Когда речь заходит о послевоенном поколении немецких кинематографистов, то по умолчанию имеют в виду жителей Западной Германии. К тому же, после распада Восточного блока маркировка ФРГ или ГДР была утилизирована в демократических целях обновленной единой «свободной» страны. Однако призраки восточных немцев напоминают о себе и требуют восстановить справедливость. В этом контексте фигура Хервига Киппинга, который построил свою вселенную образов на руинах ГДР, удивляет эксцентричностью политико-эстетического декаданса. В серии набросков Петер РЕМПЕЛЬ воссоздаёт утерянный портрет режиссёра, чьи фильмы напоминают о противоестественном союзе романтизма и социалистической утопии.
Всё находится в водовороте, мы – часть погоды:
Мы умираем ежесекундно, но учимся дарить эту смерть.
Ханс Юрген фон дер Вензе
Последнее поколение режиссеров ГДР отметилось цепочкой позабытых фильмов, взаимно друг друга дополнивших, составивших целое созвездие. В промежутке между документальной лентой «Прощай, зима» (Winter adé, 1989) Хельке Миссельвиц до её же сказочной фантазии «Надрыв сердца» (Herzsprung, 1992) помещаются причудливые миражи Ульриха Вайса в «Миракули» (Miraculi, 1992). «Архитекторы» (Die Architekten, 1990) Петера Кахане и «Банальные дни» (Banale Tage, 1992) Петера Вельца следуют принципу реализма, документальная «Лейпцигская пенталогия» Андреаса Фойгта выступает на фланге перемен в жизни городских масс, а эмблематическая фреска «Последние из Да-Да-эР» (Letztes aus der DaDaeR, 1990) Йорга Фота повествует о потерянности клоунов из кабаре на фоне всеобщего развала.
Главный бунтарь этой плеяды – Хервиг Киппинг – родился в 1948-м в маленькой деревне Майен, округ Наумбург. После учёбы в политехнической школе он бросил институт Гумбольдта, где штудировал высшую математику, и устроился работать машинистом почтовых поездов. Такой шаг Киппинг предпринял после знакомства с поэзией Георга Тракля, Георга Гейма, Фридриха Гёльдерлина. Сборник стихов самого Киппинга, «Танцующие тени», стал его личным «68-м годом» (одним из лозунгов которого было «убить германистику, окрасить в красный «голубой цветок»» [1]). Вскоре поток этих тончайших строк, призванных утолить жажду безмолвной утопии, иссяк. По счастливому стечению обстоятельств Киппинг, ведомый по жизни случаем, пришёл в кино.
В 1978-1982 годах он изучал режиссуру в киноакадемии Бабельсберга, где под действием картин Эйзенштейна, Пудовкина и Довженко вступил в партию. На втором курсе Киппинг снял свой дебютный фильм о мечтательном машинисте почтовых поездов; при выпуске написал программный манифест «Поэзия кино» – одинокий возглас человека, страдающего от несправедливости: кино многих социалистических стран занимает лидирующие позиции в культуре, тогда как в ГДР остаётся скучным и провинциальным. Киппинг проповедует «магический идеализм», вкрапление метафор внутрь конвенционального языка. Так зарождается «авангард из безвременья».
Дипломная кино-поэма «Посвящение Гёльдерлину» (Hommage à Hölderlin, 1983) открывается панорамой кладбищенских свечей. Гёльдерлин бродит в пространстве своих произведений. Возможно, – мысленно, уже пребывая в заточении. Видéния, кошмары и размышления поэта переданы через визуальные лейтмотивы, музыку и монтаж [2]. Аллеи тянутся под Шуберта, среди античных руин звучит Шостакович. Текут благодатные ручьи, метрономы отстукивают вечность. Торжество бесплотного романтизма. Эхо «Гипериона». Безумие рассеяно повсюду, а не уплотнено в герое. Странствие ведёт Гёльдерлина к одиноким вершинам: финал застилает насыщенный синий свет – свет от синего цветка. В его тени Гёльдерлин и сочинит, памятуя о пройденном пути, строку «что остаётся – ступени поэта» – и еле сдержит свой безумный смех.
Кадр из фильма Йорга Фота «Последние из DaDaeR»
Режиссёр Лотар Варнеке, преподаватель академии, предпишет урезать «Посвящение» до получаса. Самого Киппинга исключат из партии за теледок о трубочистах «Шестеро на крыше» (Sechs auf dem Dach, 1984). Запрет на профессию продлился семь лет, до самого объединения Германии. «Трагическое величие социализма было опытом человечности для каждого», скажет Киппинг впоследствии.
В 1986-м он закончил магистратуру в Академии дер Кюнсте у классика Хайнера Карова («Легенда о Пауле и Пауле», «Камин-аут»). Кинематограф опального Киппинга обретает дополнительное социальное звучание: стихотворная идентичность поверяется политической сопричастностью.
После падения Стены мертвенная бесстрастность его фильмов сменяется ожесточением, хотя и сдержанным. Сдавленная ярость – это метод Киппинга, так он пытался излечить порок реальности.
В феврале 1990-го на обломках студии DEFA Томас Винкельманн основал экспериментальную группу DaDaeR, чтобы соответствовать политическим переменам в области культуры. На оставшийся с 1986 года бюджет запланировали восемь фильмов, сняли всего три. По словам Райнгильд Штайнгрёфер, у этого поколения просто не было шансов. В 1994-м Йорг Фот снимет «Вальсы Пренцлауэр Берга» (Prenzlauer Berg Walzer), на излёте «Дней убывающего света». Как говорилось в «Дорогах в ночи»: «Мы в царстве мёртвых».
Кадр из фильма Хервига Киппинга «Страна за радугой»
«Страна за радугой»
Радуга – знамя после битвы неба и земли.
Красота заката – его побег.
Ханс Юрген фон дер Вензе
Дебют 43-летнего автора расслаивается на поэтический (немецкий) и политический (советский) эстетические уровни, находя себя между Тарковским (в образности) и Фассбиндером (в драматургии). Поэтический мотив проступает явственнее, ссорясь с сюжетом, но в конечном счете увязая в нём. Даже в сравнении с Фассбиндером Киппингу свойственна особенная, мучительная изощрённость чувств. В сцене на кладбище, под «Адажиетто» Малера, драматизм чернее, чем в прологе «В год 13 лун», озвученном той же музыкой.
«Страна за радугой» – это хоровод обессиленных, перегнивших образов. Это двойное отрицание анфилады советской и немецкой традиций, давшей трещину в 1986 году. Если картина и выглядит в итоге фрагментарной, то потому что рифмовалась со столь же бессвязной действительностью.
В 1953-м, в год смерти Вождя, девочка Мари рассказывает зрителям историю своей деревни, носящей название «Сталина». В её глазах горит мечта о Стране единорогов, обитатели которой – Мастер Радуги, повелитель кристалла, и жестокий Ханс, воплощение всего дурного. Страна за Радугой – это сокровенное царство детей, невесомое и запретное, обречённое на упадок из-за революционных событий в мире взрослых.
«Невинность детей – это всё, что у нас есть. Они невинны как звери, пока не начинают думать», говорил Киппинг. Детство священно. Осенняя ветхость потускневших пейзажей, забытые сны дарят запоздалую близость. Белизна невинности в поздних листьях. Трио детей. Одна из них, Мари, – сама Германия. Двое других – мечтатель и деятель, ангелический и земной. Раздавленные цыплята, растерзанный заяц, экзекуция героя вилами – животное страдание тянется в сплошном круговороте насилия. Горечь в цветах, отчаяние в сиянии. Взросление на фоне умирания. Тяжеловесные галлюцинации валятся кучей.
Враждебность мира Сталины превозмогается посредством избранных художественных форм: поэзия сдавлена притчей. «Страна за радугой» – это визуальная иконография сталинизма, предельный уровень субъективного высказывания, пришедший со дна и пронесенный подо льдом. Только там, где у Хельке Мисхельвиц – картины эмансипации, у Киппинга – библейское осуждение. Но режиссёра «Страны» выделяет не исступлённое правдоискательство, а мегаломания ностальгических озарений – воспоминания о детстве в деревне Майен.
Кадр из фильма Хервига Киппинга «Страна за радугой»
Изъяны должны включаться в композицию,
как яды – в медицинскую практику.
Ханс Юрген фон дер Вензе
Смерть Сталина как символ исчезновения ГДР. Помешанный дедушка-сталинист верит, что дети были созданы партией, и идёт со своей верой вплоть до буквального распятия. Отец [3] ходит со вздёрнутой рукой – от гипса она замерла в перманентном римском салюте. Всюду ему мерещатся партизаны. Рабочее восстание 1953-го завершается десантом внешней силы, советских солдат, однако на финальную оргию смерти пришельцы не приглашены – это чисто немецкое занятие. Злоба дня и отголоски романтизма вертятся в сверкающем колесе распада. Лучшие сцены фильма необъяснимы как откровение и подобны иррациональным цитатам из некоего другого фильма, несуществующего, невозможного.
При награждении Bundespreis за лучший фильм Киппинга представили как «эстетического анархиста». Серебряная премия обеспечила ему следующую картину. «Каждый фильм показывает, можешь ли ты идти дальше» (Роланд Клик).
Кадр из фильма Хервига Киппинга «Новалис – голубой цветок»
«Новалис – голубой цветок»
В тёмной земле упокоен святой незнакомец.
Сжалился Бог, мольбу сорвал с нежных уст.
И он в расцвете поник. Голубой цветок –
Безмолвно покинул боли ночную обитель.
Георг Тракль. «К Новалису».
Последняя лента студии ДЕФА, запоздалая, как и «Малинá» Вернера Шрётера. Архаичный пример немецкого романтизма в кино знаменует закат эры кюнстлерфильмов [4]. Сквозь биографию запрещённого в ГДР Новалиса проступают следы романа «Генрих фон Офтердинген», овеваемые потусторонним ветром.
Героя отличает лёгкая припадочность: таков безвестный патетический актёр, взятый на роль Новалиса из-за портретного сходства. Такова же и всеобщая экзальтация происходящего в фильме Киппинга с его неумеренной эффектностью и невыразительностью действующих лиц.
Морской всадник-смерть скачет под «Страсти» Баха. Дочери Клингзора – морские нимфы острова Рюгген. Сверкают молнии, горят костры. Так, должно быть, выглядела бы эстетика Шрётера в скрипучем изложении Хельке Миссельвиц. Хаймат-китч растворён в экспрессионистских тонах. Зачарованность романтикой герметичного, связующего, непроявленного. Поэзия волн как метафизический язык. Романтизм как материал для пересоздания и как содержание протеста.
Ева-Мария Хаген (мать Нины Хаген) декламирует Песню Птицы из сказки Клингзора: «от сновидений королева встанет, когда морей расплавится стекло, глухая ночь земли не затуманит» и «каждый вздох отыщет вздох согласный». Другая песня – оппозиционного барда Вольфа Бирмана, «Когда я умру». Киппинг считал Еву-Марию Хаген кем-то вроде Альрауне, но её фольклорная безыскусность – признак декадентского обнуления, отметина демонического андеграунда.
Эйфорический дух достигает апогея в замке Клингзора, а дальше скатывается в загробную зыбкость и гаснет во тьме. Это путешествие по Стиксу на далекие, утопические острова, в подлинное отечество.
Роман кончается на небесах, а фильм вязнет где-то на середине и окончательно теряется в пространстве сказки. Задача Орфея-Новалиса – вырвать Софи из объятий Смерти путём «присвоения чужого своим: преступления поэта».
Кадр из фильма Хервига Киппинга «Новалис – голубой цветок»
К былым блаженным временам
поможет смерть вернуться нам.
Новалис. «Гимны к ночи»
За исключением Фассбиндера (которого в ГДР крутили с венгерскими субтитрами), Киппингу претило благополучное кино Западной Германии. Он привык ловить беспечно пасущихся за радугой призраков и собирать их в стройные ряды символов. Огненному аду его фильмов позавидовал бы скорее Габор Боди, чем Рудольф Томе. «Фантазия окрыляет, и улетаешь ввысь и вдаль. Религиозный аспект кино – совместное творчество в любви к высшим идеалам, прочь из бездны» (Киппинг).
Разыгрывается мелодрама между Новалисом, Софи и Смертью, примерно соответствующих главным героям «Страны за радугой». Софи фон Кюн умирает, её забирает барочно украшенная Смерть, позволяя поэту возводить культ Софи в стихах.
На экране возникают тени советских вождей. Когда сюжет выскальзывает из чувственной реальности в сферы надмирные, мистерии сменяют конфликты. Изматывающая темнота арены и катакомб Олимпийского стадиона, некогда плацдарма нацистской организации «Сила через радость». Газовый свет Олимпийского огня – не он ли голубой цветок 1930-х годов? Подземелье призывает тени, вопреки утверждению Хабермаса о том, что «Новалис страшнее Гитлера».
В катакомбах потерялась также горная работа Новалиса. Спасением там служит топографический знак – телебашня на Александрплатц.
Кадр из фильма Хервига Киппинга «Новалис – голубой цветок»
Я оставляю истину в природе вещей.
Она – наш трагический интерес к самим себе.
Ханс Юрген фон дер Вензе
Фильм прокладывает свой путь к голубому цветку, пробираясь между романной формой и биографией. Философское измерение Новалиса – в титрах и монологах – переданы словами Киппинга. Тогда как цитаты из Новалиса отданы персонажам («Вера – это небесное царство и источник наших заблуждений»). В подаче сюжета угадывается пристрастное прочтение «Гимнов к ночи». Как и роман, фильм заканчивается на том свете. Полет к звёздам – финал «любви поэта» (зрители-современники восприняли это как преодоление Стены).
«Новалис – голубой цветок» проплывёт мимо наград и зрительских симпатий. Киппинг больше не получит финансирования, до конца пройдя дорогой маргинала. В новом веке студия Бабельсберг (бывшая ДЕФА) станет разорённым полигоном для международной продукции, уже гораздо более нарративной, чем фильмы «потерянного поколения».
В 90-х на западе вовсю шло негласное соревнование за звание «нового Фассбиндера» (номинанты – Детлев Бук, Оскар Рёлер, Ханс-Кристиан Шмид, Уве Шрадер). На самом деле ему наследовал Хервиг Киппинг – режиссёр-тайна.
Кадр из фильма Хервига Киппинга «Бездомный Гёльдерлин»
«Бездомный Гёльдерлин»
Мой дух в зловещих завихрениях, полностью забродил.
Странствия делают анархичным.
Ханс Юрген фон дер Вензе
Постаревший Киппинг бродит по пустырям, читает Гёльдерлина разрушенным домам. «Середина жизни» звучит из его уст с совершенно иной интонацией, чем, например, у прославленного Бруно Ганца.
«Когда я увидел развалины клиники на Вайсензее, внешнее и внутреннее сошлось в неудержимом плаче. Всё моё отчаяние вспыхнуло и хлынуло наружу, несчастья, страдания, неспособные избыться. Этот жестокий срыв, который меня потряс в дальней опустошённой комнате, был также спусковым крючком. И хотя я с юности далёк от нарциссизма, я взял где-то хэндикам и пошёл по руинам. Было интересно, как это смотрится. Оказалось, не так шокирующе, как я полагал. К тому же я встретил бездомного, спавшего в «моей» разрушенной комнате. Я не стал его тревожить, только примерил его образ к Гёльдерлину».
На ветру скрежещут флюгера. Бездомный спит под деревьями, у зеркала зыби. В проекциях прошлого отражается «горделивая скорбь», радикальный идеализм создателя. Метастазы тоталитаризма проникают в пространство мифа.
Сновидческий ритм, безмолвие странствий, технический реликт. «Бездомный Гёльдерлин» – консервативная фантазия, хотя и не симфония реваншизма: антиамериканизм уравновешивает антифашизм. Оптическая конспирология (катастрофы, мировое правительство), танцующие видео с кабельных телеканалов «между лирикой и ужасом» – «подлинный монумент, соединяющий века гипнотическим путём».
Киппинг продолжает «насильственно думать немыслимое, делать невозможное». Он читает «Гродека» на осенних рельсах, и чёрное тление расползается в кадре по фильму, как в лесу от ливня развозит тропы. Во всём тут дышат мировая скорбь и затаённая ярость перед лицом уничтожения: единственный сеанс фильма в замке друзей Киппинг запомнил как «акт освобождения от вещей, которые нас разрушают».
Его тридцать неосуществленных сценариев про Гейне, Ницше, Майстера Экхарта и прочих сошлись в киноромане «Евангелие от Орфея», где только лес, синева и дистиллированная чистота текста выдают перверсию.
«Когда в 1989-м я кричал «Свобода, свобода!», стоя на обломках Стены, и в 1991-м, как все «осси», эйфорически «вошёл» в ФРГ, немецкое авторское кино ещё дышало, а имя Фассбиндера было маяком свободы. Но убийцы уже были наготове. С самого начала я боялся, что смерть Фассбиндера была не личной катастрофой, а общественным убийством. Немецкое авторское кино, возглавляемое Фассбиндером, было бельмом в глазу и значилось в расстрельном списке. За «убийством» Фассбиндера последовало убийство всего остального немецкого авторского кино. Убийцы среди нас. Убийцы наверху. Свой фестиваль они называют Берлинале, и в мировой столице массовых убийств я вновь кричу на весь мир: Свобода! Свобода! Сейчас или никогда!».
Хервиг Киппинг на съемках фильма «Страна за радугой»
Биография становится пророчеством.
Жизнь гения – обрывок, тайное знание.
Жертва, в которой Бог прорицает себя.
Ханс Юрген фон дер Вензе
Кто он сейчас, Хервиг Киппинг? Певец ненависти и отчаяния восточных немцев (перемолотых, по Кристофу Шлингензифу [5], в колбасу для западных). А также – певец любви титанического масштаба. Король пустырей на окраинах Берлина, где свет не убывает, а рассеивается в долгой ночи. Словно в условиях двойной, даже тройной оккупации, подверглось глубинным репрессиям и легло под негласный запрет всё, что имел Киппинг, вынужденно оставивший объединённую Германию без романтических фильмов. Конечно, у многих режиссёров ГДР был хотя бы один запрещённый фильм, однако в случае Киппинга поэтическая цензура оказалась непреложнее политической: «кино-образ – единственное, что не лжёт».
Примечания:
[1] Голубой цветок, пригрезившийся Новалису во время работы над романом «Генрих фон Офтердинген», как известно, центральный символ немецкого романтизма. [Назад]
[2] В отличие от «Середины жизни» (Hälfte des Lebens, 1985) Германа Чохе, байопика Гёльдерлина с Ульрихом Мюэ в главной роли, снятого пока ещё в сравнительно конвенциональной манере. [Назад]
[3] Винфрид Глатцедер, когда-то сыгравший Пауля в «Легенде о Пауле и Пауле» Карова. [Назад]
[4] Фильмов о художниках. [Назад]
[5] Имеется в виду фильм Шлингензифа «Немецкая резня механической пилой». [Назад]
Петер Ремпель
1 июня 2020 года