Видео недели. «Зелёный разум» Тоби Татума

29.01.2020

Заболоченные рощи, густо поросшие мшистой шерстью, сырые гроты в липких глинистых буграх и обтянутые растрепанными нитями корней сеноты. У Тоби Татума, зачарованного английского видеоалхимика, эти мозглые пространства превращаются в схроны первородной влаги – манкой и пугающей. Никогда не расстилающиеся морским горизонтом или речной панорамой, они утаиваются и таят, становясь обителью невидимых существ.

На тусклый свет «Зелёного разума» (The Green Mind, 2013) из разморенной темноты выходят игуаны, змеи и сиротливый тамарин. Они путаются в папоротниках, сплетаются с цветами и исчезают среди пальмовых ветвей, которые покрывают их многократной экспозицией статичных водянистых кадров. Этим приёмом Татум пользуется из видео в видео, и, странным образом, избранный им метод остаётся узнаваемым, но не становится предсказуемым. Возможно, причиной тому – положение режиссёра и смотрящего: околдованность располагает их между соглядатаем и спектатором. Одновременно подсматривающий и наслаждающийся богатством безразличного к зрителю представления, ты неизменно зависаешь в скованности бездействия, опасаясь нарушить порядок происходящего.

В таком застревании, однако, можно найти пару – стороннему наблюдателю ленно отвечает обездвиженность наблюдаемого. Живое и мёртвое, замершее и игрушечное не различимы в ней до того, что даже слабое колебание обескураживает не своей внезапностью, а кажущейся невообразимостью. Так невообразимы покачивания теней на спиритических снимках или подмигивания мертвецов на Post-mortem, к которым взывает фотографическая статуарность столь осязаемых и притом призрачных опытов Татума.

Между обоюдно окаменевающими фигурами располагается фильм. 3-х, 5-ти или 10-минутный, иногда состоящий из единственного плана, он нехотя откликается на имя видео и взывает к статусу кино. Право заявления обеспечено не тем, что каждый из них Татум обрамляет традиционными титрами и на собственном сайте по-стариковски просит смотреть представляемое в темноте. Право мотивировано темпоральностью, свидетельствующей о работе фильма, – здесь успевает развернуться длительность, влекущая и сама влекомая к ослабеванию, за которым последует не потеря или прекращение, но выход.

Она же служит тому, что упрямо статичные планы не превращаются в фоссилии, но напоминают обратные палимпсесты некой первоначальной избыточности, постепенно редеющей и расслаивающейся. Плоскостность экрана вкупе с синхронной плотностью, лишённой глубины и создаваемой незамысловатой (но так соответствующей изображаемым атавистическим формам) мультиэкспозицией, порой побуждает думать, что в режиссёрском пригляде сработало вовсе не многократное экспонирование, но нескончаемо длящаяся выдержка, запечатлевшая сгинувших игуанодонов вместе с игрушками-мегалозаврами. И хотя Татум называет свои ленты «демонстрацией галлюцинирующего сознания», их будет лучше охарактеризовать как онейрические видения, воспоминания уже утраченного «визуально-бессознательного».

Обнаруженные следы фильмической длительности не дают ответ, где, как и в чём она себя сбывает. Проще всего уличить закадровую музыку: для каждого подвижного слепка Татума мелодию пересоздаёт Эби Фрай – эльфийская скрипачка, способная совладать даже с Эоловой арфой. Однако наведение воображаемой глухоты открывает власть иного порядка: разделённые визуальное и аудиальное не создают геавтономии, не образуют комплементарную пару, но их отношения не объясняются и грубостью прямого подчинения. Скорее, проступающий сквозь музыку цифровой фон искушает кадрированную природу, заодно подрывая зрительское доверие к кажущейся органичности биотического.

И действительно, алхимические ингредиенты микрофильмов Татума имеют подозрительное свойство не кончаться. Помимо неустанного пользования единственным монтажным приёмом, режиссер экономно дублирует однажды отснятые кадры в серии работ. Так, меланхоличная игуана «Зелёного разума» спустя пять лет преображается в воспламеняющуюся саламандру из Blacklands – никакой магии, лишь техническая воспроизводимость. Это без труда распознаваемое повторение купирует седативный эффект зеленых элегий и обнажает – не синонимичную искусственности – пластмассовость дышащих влагой растений. Оно же позволяет допустить, что нечто, делающее видеозаписи Татума фильмами, находится не в них, но между ними – в сополагающем, но не обязующем к сравнению интервале. Сам Татум тогда оказывается одним из тех режиссёров, посмотрев которого раз, можно догадаться, что увидишь в следующий. Правда, посмотреть «раз» получается только после знакомства со всеми «следующими» – кино подчинено тем же анахронизмам, что обращают пластик в новое ископаемое.