Сбой в сигналетике. Об одной короткой сцене из фильма Казика Радвански

 

Сигналетика – это наука о сигналах, придуманная в своё время Роланом Бартом. Сигналах, которые означают только то, что они означают, и которые изначально не предполагают двойного прочтения. «Красный свет – стой! Зелёный свет – иди!». Казалось бы, как-то иначе понять столь однозначные сигналы просто невозможно. Однако на практике часто происходит обратное. На примере характерной сцены из фильма Казика Радвански «Мэтт и Мара» Алексей ТЮТЬКИН показывает, что сбои в сигналетике бывают даже когда их совсем не ждёшь.

 

Между водителем маршрутного такси и пассажиром установлена чёткая знаковая система, обусловленная задачей и процессом. Пассажир, выехав из точки А, должен добраться до точки Б, шофёр должен довезти пассажира в целости и сохранности. Комфортабельность движения? Это уже вопрос, относящийся ко второй ступени знаковой системы. Общение между водителем и пассажиром скудно и возникает при оплате проезда и во время остановки. Именно во второй ситуации чёткость знаков превосходит все возможные пределы.

Остановка по требованию – просьба, которая выполняется безоговорочно (эффекты, возникающие во время ссоры между водителем и пассажиром, вынесены за рамки этого текста). Эта просьба иногда формулируется странным образом, в виде режущего ухо тавтологией вопроса: «На остановке останóвите?» В этом вопросе нет посыла безоговорочности; можно представить, что в одесских маршрутках на этот вопрос водители отвечают вопросом «А мы что, с вами поссорились?»

Безоговорочная просьба, в которой прослеживается чёткость циркуляции знаков, чаще всего выражается в усечённом виде: «На Гагарина» (вариант не очень воспитанного пассажира), «Пожалуйста, на матроса Воскобойникова» (нейтральный вариант) или «Будьте так любезны, напротив Оперного театра» (избыточно-интеллигентный вариант). Эта усечённость ритуальной фразы обоснованна, так как говорить фразу полностью «Пожалуйста, остановите на Улице Магдебургского права» не требуется; и даже на неоднозначный выкрик «Водитель, «Сельпо»!» шофёр, останавливая возле вышеозначенного универсама, не обидится, поняв, что пассажир не хотел его оскорбить.

В идеальном случае циркуляции знаков, стремящейся к экономии, просьба могла бы быть жестом, – сигналом – который завершал бы процесс поездки, начинающийся останавливающим взмахом руки. Таким сигналом могло бы быть простое продвижение пассажира к двери и занятие позиции перед выходом, такой сигнал неоднозначен, так как существуют люди, которые отчего-то едут шесть или семь остановок, не проходя в салон. В современных маршрутных автобусах большой вместимости существует сигнализация: пассажир нажимает на кнопку, водитель видит загоревшуюся надпись Stop. Идеальный случай использования сигнала.

 

 

Ролан Барт был горазд на придумывание замыслов и названий книг: «Он страшно любит писать «введения», «очерки», «основы», откладывая на потом «настоящую» книгу». Так он пишет о себе в книге «Ролан Барт о Ролане Барте» в главке «На потом», объясняя, что таким манером он ускользает от скучного, наслаждаясь текстом, который, увы, чаще всего в книгу не оформлялся. В этой же «автобиографии» он придумывает целые науки, которые так и остаются названиями, не получая какой-либо серьёзной разработки (серьёзное = скучное). Так, в главке «Театр» он пишет: «Его всегда привлекал не столько знак, сколько сигнал, афиша; наука, которой он желал, – это не семиология, а сигналетика». Сигнал – это однозначный знак; светофор, зажигая зелёный цвет, не должен говорить ещё и нечто ритуальное, вроде «Милостивые государи, прошу нажать на педаль газа».

Естественно, что понимать сигнал можно лишь, если знаешь знаковую систему, в которой он сознательным образом определён однозначно. Поэтому сигналетика, как было показано на примере проезда в маршрутке, очень часто сбоит. Причиной таких сбоев является иррациональное желание надстроить над сигналом совершенно ненужный этаж знака, который вносит в однозначное понимание двоякость. Прекрасным примером такого сбоя является одна из первых сцен фильма Казика Радвански «Мэтт и Мара».

 

 

Мужчина и женщина сидят в кафе, увлечённые диалогом. Сцена снята «восьмёркой» таким образом, что Мэтт и Мара, общаясь, занимают в кадре чёткую позицию, будучи отделены друг от друга. Вторжение непрожитого прошлого – самая ужасная вещь в добрых человеческих отношениях. Прошлое, которое не прошло, потому что не случилось, порождает возможность возникновения чего-то нового, общего… Но, внезапно, фоновая музыка увеличивает свою громкость, мешая разговору.

Далее идёт восхитительная сцена, иллюстрирующая сбой сигналетики. Оказывается, что хозяин кафе таким аудиальным образом сигнализирует, что заведение закрывается. На вполне резонное замечание, что достаточно просто сказать «Мы закрываемся», хозяин парирует, что любит включать музыку громко, и посетители понимают этот сигнал. Это сбой, так как Мэтт и Мара, не являясь завсегдатаями, не встроены в знаковую систему этого кафе – для них громко включенная музыка тяжёлого толка, вклинивающаяся в беседу, даже оскорбительна. Надстройка нового знака (громко звучащая музыка) разрушает сигнал (закрытие кафе).

Крошечная пятиминутная сцена из фильма Радвански схватывает и демонстрирует проблему, которая терзала и Марселя Пруста, и Ролана Барта – умение правильно обозначить. Иногда, удерживая сигналетику от сбоев, достаточно просто перевернуть табличку на двери кафе и сказать «Мы закрываемся». В полной тишине. А потом попрощаться с посетителями, запереть дверь и врубить музыку на полную громкость.

 

 

Алексей Тютькин