«Кайе дю Синема» сделали себе имя не потому, что они писали про якобы великое и грандиозное кино, чьи взрывы всё равно со временем зазвучали как рождественские хлопушки. В центре любви и внимания «Кайе» всегда было кино прежде всего интересное – пусть скромное, но штучное. «Воровка» Жана Шапо – именно такое кино: звучит оно тихо, но голос его никогда не утихнет. Мишель Делаэ, актёр и кинокритик, говоря скорее о диалогах Маргерит Дюрас, чем о режиссуре Жана Шапо, проводит разбор этого фильма на страницах «Кайе». Для нашего журнала текст Делаэ перевёл на русский Алексей ВОИНОВ.
Дюрас – личность особенная. Если она приложила руку к какому-то фильму, он будет из ряда вон. Вот и сейчас, после успеха «Хиросимы» и провала «Модерато» (предположим, «Хиросима» пользовалась таким успехом, поскольку её снял Рене, а «Модерато» провалился из-за того, что его снял Брук; в любом случае, будь то успех или провал, Дюрас справляется и с тем, и с другим), несмотря ни на что и всему наперекор, она продолжает осваивать кинопространство, никого не спрашивая и привнося нечто своё. Приходится признать: кинематограф нуждается в самом невыносимом французском авторе настолько же, насколько автор не может обойтись без кинематографа. Вероятно, причина в следующем: Дюрас – единственный французский сценарист, чей мир отличается целостностью, и это особенно ценно для киноискусства, которому не хватает и целостности, и сценаристов. А ещё она – из тех редких писателей, кто может питать к кинематографу интерес (не испытывая презрения) и в то же время способен этот кинематограф менять.
Но как же нам определить Дюрас? Быть может, сейчас представился случай (пока мы ждём «Моряка», а особенно – «Музыку», где она была сорежиссёром) – когда на экраны выходит «Воровка» (принять участие в этом фильме Дюрас предложил Жан Шапо), наглядное подтверждение последовательности и качества её работы; кроме того, это лента, в которой успех и провал участников тандема, кажется, равны.
Сюжет фильма вновь подтверждает, что Дюрас – из той породы авторов (не важно, принадлежат они сфере киноискусства или занимаются чем-то иным), что способна освоить область, которую обычно освещают лишь в хронике происшествий, а это весьма благодатная почва, где можно уловить атмосферу, признаки, дух эпохи. Риски, однако, велики, поскольку публика, повзрослев и превратившись в снобов, всё чаще относится к подобного рода ловцам с презрением (за исключением разве тех случаев, когда последние демонстрируют добычу под соусом респектабельности в виде диссертации) и старается не упустить случая, дабы явить миру своё превосходство и пренебречь тем, что ей показывают.
Сюжет «Воровки» взят как раз из хроники происшествий. Фильм о проблеме, которая терзает современное общество (в особенности во Франции и Германии, где законодательство в этой части слишком недальновидно – или столь дальновидно, что чересчур пристрастно), а именно – о борьбе взрослых, пытающихся отобрать друг у друга ребёнка. Речь о том, о чём в нашем кино ещё не рассказывалось, за исключением фильма «Мужское – женское» (где впервые освещается событие «хроники») – Годар всегда впереди. Однако, в отличие от «Мужского – женского» (где отец был против матери), здесь мать против приёмных родителей. Мать, бросившая ребёнка сразу после родов, спустя шесть лет хочет отобрать малыша у тех, кто его воспитал и расставаться с ним не желает.
Роми Шнайдер в фильме Жана Шапо «Воровка»
Фильм удался, но лишь отчасти.
Почему удался? Роми Шнайдер, как всегда, просто невероятна. Поведение и чувства героев сомнений не вызывают и отображены весьма правдиво. Соблюдается очевидная и в то же время диалектическая потребность в явном чередовании разумных доводов и заблуждений. Все детали меж собой складываются и работают.
Почему отчасти? Кажется, всё строится на конструкции чисто теоретической, и вследствие этого главная идея отражена не полностью. Я имею в виду прекрасное стремление к сдержанности, с помощью которой авторы, вероятно, хотели возвысить свой замысел. Она стала предметом такой гордости, что в итоге всё сводится к чистейшему самолюбованию. И это заслуга – или вина – Шапо.
А что же Дюрас? Поведение и чувства героев (как и всегда у неё) отображены достоверно, но порой в диалогах, переданных в основе своей правдиво, неожиданно возникают приукрашивающие «литературные» обороты. Можно задаться вопросом «К чему?» (в самом деле, нельзя ли придерживаться изначально заданной простоты?), но с таким же успехом можно ответить: «Почему должно получиться иначе?» (но тогда разве не следовало бы воспроизвести речь во всём последовательную, как в «Хиросиме»?).
Однако самым большим, самым существенным недостатком оказалась озвучка (Дюрас и Шапо оба её одобрили? Мне неизвестно, но уж как получилось). Фильм снимался в Германии, в обстановке, показанной (ещё раз отмечу) весьма достоверно, в тех местах, которые служат полноправной и органичной частью картины, производящей соответствующее впечатление на зрителя. Если обратить на это внимание, французская озвучка превращает картину в сплошную нелепицу.
Зрители чувствуют: что-то не так. «Широкая публика», начав объяснять, не может в точности сформулировать, что именно не стыкуется. Ей показывают фильм с изъяном, брак ощущается. Тем более что брак этот очень существенный: роль звука в кино, его власть над зрителями важны беспредельно.
Кадр из фильма Жана Шапо «Воровка»
Стоит ли винить продюсеров, допустивших подобное? Нет, если называть их продюсерами. Да, если называть их (именно так и следует поступать) продюсерами плохими. Которые полагаются на расхожее мнение, будто озвучка – «дело простое», ни секунды не задумываясь, почему, собственно, все так считают, и может ли это «простое дело» на практике оказаться немного сложнее. Поскольку 1) если часть публики действительно привыкла к дублированным фильмам, быть может (это и следовало понять заранее), «Воровка» – как раз тот фильм, который способен отвоевать зрителей, предпочитающих или, попросту говоря, привыкших к картинам в оригинальной версии; 2) (я вновь пользуюсь случаем, чтобы вернуться к тому самому вопросу относительно дубляжа) если бóльшая часть публики привыкла к фильмам дублированным, это говорит лишь о том, что у неё просто не было возможности привыкнуть к чему-то иному; 3) если опыт показывает, что публика, которой часто демонстрируют версии с оригинальным звуком (как происходит в киноклубах, залах независимого кино, домах культуры и во время кинопоказов «Кайе»), прекрасно к такому привыкает и вскоре никаких проблем уже не испытывает; то 4) всё-таки можно предположить, что французская публика не глупее норвежской, швейцарской, датской, бельгийской, финской, фламандской и т. д., которая смотрит все фильмы на языке оригинала, а порой (в Швейцарии, Финляндии, Бельгии) даже с двуязычными субтитрами. Теперь же следует ещё раз уточнить (в качестве N.B.), раз уж возникла такая необходимость («Не бойтесь пережёвывать»): фильмы показывают на языке оригинала не из снобизма, как часто можно услышать, а всего-навсего из уважения к произведению искусства и к зрителю, в стремлении продемонстрировать последнему полную версию художественной работы.
В итоге можно сказать, что и Дюрас, и Шапо способны фигурировать в своеобразной хронике происшествий, где так же вероятно отыскать упоминания «Воровки» и оригинальной озвучки, а потому будем следить за происшествиями и при случае что-то или кого-то все же отстаивать.
Мишель Делаэ
P.S. Этот текст был написан до просмотра «Музыки».
Оригинал: Michel Delahaye L’intruse. Cahiers du Cinéma, № 187, рp. 68-69
Перевод с французского: Алексей Воинов