В четверг, 11 июня, в киноклубе Cineticle состоится показ фильма «Бунтари неонового бога» Цай Минляна. Ранее, в апреле 2015 года в Музее движущегося изображения (Museum of the Moving Image) в Куинсе прошла ретроспектива режиссера. В ее преддверии с Цай Минлянем пообщался Гэри Крамер, автор книги «Independent Queer Cinema: Reviews and Interviews», а также соиздатель справочника «Directory of World Cinema: Argentina».
Цай Минлян – один из мастеров современного кинематографа. Его фильмы можно узнать по долгим планам, немногословным диалогам и Ли Кан-Шену (музе режиссера) в главной роли.
Цай Минлян родился в Малайзии, а работает в основном на Тайване, иногда во Франции. Его ключевые темы – вуайеризм, одиночество и отчуждение. Снова и снова в работах режиссера возникают созвучные метафоры и мотивы: почти постоянно идет дождь или льется вода, часто символизируя любовь или отчаяние, а подчас всё вместе. Волнение воды в кадре подобно волнению подавленной страсти в душ? героев. Мы видим, как они приходят в публичные уборные или гей-сауны в фильме «Река» (The River, 1997). Мастурбация и случайные половые связи также очень часто встречаются в его работах.
Эротическая напряженность и аскетизм не мешают фильмам Цай Минляна иногда быть забавными. В его втором фильме «Да здравствует любовь» (Vive L’Amour, 1994) в молчаливых попытках женщины убить насекомое есть что-то от немой комедии. В самом смелом фильме Цая «Капризное облако» (The Wayward Cloud, 2005) Ли Кан-Шен одет (или скорее раздет) в костюм пениса для зрелищного музыкального номера.
В режиссерской работе Цай Минляна особенно трогает способность передавать сильнейшие эмоции через статичные медитативные планы лица главного героя, обстановки в комнате или пейзажа. После показа фильма «Прощай, отель «Дракон»» (Goodbye, Dragon Inn, 2003) на кинофестивале в Торонто, один из зрителей спросил режиссера о продолжительном кадре с пустым кинотеатром. Ответ Цай Минляна «Неужели вы ничего не почувствовали?» сорвал аплодисменты. Не все способны ощутить магию его фильмов, но те, кто смогли – навсегда изменили свою жизнь.
К повторяющимся образам воды, арбузов и душевых можно добавить постоянное присутствие перед камерой Ли Кан-Шена. Почти всегда он играет человека по имени Сяо-Кан, кажется, в этом имени актёр и режиссёр слились в вымышленном мире кино. В отличие от Франсуа Трюффо с Антуаном Дуанелем, героем Жана-Пьера Лео, неясно, является ли Сяо-Кан одной и той же личностью в разных фильмах или нет. Сяо-Кан появляется в «А у вас который час?» (What Time Is It There?, 2001) и «Капризном облаке», а также в соединяющей их короткометражной ленте «Мост исчез» (The Skywalk Is Gone, 2002). Впечатляющее разнообразие ролей не менее важно, чем имя героя. В фильме «Не хочу спать одна» (I Don’t Want to Sleep Alone, 2006) его роль бездомного удивительно выразительна, а парализованного – нет. В «Бродячих псах» (Stray Dogs, 2013) его герой стоит под дождем, олицетворяя собой неимоверные усилия воли, необходимые, чтобы защитить его детей.
10 апреля 2015-го года в Обществе кино Линкольн-центра и в кинотеатре Quad Cinema в Нью-Йорке состоялся запоздалый показ первого фильма Цай Минляна «Бунтари неонового бога» (Rebels of the Neon God, 1992). Возможность посмотреть на большом экране «Бунтарей», этот великолепный дебют и одну из основных работ Цай Минляна, столо того, чтобы подождать. В тот же самый день в Музее движущегося изображения стартовала его полная ретроспектива. Это ещё одна прекрасная возможность охватить весь масштаб этого уникального режиссера.
Цай Минлян ответил на наши вопросы по электронной почте, рассказав подробнее о темах и мотивах своего творчества, а также о своей музе, Ли Кан-Шене.
Кадр из фильма «Бунтари неонового бога»
Крамер: Почему вы решили стать режиссером? Что вдохновило вас на это? Как вы выработали свой собственный стиль съемки?
Минлян: В моем возрасте отлично понимаешь, что мы не выбираем, где и когда родиться. Я родился в 60-е, это была золотая эпоха кинематографа. Мои бабушка и дедушка водили меня в кино каждый день. Мы смотрели жанровые фильмы, которые были побегом от реальности. Они очаровали меня и навсегда оставили на мне отпечаток. В 80-х я уехал на Тайвань, где открыл до тех пор неизвестный мне уровень политической свободы. В этой среде меня и познакомили с новым видом кинематографа: с новой волной французского и немецкого кино, классическими немыми фильмами. Это не только расширило мой кинематографический кругозор, но также взволновало моё сердце и душу. Тогда я и задумался о том, что такое кино на самом деле.
Крамер: Вас считают одним из пионеров медленного кино. Можете объяснить свою любовь к долгим, статичным планам, которые способны выражать столько эмоций?
Минлян: Я озадачен, почему люди всегда хотят обсудить длинные планы. Разве все фильмы изначально не строились на долгих, статичных кадрах? В наши дни люди не станут обсуждать Эйзенштейна, потому что монтаж уже дан. В то же время долгие планы остаются сутью кинематографа. Обсуждать их все равно, что вечно возвращаться к вопросам гомосексуальности. Разве она не существовала всегда? Долгие планы просто нужны мне, чтобы творить. Я хочу, чтобы мои фильмы были более реалистичны и имели единую перспективу. Редкая смена кадров необходима для того, чтобы сохранить естественное течение времени. На мой взгляд, эта стратегия весьма эффективна. Разве порно не состоит полностью из долгих кадров? Разве они не оказывают эффект? Каждый зритель мечтает держать в руке пульт. То, о чем действительно стоит говорить, – это зрительские привычки и нетерпеливость зрительских сердец.
Крамер: Можете рассказать о вашем сотрудничестве с Ли Кан-Шеном?
Минлян: Сейчас я полностью под его влиянием. Наверное, я что-то задолжал ему в прошлых жизнях. В моих глазах, Ли Кан-Шен – самый анархичный человек в этом мире. Вся его сущность идет вразрез с общественными стандартами, тем более со стандартами актерской профессии и общепринятым взглядом на съемку. Не так давно он играл монаха в моей сценической постановке одного актера. Прямо перед премьерой инсульт обездвижил половину его тела. Ситуация была удручающая. Мы думали, он не сможет выйти на сцену. Но в итоге даже в таком состоянии он сыграл в спектакле. Запланированные два часа превратились в три с половиной для обездвиженного тела. Тогда я и понял, что даже если бы он не мог двигаться, он мог бы выйти и лежать. Представление всё равно состоялось бы. Наше долговременное сотрудничество – своеобразная форма бунтарства против установленных правил человеческого прогресса. Китайское название «Бунтарей неонового бога» – «Молодой бог Ночжа». Ночжа относится к самому молодому поколению китайских богов. Согласно легенде он срезает свою плоть и кости, что становится крайней формой бунтарства против его отца.
Кадр из фильма «Да здравствует любовь»
Крамер: Больше всего в ваших работах меня поражает символизм воды. Она воплощает либо любовь, либо страсть, иногда другие сильные эмоции. Особенно хорошо это видно на примере проливного дождя в «Дыре» (The Hole, 1998) или в «Бродячих псах». Можете подробнее рассказать о символизме в ваших фильмах?
Минлян: Для сцены с дождем в «Бродячих псах» понадобились всего две автоцистерны с водой и три огромных вентилятора. Наша небольшая команда привязала веревки к ветвям деревьев и трясла их со всей силой. Это была выматывающая двухдневная работа. Кто-то из команды подумал, что наступил в лесу на использованный шприц, и боялся, что заразился СПИДом. Но на самом деле это оказался укус змеи. Однако съемка дождя позволяет раскрыть сущность фильма. Поэтому мне и нравится дождь. Когда он идет, вы не можете никуда уйти, вы должны сидеть на месте.
Крамер: Персонажи ваших фильмов часто живут в отчуждении («Да здравствует любовь», «Дыра»), в одиночестве («Бунтари неонового бога»), в маргинальном мире («Не хочу спать одна», «Бродячие псы»). Почему эти темы – неотъемлемая часть ваших работ?
Минлян: Знаете, я и сам такой. Не то чтобы другие отдалились от меня, я сам успешно отдалился от них. Когда я один, я чувствую себя более естественно, комфортно, по-настоящему, но я всё ещё недостаточно уединён. Поэтому в фильмах я стремлюсь передать абсолютное состояние отчуждения. Возможно, настоящее отчуждение и есть настоящая свобода.
Крамер: Как вы можете прокомментировать темы гомоэротики, гей- и квир-сексуальности в ваших работах?
Минлян: Когда я закончил работу над «Бунтарями неонового бога», кто-то посоветовал мне отправить их на ЛГБТК-кинофестиваль в Лондоне. Но я не люблю, когда на мою работу вешают подобные ярлыки. Сейчас многие мои фильмы показывают на ЛГБТК-фестивалях, и я не возражаю, хотя я никогда не думал о создании фильмов для квир-сообщества. Скорее герои моих фильмов относятся к этому сообществу. По своему опыту могу сказать, что гей-культура действительно маргинализована. В каждом человеческом сердце есть темная сторона, за которой скрываются чувства, о которых невозможно говорить. Разговоры о гей-сообществе и его проблемах никогда ничего не решат, так что бесполезно даже начинать их. Как вы можете просить другого понять вас до конца? Как и все герои моих фильмов, вы можете только быть собой и надеяться, что остальные попробуют понять вас.
Кадр из фильма «Не хочу спать одна»
Крамер: Удивительно, как вы используете туалеты и душевые в качестве основных локаций во всех своих фильмах. Они – прибежище тела, одиночества, сексуальности и идентичности. Невероятно, как вам удаётся сделать душевые горнилами для характеров ваших героев.
Минлян: Когда дверь закрыта, и вы остаетесь один – только тогда вы по-настоящему свободны. Моим актерам очень сложно изобразить эту настоящую свободу перед камерой. Поэтому я их так уважаю. В моем новом фильме, «Без сна» (No no sleep, 2015), снятом в Японии, вы видите Ли Кан-Шена и японского актера Мисанобу Андо в душе. Два прекрасных тела, плавающих в чистой воде – отрада глаз.
Крамер: Вы часто обыгрываете кинематографические темы и жанры в ваших фильмах. «Капризное облако» – порно-мюзикл, в «Реке» вы изображаете процесс создания фильма, «Прощай, отель «Дракон»» снят в кинотеатре, «Лицо» (Visage, 2009) и «А у вас который час?» изображают жизнь иконы новой французской волны Жан-Пьера Лео. Чем вы можете объяснить страсть к кинематографической саморефлексии в ваших работах?
Минлян: А разве творчество отделимо от жизни? Я не желаю рассказывать сказки или приукрашивать реальность. Советую посмотреть мой байопик, который создал молодой малазийский режиссер Тион Гуан Сау. Он ходил за мной три года, умоляя вспомнить разные моменты моей жизни. Он даже съездил на мою родину и заснял то, что теперь стало могилами и заброшенными кинотеатрами. Я уехал оттуда в двадцать лет, когда кинотеатры уже постепенно исчезали, но они не пропали – они возвращались ко мне во снах. Это началось, когда мне было тридцать. Мне постоянно снилось, что я ребенок, и я мысленно возвращался в те кинотеатры. Они всё ещё показывали фильмы уся и оперы, старые песни всё ещё звучали в их стенах. Внезапно я сам стал режиссером, но не подобных коммерческих фильмов, а других, которые не зависят от кассовых сборов. Но я всё ещё чувствую, что в своих фильмах пытаюсь изобразить свои старые воспоминания.
Кадр из фильма «Путешествие на Запад»
Крамер: Ваше возвращение домой, в Малайзию, чтобы снять «Не хочу спать одна», вызвало много разговоров. Что вы можете сказать о работе в Малайзии и на Тайване. Чувствуете ли вы, что последний заменил первую. Чувствуете ли вы, что принадлежите Тайваню?
Минлян: Когда я уехал из Кучинга, своего родного городка в Малайзии, я остановился на Тайване и больше оттуда не уезжал, потому что там было свободнее, я мог говорить что угодно. В Малайзии из-за множества социальных ограничений я не мог быть самим собой. Поэтому я никогда и не думал о возвращении. Но в 1998 году я так далеко вышел за рамки допустимой свободы, что получил множество негативных отзывов на Тайване. В порыве злости я решил вернуться в Малайзию и там осознал, что она больше не мой дом. Она стала совершенно чужим для меня местом. Поэтому в 2005 году я вернулся туда с фильмом «Не хочу спать одна», герои которого – бродяги и рабочие-мигранты на улицах Куала-Лумпур. В лицах этих иностранцев я видел самого себя.
Крамер: Ли Кан-Шен играет монаха в ваших последних фильмах «Путешествие на Запад» (Journey to the West, 2014) и «Ходок» (Walker, 2012). Что вы можете сказать об изображении монахов и буддизма в ваших работах?
Минлян: Я буддист и мне нравится история о Сюань Цзане, монахе династии Тан, правившей примерно 1400 лет назад. Он пересек пустыню в одиночку, перенося из Индии в Китай полное собрание канонических писаний. Я восхищаюсь им, его отчаянием, упрямством и глупостью.
Крамер: Вы выиграли множество наград и мнение критиков все ещё на вашей стороне. Сложно ли продолжать снимать? Как вы находите вдохновение для каждой новой картины и продолжаете историю Сяо-Кана?
Минлян: Если вы верите, что жизнь коротка и горька, ничто не может заставить вас перестать делать то, что вам нравится. Я всегда чувствую, что скоро умру, что время уходит. Поэтому я и делаю только то, что хочу. Однажды мне не хватало вдохновения, а потом я понял, что не могу перестать снимать лицо Ли Кан-Шена. Я подумал, что это классно, и принял это как мою судьбу.
Creation, bathrooms, and Buddhism