Лучшие фильмы 2022 года | Олег Горяинов. Mal vu, mal dit, но кое-что прочитано и кое-как услышано

 

В этом году я перестал смотреть кино, разучился его понимать и оставил попытки что-то о нём писать. По инерции и по рабочим обстоятельствам что-то всё-таки было увидено – в основном это что-то было из архива, часто в качестве повторного просмотра. Поэтому кино-итоги года я подвести не могу. Однако могу и хочу попытаться вспомнить некоторые из образов, которые в этом году вопреки всему со мной случились. Про какие-то из них будут сказаны слова, какие-то будут припомнены благодаря кадрам. Чаще всего все они были спрятаны между звуками и словами, между мелодиями и смыслами, между музыкой и книгой. Нижеследующий дневник – опыт припоминания в год, когда я потерял записную книжку с кино-адресами.

 

Февраль

Призрак прошлого: «Лили Марлен» (Р.В. Фассбиндер)

Малый след настоящего: «Обними меня крепче» (М. Амальрик)

 

 

Никакого (злого) умысла в этом не было; то был бессознательный порыв в конце февраля пересмотреть «Лили Марлен». Тогда я ещё не знал, что всё чаще по ходу года буду возвращаться к Фассбиндеру – его отчаяние и бескомпромиссность притягивали, вероятно, тем, что свидетельствовали: ещё совсем недавно растерянность не была синонимом беспомощности. В этом зазоре – между дезориентацией, провоцирующей на действие, и дезориентацией, вводящей в ступор, – умещается скепсис в отношении нового: ни один современный фильм или режиссёр не могут сыграть на инструменте под названием «сучок беспомощности» так, как это удавалось некоторым лет 50 назад. В лучшем случае здесь и сейчас откуда-то доносится лишь эхо.

Например, эхо Матьё Амальрика, фильм которого не столько видно, сколько слышно. Опираясь на довольно банальный сценарный ход, Амальрик организовал симфонию, в которой позволил расслышать все тональности травмы утраты близких. Сфальшивить – значит вскрикнуть там, где следует промолчать; предать – значит слишком сильно надавить на клавиши. Смотря его фильм, думал про работы о звуке в кино Шиона, о том, что примерно из этой области надо двигаться в сторону «Обними меня крепче», но после просмотра мысль застряла в дверном проеме увиденного. Возможно, потому что не написал ничего в тот момент, так и не смог взяться за тексты о кино в дальнейшем. Поэтому и всё нижеследующее – совсем не про кино.

 

Март

Призрак прошлого: «За пригоршню динамита» (С. Леоне)

 

 

Когда у призрака лицо Рода Стайгера, то доверяешь ему вопреки его бесплотности и прозрачности. В тот месяц цеплялся только за концептуальные построения; у (иллюзии) понимания вкус зефира, а я люблю зефир; но кроме всего этого эскапизма в карточные домики из понятий был Беккет, который вдруг – как верный друг – оказался рядом. А я не уверен, что это та самая компания, с которой я бы хотел проводить много времени…

Но именно Беккет разъяснил мне, что происходит с органами чувств. Сначала он уточняет: «так и надлежало читать – найти соответствующий тебе литературный вольтаж и подключиться к электрическому току книги». А затем предупреждает: «старый вельветовый способ, когда вы подключаетесь и ставите заглушку и всё бросаете, окунаетесь в книгу, ожидая, пока она снимет воспаление подобно току самой что ни на есть правильной частоты, однажды ушедший, ушел навсегда».

Ну и как после такого не верить в пророков, которые давно уже затерялись среди племени писателей.

 

Апрель

Призрак прошлого: «Гарольд и Мод» (Х. Эшби)

 

 

С фильмом Эшби общался посредством уха. Песни, написанные Кэтом Стивенсом для этой картины, с альбома Mona Bone Jakon (1970), я выучил наизусть более 20 лет назад. В один из кульминационных моментов «Гарольда и Мод» Стивенс поёт I think I see the light coming to me / Coming through me giving me a second sight; символично, что это обещание прозрения исполняет звук, а не образ, песня, а не фильм. Фильм Эшби лишь подыгрывает – хотя и делает это бесподобно – мелодическим прогулкам одинокого мечтателя с гитарой за спиной. Фильм Эшби лишь подыгрывает – хотя и делает это возмутительно убедительно – фантазму, что смерть можно выбирать и выбор этот может быть достойным. В «Записках Мальте Лауридса Бригге» Рильке предупреждал, что смерть отныне обесчещена, что сейчас «умирают фабричным способом», что «при такой огромной продукции каждая смерть уж не отделывается столь тщательно», ведь «кому нынче нужна безупречно выполненная смерть?». Разве что Хэлу Эшби и героям его фильма…

 

 

Май

Призрак прошлого: «Пять лёгких пьес» (Б. Рафелсон)

 

 

Всего лишь одна сцена: она (Сьюзан Энспач) просит его (Джека Николсона) сыграть для неё. Она, слушающая, – чувствует то, что им сыграно, на глазах у неё слёзы; он, играющий, – не чувствует ничего. Она говорит, что тронута услышанным; он в ответ не может сдержать усмешку. Даже не вся сцена, а этот прорвавшийся как кашель смех, говорит про неизбывность несовпадения больше, чем иной фильм, книга, песня. Эта непроизвольная акустическая реакция тела уклоняется от слов, от мелодичности, она – напоминание и приговор: несовпадение обладает структурой звукового рассинхрона. Здесь ты не совпадаешь не только с другим, но и с самим собой.

 

 

Июнь

Призрак прошлого: «Медовые цветы» (К. Фаральдо)

 

 

Недалеко от границы с Эстонией три человека смотрят «Медовые цветы» Клода Фаральдо. Двое из них – пересматривают фильм, один – смотрит впервые. За окном густой лес, полчище комаров и пронзительно свежий воздух. Внутри – умиротворение, соучастие в молчании, в такт всему этому потрескивает огонь из камина. Идиллическая картина, оглядываясь на которую не верится, что это было на самом деле. Потом эти трое много гуляли по лесу и в полях.

Вообще это была пора размеренного шага. В самый разгар лета много гулял с Хандке за пазухой, а он всё ворчал: «и что это была за история? Не было никакой истории. Не было ничего, что могло бы быть рассказано ей, а через неё – всему миру. Истории не было, и говорить было не о чем». Не всегда внимал этому совету, но чем дальше, тем чаще предпочитал молчать во время прогулки.

 

Июль

Призрак прошлого: «Зелёный луч» (Э. Ромер)

Малый след настоящего: «Дыра» (М. Фраммартино)

 

 

Август

Призрак прошлого: «Туман» (Д. Карпентер)

Малый след настоящего: «Другой мир» (С. Бризе)

 

 

В своём очередном обличении ужасов неолиберализма Бризе вышел на новый уровень: одна из сцен показалась мне рифмой – пусть и грубоватой – на différance Деррида. На этот раз видимая, но не слышимая буква провалились в разницу между языками. В сцене, где французы идут на встречу с начальником-американцем, который преподаёт герою Лендона урок волчьей хватки на Уолл-стрит, английская речь напоминает о властном истоке языка. Говорить – значит повелевать.

Что остаётся, если говорить в таком режиме речи – обличающем, оправдывающем, наставляющем, высокомерном в своей претенциозности – ты отказываешься? Тогда надо подыскать адекватную позу – лучше что-то в положении полулёжа – для поражения. Но вопрос Поплавского все равно будет где-то рядом: «все по-разному носят свою неудачу: одни, как красивую шляпу, измученную и лоснящуюся, другие с романтической нежностью, как Офелию на руках, третьи же (презренные), как разъедающего рака, который неустанно грызет их глубоко под одеждою. А я?..». А я?..

 

Сентябрь

Призрак прошлого: «Сквозь тусклое стекло» (И. Бергман)

Малый след настоящего: «Собор» (Р. Д’Амброуз)

 

 

В сентябре умерли Жан-Люк Годар и Ален Таннер. Если про первого швейцарца гудели со всех сторон, то второго обдали молчанием. Вопреки столь разной реакции консенсус всё же был: для молчаливого большинства (внутри кино-сообщества, хотя и не только) уход этих фигур стал освобождением. Фигур, нависающих над тобой с требованиями строгости, честности, последовательности всё меньше. Тогда я ещё не знал, что совсем скоро к ним присоединится Жан-Мари Штрауб.

Как сказал Гёте в «Избирательном сродстве»: «для посредственности нет лучшего утешения, чем то, что гений не бессмертен». Тот же Гёте там же добавил: «величайшие люди всегда связаны со своим веком какою-нибудь слабостью». Возможно, слабостью Годара и Таннера было кино. Мне хочется фантазировать, а что если бы Таннер так и остался просто моряком? Лично я лишился бы важного для меня опыта, но возможно сам Таннер, не запятнав себя ошибкой «великого человека», то есть, не явив себя миру, смог бы ускользнуть. Но как минимум он сбежал из этого года.

 

Октябрь

Призрак прошлого: «Старая радость» (К. Рейхардт)

Малый след настоящего: «Кома» (Б. Бонелло) / «Вихрь» (Г. Ноэ)

 

 

Два противоположных направления: герои Рейхардт уезжают из дома, находятся большую часть в пути; герои Бонелло и Ноэ сходят с ума и умирают внутри замкнутого пространства. Два противонаправленных желания: спрятаться, закрыться, о последствиях коего предупреждают французы; выбежать на улицу и побежать, поехать, призывает американка. Два жеста: один – самый прекрасный фантазм из всех возможных (что ясно сразу, ведь в нём есть собака); другой – самый страшный кошмар. Взаимоисключающие точки? Во всём друг другу противостоящие? Но что если нет? Что если прав Клейст: «как две линии, пересекающиеся по одну сторону от какой-либо точки, пройдя через бесконечность, пересекаются вдруг по другую сторону от неё или как изображение в вогнутом зеркале, удалившись в бесконечность, оказывается вдруг снова вплотную перед нами»?

 

 

Ноябрь

Призрак прошлого: «Реконструкция» (К. Боэ)

 

 

Вместе с героями Кристоффера Боэ я познакомился примерно в то же время, когда открыл для себя Бланшо. И так как в этом году вернулся к прозе француза, воспоминание о датчанине было делом времени. Для меня между ними разворачивается избирательное сродство, словно один отражается в другом. Всякая попытка реконструировать опыт просмотра «Реконструкции» заводит не на ту улицу. Найти правильный маршрут – или вернее суметь заблудиться – значит зайти с тайного хода. Таковыми в отношении «Реконструкции» мне представляются слова из «Безумия дня»: «Вот одна из её игр. Она указывала мне на часть пространства между верхом окна и потолком: “Вы там”, – говорила она. Я пристально вглядывался в эту точку. “Там ли вы?” Я разглядывал её изо всех сил. “Ну?” Я чувствовал, как расходятся зарубцевавшиеся швы моего взгляда, взгляд становился раной».

Там же у Бланшо я встретил мотив, с которого начинается «Кома» Бонелло. Тот цитирует слова Делёза, что самое страшное – это попасть в чужой сон. В конце 40-х Бланшо пишет – и эти слова принадлежат Ей, la loi«я буду жить под твоей крышей, у нас будет общий сон». Да, у Делёза и Бонелло речь про сон как rêve, а у Бланшо сон-sommeil, но если русский язык позволяет проявиться той игре, которой нет в оригинале, то почему за неё не ухватиться.

 

Декабрь

Призрак прошлого: «Сокровища сучьих островов» (Ф. Дж. Оссанг)

Малый след настоящего: «Ничей герой» (А. Гироди)

 

 

Год начался с Декарта и господина Тэста. Это было в январе. Та твёрдая почва под ногами, которая для меня обрела картезианский окрас, – наверное, именно она и стала предметом поисков по ходу 2022-го. Призраки Поля Валери, этого ревностного читателя Декарта, мерцали постоянно; от них не скрыться. В какой-то момент я их полюбил, с ними сжился, даже нашел в них некоторый источник сил. Возможно, поэтому появился настрой окунуться в делирий Оссанга и в абсурдизм Гироди. Удивительно, но мне там было уютно. Возможно, всё дело в том, что именно господин Тэст выработал тот подход к кино, который мне сейчас видится единственно адекватным и при помощи которого Оссанг и Гироди мне сейчас как-то особенно близки и понятны:

«Я хочу взять у мира (зримого) только силы – не формы, а то, из чего можно сделать формы.

Никакой истории – Никаких декораций – Но лишь само ощущение материи – камня, воздуха, воды, растительной ткани – и их сходные свойства.

И действия и их стадии – а не людей и их память».

 

 

– К списку авторов –