В рамках фестиваля немецкого кино состоялась ретроспектива фильмов немецкого теле- и кинорежиссера Доминика Графа, организованная московским Гете-институтом. В ее рамках показали четыре фильма — «Красный какаду» (2005), «Скала» (2002) и «Кошка» (1988) и документальную ленту «Лавины воспоминаний» (2012). Примечательно, что уже в январе на Роттердамском кинофестивале пройдет полная ретроспектива Графа. О телевидении, ностальгии по Золотому Голливуду и любви к фильмам о полицейских в Москве с режиссером пообщался СЕРГЕЙ ДЁШИН.
Доминик, вы сняли много фильмов про полицейских. Не кажется ли вам, что подобные фильмы априори просистемные? Каким, в таком случае, вы видите место режиссера в рамках системы страны и кинопроизводства?
Мне кажется, что полицейские находятся в центре системы, прежде всего, потому, что они первые попадают под удар. Те катастрофы, которые мы, может быть, не чувствуем, потому что находимся в стороне от этого, живем спокойной, можно даже сказать, привилегированной жизнью, а полицейские ощущают все это в первую очередь, первыми попадают под удар. В принципе, полицейским доверяют, и они скорее воспринимаются как рабочие улиц, которые, метафорически выражаясь, имеют дело со всей этой грязью улиц. Поэтому я идентифицирую себя с полицейскими, для меня это возможность их выбора. Они мне нравятся. Для меня фильм о полицейском тогда идеален, когда герой в какой-то момент видит другую сторону себя и тем самым отражает другую сторону общества. Ни в каком другом жанре не бывает такого одновременного противопоставления.
Какие конкретные примеры чужих фильмов вы могли бы привести?
Примеров достаточно, в том числе знаменитые французские фильмы, в которых полицейское общество представляется очень жестоким образом, особенно сама система, в которой они просто вынуждены жить. Это и фильмы Мельвиля и Алена Корно, хотя Мельвиль очень романтизирует мир гангстеров, я этим никогда не занимался, но это очень хорошие картины, как и американские примеры («Французский связной»). Мне кажется важным акцентом то, что многие европейские фильмы о полицейских, особенно итальянские, драматизируют аспект самосуда…
Сразу вспоминается фильм Элио Петри «Дело гражданина все всяких подозрений»…
… И в этом есть очень большая противоречивость, потому что это тот человек, который не только видит убийство, но и сам вынужден жестоко действовать. В мире полицейских много жестокого.
кадр из фильма «Победитель», реж. Доминик Граф
Вы не раз говорили, что хотели бы снять столько же фильмов, сколько сняли режиссеры времен Золотого Голливуда. Кристиан Петцольд, в свою очередь, признавался, что мечтал бы работать в студийной системе того времени, со всеми этими съемками в павильоне и отмеренным рабочим днем, как на фабрике. Чем вас так привлекает Золотой Голливуд?
Мне нравится то, что ты в этом случае исполняешь роль рабочего: ты приходишь и выполняешь свою работу. В Голливуде режиссеру давался фильм, тема, и он над ней работал. И фильмы там были поставлены, как на конвейере, как, собственно, было и в СССР. В какой-то момент тебе везет – ты получаешь хороший сценарий, в какой-то нет – дают плохую историю. Кстати, мое отличие от Петцольда в том, что я еще успел захватить то время, когда работала Баварская киностудия. Она была как раз такой фабрикой. Ты приходил, и тебе давали какой-нибудь фильм. Сейчас ты делаешь фильм, потом сериал. Прекрасно в таком случае то, что ты можешь снять с себя ответственность, ты всегда можешь сказать, что это бы плохой сценарий, который тебе дали, и что ты сам не виноват (улыбается).
Можно сказать, что сегодня ТВ пришло на смену Золотому Голливуду или что-то взяло от той системы?
Было бы не плохо, но мне кажется, все гораздо сложнее. За каждый свой фильм я отвечаю, я именно тот человек, который несет ответственность за все: от продвижения проекта до гарантии того, что фильм будет хорошим. Каждый фильм должен быть необычным, оригинальным. И это скучно. Мне нравятся те времена, когда фильм мог быть даже немного скучноватым, но в то же время был кассовым и приносил доход. Очень трудно делать и придумывать что-то новое. Мне кажется, что это вредит даже самому кинематографу, просто невозможно всегда делать что-то необычное. Все-таки надо, чтобы был какой-то поток фильмов жанрового кино, ничем не выделяющихся, на фоне которых другие могут придумывать что-то свое оригинальное.
Поэтому у вас так много ТВ-фильмов и так мало художественных?
Да, телефильмы ты можешь очень быстро снять, например, два фильма за два с половиной года. С кино дело сложнее, иногда только три года длятся переговоры по поводу финансирования, при этом ты сам еще совсем не уверен в положительном результате. Я также отношусь к числу режиссеров, которые говорят: «Вот этот фильм я хочу делать прямо сейчас во что бы то ни стало». Я думаю, что если я не смогу рассказать мою историю в этом фильме, то я расскажу ее в другом. Мне кажется, так говорил Годар.
У вас была возможность работы в Голливуде, или, может, вы мечтали об этом, как в прошлом — Вим Вендерс или сейчас — Том Тыквер?
Нет, таких предложений у меня не было, но если даже они и были, я бы отказался. Я могу снимать кино, самовыражаться, говорить только там, где я знаю каждый угол и чувствую себя как дома. Только в Германии – я дома. В отличие от Вима Вендерса я не могу быть туристом и космополитом.
кадр из фильма «Холодная весна», реж. Доминик Граф
Вы начали свой путь в кино в конце 70-х, как раз в то время, когда предыдущее поколение бежало из Германии, как Вендерс и Херцог, которые не чувствовали себя дома и снимали по всему миру, или как Фассбиндер, который в одиночку бился в исступлении… В этом чувстве, видимо, отличие вашего поколения. Для вас, наверное, история немецкого кино второй половины века проходит совсем через другие имена?
Все они, примерно, на десять лет старше меня. Когда я начинал, они все же были режиссерами с мировыми именами, пили чай или кока-колу на террасе у Копполы. Я должен признать, что есть у всех них фильмы, которые я нахожу скучными. Дело в том, что я никогда не чувствовал своей принадлежности к авторскому кино, я уже скорее принадлежу к последующему поколению, которое, наоборот, было более жанровым.
Фассбиндер, Вендерс, Херцог – гениальные режиссеры, нет никаких возражений. Просто мое поколение требовало интертейнмента. Могу привести такую историю: режиссер Вольфганг Штаудте, который начал снимать в 20-е годы и снял такой известный фильм, как «Убийца среди нас», был «совестью» своего поколения, но в какой-то момент он стал снимать телевизионные фильмы. Его спросили: «Почему вы теперь снимаете жанровые фильмы и работаете на ТВ»? На что он ответил: «Невозможно всегда касаться сущности вещей». Я взял себе на заметку эту фразу, я тоже не хочу всегда касаться этой сущности, я могу быть и несерьезным.
Как вам работалось с режиссерами берлинской школы над проектом «Драйлебен», и какое у вас вообще отношение к этой группе режиссеров?
Мне кажется, что я очень совпадаю с «берлинскими» режиссерами в том, что все мы очень интересуемся пространством и местом. Мои коллеги, Кристоф Хоххойслер и Кристиан Петцольд, думаю, очень рано почувствовали это сходство. Наша разница в возрасте составляет ровно десять лет. Наше главное различие состоит в том, что я еще принадлежу поколению, которое верит в силу слов, что общение может что-то изменить. Поэтому в моих фильмах персонажи очень много общаются между собой, в отличие от фильмов Петцольда, Хоххойслера и других режиссеров «берлинской школы», где этого не происходит. Наоборот, речь/язык ведет скорее к какой-то катастрофе. Если возникает разговор об отношениях, то он, в основном, ничем хорошим не заканчивается. Это такой наш пункт отличия. Но я не думаю, что все люди на Земле разучились общаться, это невозможно.
Специально к ретроспективе мы перевели ваше эссе о Жане Эсташе. Что для вас значит быть одновременно режиссером, критиком и публицистом?
Вы перевели мой текст об Эсташе?! Неожиданно, но очень приятно. Для меня написание, рефлексия о кино – это прежде всего отдых, но в то же время обратная сторона съемок. Когда ты снимаешь – ты всегда размышляешь на тему кино. Эти две вещи неотделимы друг от друга, они существуют вместе. Изобретение DVD в свое время дало очень сильный импульс для этого. Получив возможность пересмотреть фильмы, который я видел сорок лет назад, я перепроверил свои воспоминания, понял, почему один фильм нравился, а другой нет, или почему другой до сих пор производит впечатление. Ты больше понимаешь свои тогдашние переживания. Как правило, я пишу и размышляю только о тех фильмах, которые мне нравятся.