Marti, dupa craciun
Реж. Раду Мунтян
Румыния-Франция, 100 мин., 2010 год
Четвёртая по счёту полнометражная работа Раду Мунтяна «Во вторник после Рождества» (2010) вызывает множество дополнительных вопросов, которые касаются потенциальных возможностей дальнейшего развития того кинематографического явления, что по договорённости называется «новой румынской волной». И нельзя сказать, что Мунтян не дал поводов для скептиков.
Относительный успех румынских режиссёров базировался, не в последнюю очередь, на грамотном обращении к конкретным «человечным» ситуациям, в которых они умело задевали этический нерв. Этическая проблематика присутствует в лучших и наиболее целостных работах «новорумынских» режиссёров. Но это была этика без нарочитого морализаторства и метафизических обобщений: режиссёры показывали своих героев, а не судили их за совершаемые поступки, каковы бы они ни были. Поэтому при всём том неприглядном, что обнаруживалось в картинах, пространство действия представлялось скорее ландшафтом трагикомедии, а не ужасной инфернальной окраиной, где отсутствуют моральные ограничения. И обойдясь без предварительного навешивания ярлыков и осуждения своих героев, румынские режиссёры плавно приходят к этической проблематике.
Если рассматривать «новую румынскую волну» именно в этом отношении, то Раду Мунтян может оказаться едва ли не ключевой фигурой, несмотря на свою относительно малую известность (Кристи Пуйу и Кристиан Мунджу более известны благодаря своим б?льшим фестивальным успехам). В дебютной ленте «Фурия» («Ярость», 2002) главный герой был вынужден искать средства для погашения долга перед местным криминальным лидером и пытался использовать в своих целях случайно встретившуюся школьную подругу. В фильме «Бумага будет синей» (2006) череда непоследовательных решений приводит солдата Кости к нелепой гибели. А в работе «Буги» (2008) заглавный герой разрывается между семьёй и друзьями, которых он неожиданно встречает после долгого перерыва. Во всех этих фильмах были общие мотивы – не по своей воле оказавшись в положении выбора (или, как в первых двух случаях, будучи даже насильственно вовлечённым в неприятную ситуацию), герой пытается выбрать наиболее приемлемое решение, а обнаруживая его этическую неоднозначность, отказывается от него и подчиняется воле случая. Причём строго ограничивается время принятия решения – всё свершается ровно за одну ночь.
Такая же ситуация нежелательности выбора проявляется и в фильме «Во вторник после Рождества». Мунтян предлагает типичную ситуацию адюльтера – Паул живёт в браке с Адрианой, вместе с которой воспитывает дочь, и регулярно встречается со стоматологом Ралукой, к которой часто водит свою дочь на приём. Формальность повода для свиданий играет дурную шутку с Паулом – случайно он становится свидетелем встречи двух женщин. Понимая, что дальше балансировать между ними у него не получится, Паул вынужден признаться во всём жене, что приводит его к неприятным последствиям. По сравнению с предыдущими работами Мунтяна, во «Вторнике» возрастает характерный для режиссёра фатализм – принимаемое решение строго маркируется как ошибочное и вместе с тем излишнее, хотя даже невнятная попытка объяснения с женой не может рассматриваться как осознанный выбор.
Взявшись за достаточно простой сюжет, Мунтян изменил манеру повествования – можно отметить существенное замедление темпа в его работах. От взрывной манеры криминальной «Ярости», описания революционного хаоса мечущейся камерой в «Бумаге» и цветовой «дискотечной» насыщенности «Буги» во «Вторнике» он переходит к вялой статике, визуально поддерживающейся скупостью цветов, которые сводятся к оттенкам серого и выделяются лишь на фоне безжизненного белого.
Указанные особенности картины, в которой акцент делается на стерилизацию и герметизацию изображаемого мира и героев, его наполняющих, роднят её с несколько отличным кинематографическим феноменом последнего десятилетия, а именно с так называемой «берлинской школой». Возможно, это свидетельство ограниченности собственно «новорумынских» кинематографических ресурсов, но хочется надеяться, что это попытка обрести новые формы выразительности.