Искренняя документалистика: Катерина Горностай, режиссер «Между нами»

«Между нами» – одна из лучших украинских короткометражек прошлого года. Ее режиссер – Катерина Горностай, до того как снять этот фильм, успела сделать большое количество разнообразного видео, участвовала в конкурсах и небольших украинских фестивалях. «Между нами» – ее курсовая работа в школе Марины Разбежкиной и первый серьезный опыт в кино, премьера которого состоялась на кинофестивале «Молодость».

Еще во время учебы у Разбежкиной Горностай работала монтажером на проекте Александра Расторгуева и Павла Костомарова «Реальность». Ее же дипломом в «школе» стала документальная лента об отце. В декабре, бросив все в Москве, режиссер вернулась в Киев, где провела почти все время на Майдане. Впоследствии на сайте Colta были опубликованы ее «Письма с площади». В Киеве с Катериной Горностай встретился Станислав БИТЮЦКИЙ, чтобы поговорить о ее отношении с документальным кино, фильме «Между нами» и опыте Майдана.

Сам же фильм доступен для онлайн-просмотра на нашем сайте в течение трех дней, с 20 по 22 марта 2014 года.

Это правда, что вы биолог по образованию?

Да, я сначала училась на биолога в Киево-Могилянской академии, после чего поступила туда же на магистратуру журналистики, а затем уже попала в школу Марины Разбежкиной.

Как это произошло?

Уже готовя диплом в Могилянке, мне было интересно документальное кино. Я много читала об этом, во время учебы мы снимали небольшие фильмы, и я слушала интервью и мастер-классы Разбежкиной. Плюс, в какой-то момент я поняла, что мне нужно уехать из города, из-за всех этих навалившихся проблем. Так что я подала документы и поехала на собеседование. Причем само собеседование было очень волнительным опытом. В комнате сидела Марина Разбежкина, Михаил Угаров, наш координатор Лиза и еще несколько человек. И я рассказала им такие вещи, о которых никому прежде не говорила. Одним из вопросов, например, был: какая у вас жизненная драма? И здесь уже нужно было рассказать даже не столько о драме, сколько о том, как выглядела эта ситуация в тот момент. То есть рассказать все, чтобы они увидели это как в кино с подробностями (не в описании чувств, а в действиях): где случился самый острый момент, как были одеты персонажи, в какую сторону смотрели, кто что сказал.

Такой подход мы потом многократно использовали в учебе – избегая оборотов «он чувствовал боль» или «она была в шоке», мы описывали состояния персонажей конкретными действиями, которые поддаются кинематографическому изображению.

Еще до учебы у Разбежкиной и фильма «Между нами» у вас была короткометражка, которую показывали на львовском фестивале Wiz-Art.

На самом деле эта была работа ужасного качества. Тогда нам хотелось каких-то экспериментов, мы делали маленькие фильмы, снимали мультики. Некоторые из них мы готовили под какие-то конкурсы, другие просто отсылали на фестивали. Что касается короткометражки с Wiz-Art («Давай!»), то мы сняли небольшую историю на обычную мыльницу, и ни на что не надеясь, отправили ее на фестиваль. В результате, наша работа оказалась одной из трех украинских короткометражек в конкурсе. А для меня это был вообще первый опыт участия в кинофестивалях. Еще было два странных фильма (анимационный и документальный), которые даже побеждали на «Киномедиа» – это такой фестиваль кино про журналистов (их девиз «Роздягни медіа в кіно»). Там у нас была, например, небольшая документалка, где мы ходили по Киеву и спрашивали у людей, какие у них новости и каждый из них рассказывал о своих личных новостях, какие никогда не услышишь по телевизору

Кадр из фильма «Между нами»

Что для вас было раньше – интерес к кино или сами съемки?

Вообще, сначала был папин фотоаппарат ФЭД-3, со всей этой магией пленки и ее проявки. Потом уже появился первый цифровой фотоаппарат, с возможностью снимать видео, которым мы постоянно пользовались. Но тогда – это был скорее интерес от самого процесса. Сейчас, после киношколы, я уже могу сформулировать для себя, зачем мне это было нужно. Все это способ трансформации чего-то изнутри, возможность, запечатлев событие на видео, разобраться в нем, понять его, прежде всего, для себя. При этом Разбежкина подарила нам всем замечательную способность – проживать и наблюдать. По ее словам, человек с камерой может одновременно и проживать жизнь, и наблюдать за ней. Та часть, что проживает – очень переживает и пропускает все через сердце, другая часть остается в роли стороннего наблюдателя, который получает истинное удовольствие от кинематографичности драматической жизненной ситуации. Лично для меня это в каком-то смысле избавление. Потому что, мне кажется, можно даже умереть от интенсивности переживания. А если в этот же момент попробовать отстраниться и посмотреть сбоку (снять об этом кино, или даже просто зафиксировать в памяти) – жить становится действительно легче.

Почему документальное кино?

Потому что в документальном тебе как будто ничего не нужно делать – просто смотреть и чувствовать (только еще научиться вовремя включать камеру). После чего, опять опираясь на собственное чувство, еще и смонтировать этот материал. Ведь документальное, по большей части, появляется при монтаже: сначала ты поддаешься процессу, а потому уже руководишь им. Это, конечно, не означает, что снимать можно все что угодно и делать это бездумно. Нас учили писать небольшие сценарии перед съемками, чтобы предугадывать события, или притягивать их, чтобы в итоге вышло все-таки целостное высказывание. И неповторимое – именно ваше. И еще в док.кино тяжело наврать. Потому что реальность, какой бы странной она ни была, всегда настоящая. Чтобы снимать хорошее художественное кино – нужно научиться у реальности.

Как появился фильм «Между нами»?

Сначала было просто большое количество отснятого материала, который всегда появлялся спонтанно. Потом, когда я была дома на каникулах, я продолжала снимать все то, что происходило вокруг меня, потому что специальной темы для курсовой я так и не нашла. И в какой-то момент пришло понимание, что из всего этого можно что-то сделать, что есть определенная линия, которой нужно следовать. Потом, было несколько важных советов от Марины Александровны (Разбежкиной – прим. Cineticle), и постепенно эта история превратилась в мою курсовую работу.

«Между нами» это реальная история, смонтированная из реальных фактов или скорее создание некой другой реальности из фактов, имевших место быть?

Скорее, это история, смонтированная из намеков на реальные факты. Здесь нет практически ничего выдуманного. Недавно меня даже кто-то спросил: «А не разыграли вы свою жизнь так, чтобы снять этот фильм?». Но вообще, мне кажется, «Между нами» во многом сделал Дима (супруг Горностай – прим. Cineticle), главный герой фильма. Мы очень давно знакомы, он привык к камере и с этим не было никаких проблем. С другой стороны, как бы ты ни хотел запечатлеть реальность, когда ты включаешь камеру – она автоматически меняется. И в этом смысле, Дима не столько играл, сколько давал мне эти подарки, направляющие всю историю. Хотя отправной точкой, которая, наверное, связывает все, был наш разговор на полу перед камерой. Мы часто так делаем – просто усаживаемся на полу и обсуждаем какие-то вещи. Тогда же я еще и включила камеру. Конечно, там были определенные наводящие вопросы, которые меня интересовали. Но в целом это также не было игрой, тем более, что тогда еще никто не знал, что это будет в фильме. Это было частью нашей жизни, поэтому «Между нами» мне все еще так тяжело кому-то показывать.

Кадр из фильма «Между нами»

Интересно, что кадры со вторым мужчиной в фильме очень отличаются от кадров с Димой. Они как будто являются чем-то инородным, тем, чего не должно было быть в фильме или даже в самой жизни.

Дело в том, что я снимала его первый и пока последний раз в жизни. Это был последний день в Киеве, перед отъездом в Москву, и мне показалось, что я имею право его снять, хотя раньше это казалось мне чем-то страшным. Отсюда, наверное, и эта разница. Потому что если с Димой все было очень легко, то с ним – наоборот, очень непросто, из-за его характера, из-за всей этой ситуации и истории. Поэтому я даже не разговаривала с ним толком, а просто снимала. И это было неудобно и ему, и мне. Но я чувствовала, что должна это сделать. Сейчас, правда, я до сих пор не знаю, правильно ли я поступила. Хотя с другой стороны, я знала, что они оба дали согласия на съемки и на показ самого фильма. Но кроме них есть и другие люди, которых косвенно касаются эти события. В этом и есть для меня пока главная проблема документалистики – то, что мы тревожим своих героев.

Когда мы говорили с вами в январе, вы сказали, что приехали на Майдан снимать, потому что это единственный способ, которым вы можете принести здесь пользу. Мне кажется, то, что произошло после – не могло не изменить вас. Что вы теперь думаете по поводу «снимать кино на Майдане», и какой опыт как режиссер вы вынесли из этих событий?

На Майдане нельзя было не научиться снимать незнакомых людей в больших количествах. А это то, что мне было всегда очень трудно, да и остается трудно. Просто выхода не было. Поэтому меня постоянно штормило: от ужасной близости столь многих людей, от того, что я боюсь разговаривать с ними, от того, что все, что я в итоге сняла, вышло эпизодическим. Я так и не нашла одного героя, благо по счастливым совпадениям – иногда случайно встречала одних и тех же людей. Майдан стал своеобразной проверкой на вшивость меня как режиссера, и у меня до сих пор (сейчас материал на стадии монтажа) есть сомнения, прошла ли я ее.

Но то, что Майдан – место силы, это несомненно. Там собирается энергия очень многих людей. Очень приятно смотреть в их лица, снимать их лица. За эти месяцы я увидела то, что захватывало дыхание – от красоты или от ужаса. Я никогда не думала, что такое вообще бывает, и что я увижу это.

Кадр из фильма «Между нами»

Читая на Colta ваши письма с Майдана, я видел в этом продолжение «Между нами». Вторую главу, если хотите. Снова вы и Дима, интимность и чувственность повествования. Но уже в центре всех этих страшных событий. Не думали ли вы о таком продолжении?

Диму я снимала меньше всего в этот период. Мы были как-то отдельно. Он ходил на работу, я ходила снимать на Майдан. А когда он ходил со мной – мы как бы снимали/смотрели вместе, поэтому он оставался за кадром. Самое важное и интимное для нас, конечно, оставалось дома, но это все можно было описать словом «усталость». Может потому это нашло свою форму именно в словах.

И потом, всегда хочется почему-то делать то, что хорошо получается у других и плохо у тебя. Это глупость, от которой я пока не могу отучиться. Вот я пытаюсь снимать кино про других (а кино на Майдане в моем понимании именно таким должно быть), то есть я пытаюсь раствориться, быть мухой на стене, которая смотрит на происходящее. И очень расстраиваюсь, когда у меня плохо это получается. Я – плохая муха, боюсь внедряться в чью-то жизнь.

Что вы планируете делать дальше?

Это ужасно глобальный вопрос. Первое, что нужно делать – искать работу. Именно «нужно», то есть не хочется. А не хочется именно потому, что я не представляю куда идти. Можно конечно идти работать в монтаже в каких-нибудь «Экстрасенсах», если возьмут, конечно. Или идти работать продавцом в магазин, как я делала первое время в Москве, туда точно возьмут. Но если говорить о том, что хочется – то хочется снимать кино и рисовать мультики, имеются даже идеи и сценарии.

А еще очень хочется, чтобы такая школа как в Москве у Разбежкиной и Угарова была и у нас – в Киеве. Это такая мечта. Школа в самом обширном значении – такая большая субкультура людей, которые умеют и любят смотреть. Хочется еще, чтобы были такие проекты как у Расторгуева и Костомарова, как часть этой субкультуры, чтобы люди подпрыгивали к поставленным планкам, допрыгивали и перепрыгивали, делились, учились – вместе.