Терренс Малик. Новый Свет (The New World)

 

Реж. Терренс Малик

США, Великобритания, 150 мин., 2005 год

 

Терренс Малик принадлежит к той породе режиссеров, чья жизнь посвящена поиску ответа на наиболее важный для себя вопрос. Они могут обращаться к разным темам, менять место действия, добавлять множество второстепенных линий, но эта идея словно призрак, всюду преследует их, не давая покоя, заставляя вновь и вновь браться за съемки, как единственно возможное спасение.

Будь то исполненные юности «Пустоши» или многоликое «Древо жизни», Малик всегда стремился к вопросу о потерянной невинности, ухода от первозданной природы и невозможности последующего примирения с ней. Для этого он прибегал к разным уловкам или создавал фильмы-уловки, но, пожалуй, единственный раз, когда он практически достиг своей цели, приблизившись вплотную к столь болезненному ответу – был фильм «Новый свет».

Малик задумывал его еще во времена Вьетнамской войны, но смог снять только тридцать лет спустя. В тот момент, когда на смену одной войне пришла другая, с целой чередой новых вторжений. Таким образом, политический подтекст был сохранен – насаждение демократии стало новым Вьетнамом. При этом для съемок своего фильма Малик получил внушительный бюджет и полную свободу. Но Малик большой художник, а большому художнику нужны ограничения. Накануне съемок вместе с оператором Эммануэлем Любецки он создает свои собственные правила: снимать только при естественном освещении, и по возможности снимать все с помощью подвижной камеры, не используя никаких кранов и вспомогательных средств. Первым придется поступиться лишь однажды – в сцене на приеме в Англии. Второе, оставаясь негласной истиной, сотворит сверхчувственное изображение. В последующей смене действа, когда все события переберутся за океан – Малик позволит себе небольшие проезды камеры, использование тележки, но не более.

Другим важным моментом стало построение фильма. Здесь Малик, большой поклонник классической музыки, решил придерживаться вагнеровской структуры, с ее неизменным движением вперед, с настоящим подобием реки – ее многоликостью, где есть место и спокойствию, и горным потокам, неизменному водопаду и прекрасному озеру, где в конечном счете все и должно завершиться.

Таким образом, история Покахонтас становится идеальным материалом для Малика, той самой деталью, в которой он так всегда нуждался. Здесь даже нельзя говорить исключительно об экранизации – куда уместнее приставка «на основе». Именно отталкиваясь от истории, Малик получает возможность к полной свободе поиска, где «Новый мир» становится его собственной Одиссеей – путешествием через места, которые ранее были ему неподвластны.

В «Новом свете» все начинается с прибытия Джона Смита в Виргинию – нетронутый первозданный рай, прибытие в качестве пленника и чужака. Завершается же дорогой в обратном направлении, «другим» пленом, когда Покахонтас вместе с Джоном Рольфом, ее вторым мужчиной, приезжает в Англию. В промежутке между этими событиями Малик использует двойную экспозицию – историю вторжения в новый мир и историю самой Покахонтас. Две эти линии на протяжении всего фильма идут дополняя друг друга, служа в конечном счете одной высшей цели. Кроме того Малик проводит линию отличия между индейцами и колонизаторами. Противопоставляет рационализм пришельцев и местных жителей, противопоставляет во всем кроме веры в Бога. «Я хочу встретить их Бога, о котором они так много говорят», — сообщает один из индейцев. В это время сама Покахонтас в закадровых монологах-мольбах обращается поочередно к матери, возлюбленному и сыну. В «Древе жизни» – фильме наследнике  «Нового мира» – герои в идентичной манере будут обращаться лишь к Богу. Однако в этом триумвирате (мать, возлюбленный, сын) и в обращении к нему, Малик вырисовывает еще одну линию – линию человеческого становления, с важными философскими отсылками к Хайдеггеру и Канту.

Вместе с тем, «Новый свет» поражает и своей визуальной составляющей. Малик приближается к телесности, к тому что раньше казалось прерогативой одной лишь Клер Дени. Кожа, плечо, движение рук, касание. Камера вылавливает увственные кадры, запечатлевает магию тел. Только за одну сцену близости Покахонтас и Джона Смита можно отдать сотни фильмов о любви. Когда Колин Фаррелл едва касается К’Орианки Килчер, когда камера со всей нежностью обрисовывает его движения – это кажется одновременно и невинным, и сексуальным, полным отчаянья и меланхолии. Снимал ли раньше в США кто-либо с такой же страстью?

Подобно движению камеры, изменению происходящего на экране, меняется и все настроение картины. От невесомости жизни индейского поселения, до зловонности лагеря англичан. От ярких и насыщенных цветов первой половины фильма, к их тусклости во второй. Но за кажущейся легкостью остается огромная работа, проделанная Маликом и Эммануэлем Любецки. Драма Покахонтас отображается и в изменении природы (смотри, изменения травы, меняющейся в зависимости от событий в жизни героини). Спонтанность сцен – в восхитительном монтаже. Монтаж выводит фильм в новое измерение, отказываясь давать хоть какой-либо шанс противникам подобного ухищрения. Начав свои эксперименты еще в «Днях жатвы», несколько переосмыслив их в «Тонкой красной линии», Малик достигает высшей точки мастерства, создавая настоящую симфонию человеческого тела и природы – с кадрами-вспышками, с секундными флешбеками. Их союз скрепляется закадровым голосом. Именно в «Новом свете» Малик окончательно показывает, что в Америке в этом компоненте ему нет равных. Закадровые монологи героев, плавные переходы между ними, их обрывистость, сопоставление с визуальными образами здесь становятся в один ряд с эталонными работами Годара и Рене.

Малик меняет голоса, дает высказаться всем своим героям. При этом он не боится быть банальным или слишком сентиментальным, его не волнует современность или стилизация. Малик как будто не нуждается во всех этих маркировках. Он остается режиссером вне времени, одновременно наследником Гриффита и Флаэрти, новой волны и великих авангардистов. Именно это делает его «Новый свет» грандиозной кинопоэмой, одним из самым значимым поэтическим фильмом США 00-х.