Робер Брессон. Две книги

 

В издательстве Rosebud Publishing выходят в свет две книги о Робере Брессоне: «Записки о кинематографе», в которых изложена квинтэссенция теории и практики великого режиссёра, отыскавшего суть этого искусства, и «Брессон о Брессоне», сборник интервью 1943-1983 годов. Каждый интересующийся кинематографом человек не сможет пройти мимо такого удивительного подарка, как не прошёл мимо Алексей ТЮТЬКИН, прочитавший эти две книги и написавший о них небольшой текст.

 

До наступления коммунизма было так.

Провинциальный в культурном отношении город – после Киева не второй (но и не первый). Шесть кинотеатров, наверное, двадцать синефилов (спасших этот некинематографический Содом – а ведь в нём снимали Никита Михалков, Алексей Герман-мл. и Шарунас Бартас) и сто человек, видевших воочию Андрея Арсеньевича Тарковского, который открывал показ «Зеркала» в «Сачке» (ироническое название кинотеатра «Октябрь» (ныне не существует, превратившись в отель), расположенного в окрестности двух университетов, которые выпустили из своих дверей не только горняков и медиков, но и киноманов).

Шёл домой из института вдоль железнодорожной насыпи. Зима ещё не сдалась, воздух был чистым, как прозрачное стекло. На первой остановке съедал согретое в кармане красное яблоко, на второй – доставал из пачки крепчайшую кубинскую дрянь, которая отпугивала моль в шифоньере, пока не была украдена и использована по первому своему назначению. Сигарета и книга. Например, «Антониони об Антониони». Читал, омывая страницы бородатыми космами дыма. На всю книгу – два знакомых имени: Мастроянни и Актёр, принципиально не пивший с одеколон. С тем же успехом можно было читать учебник по квантовой физике. Но я не сдавался, читал о неореализме, план-эпизодах, Монике Витти, выкрашенных для «Красной пустыни» пейзажах. Вопрос «Зачем?» почему-то не возникал.

А потом наступил коммунизм. Появилась возможность посмотреть не только Антониони. Спала пелена, разодрался занавес, умерли (как авторитеты) люди, которые могли в интеллигентном обществе воскликнуть «Я Бергмана видел!», став объектом почитания, закручинились издатели книг о режиссёрах, фильмы которых никто не видел (у меня на полке стоит великолепный том о Бергмане 1969 года выпуска – со сложными дискуссиями о «Молчании», которое на тот момент видели единицы). Ходить с важным видом, подмигивая глазом, намекая, что где-то подпольно, в рамках единственного сеанса удалось посмотреть по видаку маслянистого Бертолуччи… После прихода коммунизма – невозможное дело. Имеющий глаза и мю-торрент да увидит!

И все увидели.

Тогда у меня отламывались пласты памяти и пытались придавить всей своей массой. Прочитанное о невиденном актуализировалось, становилось понятным и нужным (а иногда и важным). Бунюэль, Виго, Бергман, Тати, Лидзани, Ренуар переставали быть буквами, становясь фильмами – а после и людьми. Установился некий баланс: тексты о невиданных фильмах переставали быть таковыми, так как фильмы стали быть увиденными (прошу прощения за столь громоздкую синтаксическую конструкцию). Это было мгновение баланса на острие, так как потом фильмов стало очень много, а читать о них было почти нечего.

 

Робер Брессон на съёмках

 

В 2017 году издательство Rosebud Publishing, живущее энергией Великого Инспиратора Виктора Зацепина, издаёт две книги, персонажем которых является великий французский режиссёр Робер Брессон: собственно его теоретико-практический труд «Заметки о кинематографе» и «Брессон о Брессоне», объёмистый том интервью Мастера, собранный его женой Милен Брессон за сорок лет, начиная с 1943 года. И этот акцент на имени, которое многие уже путают с Бессоном («У него никогда не будет этой литеры «р»», писал Риветт) – модернистский жест в эпоху усталого постмодернизма (postmortem’низма), двойной удар по печени тех, кто думает, что инфантильное кино многозальных кинотеатров победит окончательно.

Брессоновские «Заметки о кинематографе», с их вечным подзуживанием театра и театральности, с фразами, набранными заглавными буквами, сентенциями, что наполнены религиозной строгостью (когда я, пересмотрев бунюэлев «Млечный путь», вспоминаю сцену дуэли иезуита и янсениста, мне всегда кажется, что у последнего – лицо Брессона) – и неудержимое стремление к правде, чистоте, ясности выражения. Эту книгу не мог бы написать режиссёр, штампующий поделки – просто потому, что не мог бы, не дошёл бы умом, не под то заточен.

Каждая заметка Брессона – повод для долгой медитации (и оригинальная вёрстка книги, превращающая заметки почти что в хокку, этому способствует), а некоторые заметки вообще как удар посохом мастера дзен («Кто справляется с меньшим, справится и с большим. Кто справляется с большим, необязательно справится с меньшим») или рубящий удар самурайской сабли («Кинематограф – искусство военное. Готовить фильм, как готовятся к сражению»). Если бы дух Брессона бил бы вполне материальным бамбуковым посохом режиссёра, который занимается обезьянничанием, то девять десятых всех кинематографистов мира ходили бы с шеями, щеками и плечами, испещрёнными синяками.

Великий режиссёр – это, вероятно, не просто человек, переставляющий актёров в пространстве, но автор системы, которая со временем отлепляется от породившего её и начинает жить своей жизнью. Хотелось бы написать «системы мистической», если бы этот эпитет не был столь дискредитирован; именно мистические системы, пристально рассматривающие первичные элементы кинематографа – слово, жест, взгляд, звук, кадр, монтаж – присущи Штраубу и Юйе, Риветту, Дрейеру (Брессон: «Я – полная противоположность Дрейеру»), Дюрас («Предназначенное для глаз не должно дублироваться тем, что предназначено ушам» – так могла бы написать и Дюрас), Годару, Эйзенштейну («Неуловимая связь самых разных, самых далеких друг от друга кадров – это и есть твое видение» – так мог бы сказать о монтаже и Эйзенштейн, и Годар) и, конечно же, Брессону. Важно, что это не умозримые, чисто теоретические системы, практика в них – первейшее дело.

 

Андрей Тарковский и Робер Брессон на Каннском кинофестивале 1983 года

 

Без сомнений, нельзя просто так взять и применить систему Брессона – это дело последнее, эпигонское. Да и Брессон, понимая свою «отдельность» в области кинематографа и почти всегда жестоко хуля фильмы тех, кто создаёт кино («фотографируемый театр»), а не кинематограф, ясно понимал, что его дело – вдохновить. И не на мелочь, а на создание собственной системы, личной мистики, открывающей истинность человека и автора. Об этом – почти в каждом интервью сборника «Брессон о Брессоне».

Робер Брессон, режиссёр – это его история, тяжёлая и непростая жизнь автора, который снял тринадцать полнометражных фильмов. Каждое интервью – это этап пути, разговор о фильме, выражение мыслей автора, определение его почерка, стиля. Печально, что многие не прочтут эти слова, потому что имя Брессона им ничего не скажет, грустно, что многие прочтут эти слова, только потому, что их сказал Брессон, горько, что многие прочтут эти слова, словно они написаны на папирусе, спрятанном под стеклом в музее. А ведь это – живые слова.

Сейчас, когда кубинские сигареты стоят дорого и процесс дебилизации кинематографа уже не остановить, нужны именно такие исполненные живых слов книги – хотя бы для того, чтобы немного приостановить работу энтропии. Давешнее, затерявшееся во тьме истории чтение «Антониони об Антониони», для того, кто не видел фильмов итальянца, абсурдно, хоть и принесло свои плоды – надеюсь, что прочитавшие книгу «Брессон о Брессоне» (и осилившие «Заметки о кинематографе») внезапно, поддавшись силе Настоящего, наберут адрес коммунистического ресурса и посмотрят фильм «Приговорённый к смерти бежал» (или «Карманник» или «Мушетт» или…). И, может быть, поймут что-то очень важное о кинематографе и жизни.

 

Брессон о Брессоне = Bresson par Bresson / Робер Брессон ; [пер. с фр. С. Козина]. – Москва : Rosebud Publishing, 2017. – 336 с.

Заметки о кинематографе = Notes sur la cinématographe / Робер Брессон ; [пер. с фр. М. Одэль]. – Москва : Rosebud Publishing, 2017. – 100 с.

 

Алексей Тютькин

22 февраля 2017 года