людей, которые преданы своим фаворитам – «Крестный отец», «Принцесса-невеста», «Матрица». Но они не синефилы. Стало быть, дело в количестве? То есть синефил – это человек, который любит много фильмов? Отчасти это так, но этим синефилия не исчерпывается.
Итак, у синефила наблюдаются симптомы киномании, как показано в одноименном фильме. Если вы его не видели, «Киномания» показывает жизнь пятерых людей, чье время полностью организовано вокруг просмотра фильмов. Когда я смотрел «Киноманию», нередко фильм вызывал у меня реакцию «Ну ничего себе!», но время от времени я думал, «А вот это не так уже и странно. Я сам так делаю». Так что я вижу подобия.
Очевидно, что как синефил, так и киноман (cinemaniac) демонстрируют симптомы маниакальной одержимости. Каждый из них составляет списки, отмечает просмотренные фильмы, тщательно планирует вылазку в кино. Отправляясь в новый город, этот человек в первую очередь разузнает о культурной жизни, чтобы знать, что показывают. Оба типа кинолюбителей идеальны: не признают никаких широких экранов, расцвечивания, хитроумного проецирования. Оба типа могут вести дневники в интернете, или просто дневники, или общаться с терпеливыми друзьями. Если у них, конечно, есть друзья.
Но я также вижу отличия. К примеру, большинство киноманов любят определенные типы кино – обычно, американские фильмы, часто немые, иногда иностранные, изредка документальные. Выстраиваются ли киноманы в очередь за Брэкиджем или Фредериком Вайсменом? Чувствую, что нет.
Синефилы, наоборот, экуменичны. Действительно, многие гордятся межгалактической широтой своих вкусов. Посмотрите на десятку любимых фильмов любого подкованного критика. То, что вы там, скорее всего, увидите, будет эклектической смесью из артхауса, масскульта и экспериментального кино, включая два-три названия, о которых вы никогда не слышали. Непонятность важна; синефил является ценителем.
Мне кажется, разгадка в том, что синефил любит саму идею кино.
А это означает любовь не только к его достижениям, но и к его потенциалу, перспективам и возможностям. Будто отдельные фильмы, будь они сколь угодно восхитительными и неотразимыми, являются только отблесками чего-то гораздо большего. Кинематограф, этот отдаленный горизонт, невозможно описать полностью, и именно эта форма искусства, или медиум, является исходным объектом преданности. В затемненной аудитории загорается надежда увидеть еще одно воплощение этой загадочной реальности. Верующий человек назовет Кинематограф священным местом, а светский – сокровищницей художественной формы, все еще способной на великие вещи. Кинематограф – это, используя выражение экспериментаторов 1920-х годов, земля обетованная: пускай это звучит мистически, но это точно передает мое ощущение синефилии.
Этим синефил отличается от любителей романов или классической музыки. Последние привязаны к своим видам искусства, я полагаю, за их великие достижения. Кто, имея хороший вкус в литературе или музыке, сможет воспринять аматорскую книгу или неумелую токкату? Но синефилы будут смотреть почти все, лишь бы получить мимолетную дозу волшебства. Пожалуй, благодаря этому синефилы похожи на театралов: те тоже с надеждой ждут момента безупречности посреди любительских представлений «Нашего городка» или «Человека и сверхчеловека».
Это также является причиной, почему синефилу так сложно ответить на вопрос о безлюдном острове. С какими фильмами я бы хотел жить до скончания дней? Да со всеми, особенно с теми, которых я еще не видел.
Еще одно отличие: Суетливость и уединение. У киномана есть излюбленное кресло, даже если оно далеко от центра зала. Чтобы зарезервировать его, киноман приходит раньше всех и пытается занять очередь. Но среднестатистический синефил не так уж требовательно относится к выбору мест, и вообще может пробраться в зал в последнюю минуту. Ожидая начала представления, киноман редко обращает внимание на остальных; рядом преданный попутчик – книга. Но синефил если и не экстраверт, то во всяком случае коммуникабелен и жаждет общения с другими синефилами.
Что же это за разговоры? Как хорошо, что вы спросили.
Кооперативные игры: Сыграться с другими
Жюль и Джим покидают сеанс.
Жюль: Отличный фильм!
Джим: Да, отличный!
Жюль: Ну, до встречи.
Джим: Давай, до скорого.
Это минимальная, вежливая кооперативная игра. Когда страсти накаляются, получается что-то следующее:
Жюль: Отличный фильм! Обожаю М*кса *ф*льса
Джим: О да. Это движение камеры меня просто вышибает.
Жюль: А там же еще и Р*н**р !
Джим: Я просто обожаю Р*н**ра . А М*дз*г*т* знает толк в движении камеры.
Жюль: М*дз*г*т* — это наш человек! Он просто восхитителен.
Так может длиться бесконечно. Чтобы почувствовать, насколько особенным является синефильский энтузиазм, попробуйте вообразить литераторов, которые в подобных выражениях обсуждают Китса, Шелли или Колриджа.
Кооперативная игра может на этом не останавливаться.
Жюль: Какой восхитительный фильм!
Джим: Да, чудный. Фильмы М*нн*лл* с каждым просмотром все лучше и лучше.
Жюль: Полностью согласен – кроме «К*л*ка».
Джим: Правда, этот фильм слабоват, но в нем есть пара интересных моментов.
Жюль: Да? Я двадцать лет его не видел.
Джим: У меня есть неплохая копия от Тернера. Давай я продублирую и пришлю тебе.
Жюль: Как мило с твоей стороны.
Даже если Джим никогда этого не сделает, он ведет игру по-джентльменски, и Жюль любезно принимает предложение.
Джим: Ужасный фильм.
Жюль: Я тоже не впечатлен. Может, обсудим это за чашкой кофе?
Джим: Хорошая идея!
Вот, пожалуй, наилучший вариант кооперативной игры в Синефилию.
Но многие синефилы любят играть более жестко. Экстремальным вариантом является неприкрытое расхождение во мнениях, которое обычно преподносится в выражениях, откровенно подвергающих сомнению здравомыслие, ум или благие намерения оппонента. Не буду останавливаться на этой спорной стратегии. Существуют более утонченные методы.
Состязательные игры: Демонстрация превосходства
Жюль и Джим покидают сеанс.
Жюль: Я в восхищении. А тебе как?
Джим: Ну… А ты видел более ранние работы Х*н С*н С*?
Это – вступительный гамбит. Если Жюль скажет «нет», Джим может ответить что-то вроде: «На самом деле, это один из его слабых фильмов» или «Его фильмы становятся все хуже и хуже». В таком случае Жюль будет вынужден обороняться, к тому же на вражеской территории. Если он не смотрел остальных фильмов, стратегия сравнения будет для него равнозначна гибели. Итак:
Жюль: Да, я их все видел. И этот, по-моему, сильный.
Теперь у Джима есть возможность спорить, по крайней мере, до ничьей. Возможно, Жюль блефовал, и на самом деле не видел всех фильмов; возможно, Джим помнит их лучше.
Жюль использовал так называемую стратегию широты: «Я видел больше, чем ты». Она применима не только к фильмам, но и к другим аспектам.
Джим: Я под огромным впечатлением от «Стр*х* сц*н*», но я никогда не слышал, чтобы кто-то причислял его к лучшим произведениям Х*чк*ка.
Жюль: Ну, среди критики это зачастую считается шедевром. Ты читал …?
Либо:
Жюль: Да, это отличный фильм, но какая ужасная пленка! Концы бобины обрезаны, и постоянные стыки. Помню, как я видел изначальную пленку в Театре гильдии режиссеров. [Контрольный:] Там еще режиссер выступал по этому поводу.
Если фильм немой, стратегию можно расширить в разных направлениях:
Жюль: Я помню просмотр в Нью-Йоркском музее современного искусства, тогда фильм длился дополнительные полчаса.
или
Жюль: DVD из Австралии заполняет вырезанные сцены пустыми кадрами. Ты что, не знал, что там были вырезанные сцены?
Здесь у Джима не очень много вариантов.
Если Жюль будет продолжать стратегию широты, дискуссия может затянуться. Однажды меня тоже загнал в угол один добродушный критик, после вопроса о 30х годах в творчестве Одзу. Я сказал, что да, я все это видел. Нарусэ? Да. Шимицу? Да, немало. Я придерживался курса, но вдруг он изменил ритм своих замечаний: «А как же английские комедии 30х годов? Нет? О, вам непременно стоит их посмотреть – они прелестны».
Сродни стратегии широты – стратегия долгожительства, так называемая «Я был здесь раньше». Мы, старички, любим ее использовать. Результаты порой довольно жесткие.
Жюль: Отличный фильм!
Джим: Ты впервые его увидел?
Жюль: Ээ, да.
Джим: С каждым просмотром он все лучше. Мне понравилось, когда я увидел ее впервые в 1971. До того понравилось, что я написал про нее статью в «Sight & Sound». Давай я пришлю тебе копию текста.
Жюль: Эмм… спасибо.
Также существует стратегия глубины. Используя ее, игрок становится предельно скрупулезным, используя детали, которые предполагают восприимчивость и колоссальную силу памяти.
Жюль: Отличный фильм!
Джим: Именно. Особенно мне понравился момент, когда камера отъезжает в сторону, снимая спину парня, который окажется таким значимым в конце фильма.
Жюль: Да… На самом деле, я этого момента не заметил.
Джим: Не заметил? Ты что, это же ключевая сцена всего фильма. Она идеально дополняет последнюю сцену. Ну и, конечно, еще убийственная реплика в начале фильма.
Жюль (который вообще не помнит первой сцены): Да, очень сильно.
Жюль проиграл, и Джим об этом знает.
Другая стратегия базирована на изысканности. Жюль и Джим равны в широте, глубине и долгожительстве знаний, но Жюль умеет лучше использовать речь.
Жюль: Ну как тебе?
Джим: Мне понравился первый кадр.
Жюль: Мне тоже. Обычно длинные сцены, снятые операторским краном, довольно претенциозны, но в этом присутствовала некая сложная грация, которую трудно достичь, снимая с земли.
Эту стратегию можно развить до уровня философской дискуссии, которая лучше всего звучит по-французски, но возможна и на других языках.
Джим: Я не понимаю, как люди могут воспринимать В*ди *лл*н* серьезно. Метафора слепоты и зрячести показана в «Пр*ст*пл*н*х и пр*ст*пк*х» достаточно неуклюже.
Жюль: В*ди примечателен тем, как его метафоры балансируют между банальностью и необычностью. Они одновременно бывают знакомыми и новыми, далекими и близкими. Они находятся, так сказать, в сфере зигзагообразной неопределенности.
Да, подобные диалоги лучше смотрятся на странице, чем в разговоре, но я время от времени с ними сталкивался. С них сложно выбраться. Фразы вроде «Я что-то не понял» выставляют тебя недалеким, а «Что ты куришь?» – неприветливым.
Ну и, наконец, стратегия инсайдера.
Жюль: Качественный фильм, но немного прерывистый.
Джим: Да, пару месяцев назад режиссер прислал мне черновой вариант монтажа на DVD. Она многое вырезала. А сын продюсера пытался покончить жизнь самоубийством, и это, по-видимому, сказалось на всем проекте.
Преимущество у Джима.
О чем мы разговариваем, разговаривая о разговорах
Здесь я использовал диалоги, но те же стратегии можно увидеть и в монологах, которые мы называем кинокритикой. Маневры, впрочем, обычно несколько более изысканны. Например, стратегия долгожительства обычно используется весьма хитро, в духе уютного автобиографического момента. Некоторые критики начинают свои произведения словоохотливым рассказом о своем первом знакомстве с фильмом – а это было задолго до тебя, неудачник. Здесь спорщики анонимны и вполне могут открыть огонь, чего они бы не сделали в живом разговоре.
Последний вопрос: эти игры – только для мальчиков? Является ли синефилися мужским занятием? Я считаю, что нет, не обязательно; но преимущественно. Женщинам тут не место? Играют ли они по-другому? Может, мне стоило переписать диалоги, чтобы включить и Катрину.
Так или иначе: По сути, это такой себе менуэт. Притязания Жюля могут быть справедливыми или нет. То же касается и Джима. Любые стратегии соперничества способны вскрывать информацию и идеи. Просто нужно помнить, что многое в жизни – это игры.
И помни, что разговор всегда можно перевести на спорт или рок-н-ролл. В этих сферах нет превосходства!
[1] Занятная книга Антуана де Бака «Синефилия: Изобретение взгляда. История культуры 1944-1968 годов» является классической историей.