В 2008 году журнал Rogue попросил филиппинского кинокритика Алексиса ТИОСЕКО подробнее рассказать о своей деятельности и ее истоках. К тому времени Алексис был весьма заметной фигурой в филиппинском кино, пламенным сторонником независимого производства, которому многие режиссеры нового поколения обязаны первыми шагами к известности. В ответ на предложение Rogue Тиосеко отозвался очень необычным текстом, как и предполагалось повествующем о пристрастии к национальному кинематографу, но написанным в форме любовного письма его девушке из Словении, кинокритику Нике Бохинц. Так в одном тексте соединились синефилия и отношения с возлюбленной – любовь на расстоянии и любовь к кино, состояния, вероятно, почти родственные.
Эта интимная статья стала чем-то вроде тайного манифеста для режиссеров, чьим фильмам посвятил всю свою деятельность Алексис. Об этом свидетельствует хотя бы то, что после трагической гибели Тиосеко и Бохинц в 2009 году, мемориальный выпуск журнала Criticine был составлен исключительно из любовных писем, написанных режиссерами, кинокритиками, кураторами.
Моя дорогая Ника,
Меня попросили написать колонку о самом себе для следующего выпуска «Rogue». Всегда неловко высказываться в публичном пространстве о личных мотивах, что скрываются за моей работой, так что я обращаюсь к тебе как к оправданию: есть вещи, о которых ты, должно быть, знаешь, которые ты, вероятно, чувствуешь, но не осознаешь до тех пор, пока я не выскажу их тебе. Так значит, воспользуюсь подходящей возможностью, чтобы перенести их на бумагу.
Кроме того, как мне отказаться от такого предложения, когда буквально на днях ты вспоминала, что эссе, написанное человеком ответственным за эту колонку (в прошлом воплощении «Rogue»), сыграло важнейшую роль в том, что мы вместе. Нужно возвращать долги…
Когда мы встретились в Роттердаме в прошлом январе, кое-что в тебе поразило меня мгновенно. Не твоя красота, или скорее, не только лишь твоя красота, но еще и манера общения, которая и теперь, спустя шестнадцать месяцев, требует от меня многого. Есть бесценная напряженность в твоих жестах, в том, как мечется твой взгляд, а руки тянутся, чтобы ухватить нужное слово, все свидетельствует о том, как сильна твоя страсть к общению. Особенно, когда речь заходит о вещах тебе важных – честность в работе, ценность природы, беспокойство за брата. (Знаю, о чем ты думаешь: прекрати! Я просто не носительница [английского] языка! – но дело тут вовсе не в знании языка).
Мы оба приехали на фестиваль не в лучшей форме: ты в плохом самочувствии и расстройствах, что не удалось завершить последний выпуск «Экрана» до вылета из Словении (усиленных пропущенным рейсом и приумноженных усталостью от целого года борьбы за редакторскую независимость), и я, после жизни в одиночестве, так и не примирившийся с внезапной смертью отца за семь месяцев до того (с чем я, по-прежнему, не справился, как ты знаешь).
Я находился не в самом хорошем состоянии в те месяцы перед нашей встречей, бездумный и поспешный в связях с новыми знакомыми. Но в Роттердаме сложно не начать стремиться к ясности и спокойствию, после того как видишь людей, загруженных и вымотанных, и все же не позволяющих себе небрежности в обращении со словами…
Ника Бохинц и Алексис Тиосеко
Знаю, порой ты думаешь, что именно то обстоятельство, что мы работаем в одной и той же сфере привлекло меня к тебе, но, уверяю, в этом нет ни капли правды. Почему? Потому что одно из величайших удовольствий, какое может испытать человек, по-моему, в том, чтобы поделиться чем-нибудь, что кажется ему прекрасным с тем, кто этого не заметил, и наблюдать, как он это оценит. Вот главная причина моей страсти к преподаванию и вот почему я отказываюсь показывать своим студентам «Властелина колец» (как яро бы ни настаивали на том мои коллеги). Вот тебе и доказательство того, что кино не делает нас ближе друг другу: ведь в нем мы на равных, и взамен мне приходится искать в себе что-то другое, чтобы поделиться с тобой. Каждый, кто меня знает, поймет, как нелегко мне это дается…
Но «Rogue» хочет слышать про кино! Ну, или на худой конец про мою работу и про то, чего я добился. О том, почему это важно для меня и отчего я этим занимаюсь. Так значит, будем говорить про кино! Тебе может показаться, что ты уже слышала кое-что из того, о чем я напишу, но, дорогая Ника, пусть это не смутит тебя. Если у меня получится, к концу все сойдется, и ты увидишь, как это связано с тобой, с нами и с будущим.
Позволь же мне начать с истории, часть которой тебе, вероятно, хороша знакома:
В 1997 году мой отец решил, что мы вместе с братом Крисом и мамой должны вернуться на Филиппины (отец, как ты знаешь, разрывался между Манилой и Ванкувером и никогда не чувствовал себя комфортно в Канаде. Напомни мне сделать тебе копию эссе «Where’s the patis?»).
Мы переехали в Канаду в 1983, покинув Филиппины всего за несколько месяцев до убийства Бенинго Акино и всего через несколько месяцев после моего второго дня рождения.
Ника Бохинц в фильме «Correspondance» (2011), реж. Хосе Луис Герин
Как и большинство подростков, я чувствовал себя уютно в своем собственном мире, или скорее – пытался чувствовать. Мысль о переезде в другую страну в последние два года средней школы ужасала. Я воспротивился: с одной стороны, я возмутился, что не хочу иметь ничего общего со страной с таким уровнем коррупции и классовым расслоением (впрочем, ничуть не возражая проводить там каникулы…). И с другой стороны, в глубине души, я попросту не хотел столкнуться с неудачными попытками влиться в новый круг общения в другой стране. Кроме того, я был совершенно опустошен необходимостью расстаться с первой девочкой, которую пригласил на медленный танец, – Мелоди Панган, – и которая, уверен, никогда не воспринимала меня иначе как друга, и все же я делал драматические звонки из аэропорта, в слезах, признаваясь в своей первой любви. Но я отвлекся…
Отец обольстил нас с братом обещаниями круглосуточного кондиционирования и личного водителя, готового доставить нас, куда угодно, что, прямо скажем, весьма скрасило перспективу переезда (и поумерило мой подростковый вызов классовому сознанию). Оба условия, как впоследствии выяснилось, были всего-навсего дипломатической хитростью: отец мог, но не желал обеспечить их исполнение.
Как ты знаешь, у нас в семье пятеро детей, но только Крис и я вместе с мамой вернулись на родину. Главным оправданием тому стало обстоятельство, что мы были младшими: Крис как раз готовился к поступлению в колледж, а я заканчивал последние два класса средней школы, так что нам было бы проще приспособиться. Но другой причиной послужило и то, что мы мальчики, и в нашем лице отец видел смену для семейного бизнеса, чтобы мы сохранили его достижения или превзошли их. Думаю, основная причина, из-за которой он хотел, чтобы и мама поехала с нами, заключалась в нас с Крисом. Все эти годы в Вануквере мы росли в большой близости с мамой, так как папа был в частых отъездах, и потому он догадывался, что ее согласие станет ключевым моментом в нашем возвращении назад. Что же до мамы, то она прижилась в Ванкувере. Иметь в доме прислугу ей показалось неуютным, так что она самостоятельно готовила, убирала и заботилась о нас. Переехала она лишь по просьбе отца.
«Batang West Side» (2001), реж. Лав Диас
Прошло два года, и мама вернулась обратно в Ванкувер. Она боролась с приступами депрессии, вызванными родительскими спорами из-за ее ослабевающего контроля над семьей. Поэтому было решено, что временно она вернется в Ванкувер на лечение. На тот момент я не знал, что из этого выйдет, предполагалось, все займет два месяца. В следующий раз она вернулась только в 2006-ом, на похороны отца.
Крис так никогда и не обвыкся на Филиппинах. По одной из наших версий, все от того, что он никогда не вникал в местную культуру глубже вечеринок в Макати, и поскольку большинство его друзей были иностранцами, а на курсы тагальского он не ходил – он так и не выучил язык должным образом. Иная причина, быть может, кроется в том, что он не привык жить под зорким присмотром отца. Закончив университет в июне 2001-го, он уже в августе уехал в Ванкувер.
Что же осталось от мечты отца – жить всей семьей на Филиппинах и пробудить в одном из своих сыновей интерес к его бизнесу? Я. Только я. Оттого что все разъехались, в доме стало много свободного места, и мне больше не приходилось ни с кем делить свою комнату, но я все сильнее ощущал удушье. После окончания обучения на курсах управления бизнесом я стал работать на отца. И продержался с июня по ноябрь 2004-го года, до того как понял, что больше не выдержу. Признаюсь, я сбежал. Отец объявил родственникам на семейной встрече, что уволил меня. Теперь сойдет любое оправдание; это не важно.
Отправитель: Отец
Дата: 24-04-2006
Время: 17:19:51
“Парень богатому отцу своей девушки: Я хочу жениться на вашей дочери.
Отец: Работаешь?
Парень: Я теолог.
Отец: Можешь позволить себе свадьбу?
Парень: На все воля Божья.
Отец: Что насчет дома, семьи, образования детей?
Парень: На все воля Божья.
Позже… Мама: Как все прошло?
Отец: Парнишка беден и думает, что я Бог!”
Отправитель: Отец
Дата: 24-04-2006
Время: 17:19:51
“Парень богатому отцу своей девушки: Я хочу жениться на вашей дочери.
Отец: Работаешь?
Парень: Я профессор в университете и кинокритик.
Отец: Можешь позволить себе свадьбу?
Парень: На все воля Божья.
Отец: Что насчет дома, семьи, образования детей?
Парень: На все воля Божья.
Позже… Мама: Как все прошло?
Отец: Парнишка беден и думает, что я Бог!”
Я никогда не хотел быть кинокритиком. И по сей день не люблю так себя называть, хоть и приходится делать это все чаще, простоты ради.
Многие кинематографисты, особенно филиппинские кинематографисты, с недоверием относятся к слову «критика». Уровень здоровой полемики в нашей стране очень низок, вплоть до того, что любое указание на недостатки воспринимается как личное оскорбление. Способность встретить замечания должным образом – большая редкость. Один режиссер даже возмущался наименованием «Criticine» для интернет-журнала, в котором я стал главным редактором, – его не устраивало наличие слова «критик». Что за скверное название – так он, вероятно, думал.
Первым импульсом для любого хорошего кинокритика, и в этом, думаю, ты меня поддержишь, должна быть любовь. Оказаться настолько тронутым, чтобы захотелось поделиться своими чувствами или описать свой опыт так, чтобы это стало кому-то интересно. Вот почему моя критика, преподавание и кураторство, в идеале, должны находиться в тесной связи.
Алексис Тиосеко и Лав Диас
Первая настоящая рецензия на филиппинский фильм, которую я написал, была о «Batang West Side» Лав Диаса. Я осознавал свой интерес к кино и даже не бросал мысли когда-нибудь снять фильм, и определенно видел повод для гордости в том, чтобы в глазах сверстников выглядеть человеком, к чьему мнению стоит прислушиваться. Но, несмотря на это, и не смотря на приятное удивление при виде своей фамилии в печати, я никогда не предполагал заниматься кинокритикой всерьез.
Рецензией на «Batang West Side» я долгое время гордился, теперь вспоминаю о ней лишь с долей смущения из-за той наивности. Но все изменило не ее написание, а скорее происходившее до и после: чувствовалась катастрофическая нехватка умных вдохновляющих статей про столь вдохновенный фильм. (Конрад де Куирос попытался исправить ситуацию, но тут, пожалуй, сам факт поддержки стал важнее непосредственно текста). «Batang West Side», как тебе известно, длится 5 часов, и если ты прочтешь большую часть статей, которые я упоминал, это, вероятно, и станет единственным, что ты из них узнаешь. Даже Джессика Зафра после организации кинопоказа силами своего перспективного, но недолговечного журнала (и написания статьи по просьбе Лава) допускала дурацкие шуточки по поводу фильма в последующем выпуске.
Я был первокурсником, когда фильм вышел на экраны, и за пять лет жизни на Филиппинах мое знакомство с местной культурой посредством кино ограничивалось парой шуток из фильма о трех сестрах «Апрель, Май, Июнь» с весьма популярной Альмой Консепсьеон в главной роли, возможно, еще «Танцующим полицейским» с великим Лео Мартинесом. Стоит ли говорить, что «Batang West Side» отличался от всего прочего, и не одной лишь длительностью, но и эстетически: ритмом, дистанцией между камерой и предметом съемки, периодичностью, с какой сменялись планы, повествовательной конструкцией (не делающей различия между прошлым и настоящим временами). И, что самое главное, своим отношением к зрителю – решительно отказываясь потакать нашей привычке к доходчивым концовкам, вместо того вынуждая делать собственные выводы.
«Batang West Side» (2001), реж. Лав Диас
Я не был готов к «Batang West Side». До того я ни разу не слышал о Лав Диасе и просто пошел на просмотр, так как его давали в рамках фестиваля Синеманила, да и ведь не каждый день встретишь такое длинное кино. Что интриговало. И фильм запал мне в душу. Особенно как первая картина, заставившая меня задуматься над тем, что значит быть филиппинцем, о ловушках эмиграции. Опасности, которые – только сейчас мне впервые пришло это в голову, – отец, должно быть, понимал лучше кого бы то ни было. Как же обидно, что он никогда не видел этого фильма.
Прошел целый год после премьеры «Batang West Side», и несколько месяцев с тех пор, как я опубликовал статью, но о фильме по-прежнему было написано очень мало. Я связался с Лавом и попросил об интервью, на что он любезно согласился. Интервью продолжалось около часа, так что я смог задать все те вопросы, которые, к сожалению, не задавал никто другой.
Воодушевленный 12-страничным результатом, что был опубликован на сайте Indiefilipino.com (да упокоится он с миром, как я любил его!), я истратил почти весь выданный аванс на то, чтобы разослать сообщения всем, кто был в моей телефонной книжке и хоть немного интересовался кинематографом. Едва ли каждый откликнулся, но на форуме Indiefilipino стали появляться признательные отзывы, что наполнило меня приятным волнением и теплотой.
Как выяснилось, есть люди, которых интересуют серьезные заметки о кино, – дело лишь за тем, чтобы написать их и разместить в общедоступном месте.
Первый импульс – это всегда любовь.
Чем больше фильмов я смотрел, особенно местных независимых фильмов, тем больше мне хотелось еще. Чем глубже я погружался, тем большую ответственность ощущал, тем более крепла потребность что-то делать, делиться тем, что казалось мне прекрасным.
Занимаясь написанием статей на английском, я никогда не находил нужным писать о зарубежном (не филиппинском) кино, – хотя и нередко меня просили об этом, чаще всего подразумевая голливудский репертуар. Несмотря на то, что я люблю кино вообще, и страсть эта лишь стремительно нарастает все последние годы, я все же не чувствую нужды посвящать свои усилия тому, что не требует моей помощи. Мне всегда казалось: к чему писать о «Джуно», в то время как едва ли найдется в печати что-либо яркое о великолепной анимации Роксли? К чему писать про «Старикам здесь не место», тогда как блестящие обворожительные фильмы Антуанетт Ядаон ждут своего зрителя? На том же принципе я настоял, работая в утреннем шоу на 23 канале. Негласным условием контракта стало мое право обсуждать любое кино, что мне захочется, будь то местное или зарубежное, старое или новое, коротко- или полнометражное, все, из чего только можно составить нарезку. Передача не очень повлияла на общую ситуацию, – ведь в моем распоряжении была только маленькая рубрика в шоу для нетерпеливых зрителей, – но, думаю, для кого-то она и имела значение: для Криса Вилларино, режиссера с Себу, автора короткого метра «Bilariw»; для группы молодых начинающих кинематографистов с Давао, организовавших цикл киносеминаров; или целый рождественский выпуск в 2005 году, посвященный независимому кинематографу, в котором приняли участие Райа Мартин, Хавн де ла Крус, Мес Гусман, Роксли, Лав Диас, Пэм Мирас и очень стеснительный Джон Торрес, впервые высказывающийся о своих короткометражках на публике.
Джон Торрес, Арлин Куэвас, Хавн де ла Крус, Джафар Панахи, Алексис Тиосеко и Райа Мартин
Одно за другим и вот то, что началось из обыкновенного любопытства, переросло в призвание. Филиппинское кино дало мне так много, а долги нужно возвращать…
Никогда не думал, что буду совершать путешествия ради кино, особенно за чужой счет, но, мало-помалу, сами собой стали подворачиваться возможности. Путешествие – это привилегия, и не из числа тех, что я принял с легкостью. В июне 2004-го я, недавний выпускник, побывал на конференции в Сингапуре. Несколько месяцев спустя благодаря моим статьям меня пригласили участвовать в заседании молодых критиков из Азии и Европы, организованном Asia-Europe Foundation. А еще через несколько месяцев я очутился уже в Берлине в качестве участника Berlinale Talent Press (хотя фестиваль покрывал только часть расходов и лишь вложение брата в последний момент позволило мне поехать). Одна за другой последовало множество разнообразных командировок от Сингапура (7 раз) до Гавайев, от Нью Дели (дважды) до Парижа, Роттердама, Оберхаузена и, конечно, дорогой Словении, куда я приезжал для работы в жюри и участия в дискуссиях. Повсюду я держался одного принципа: важно, чтобы каждый критик писал о кинематографе своей страны, не бросая его на произвол и не позволяя кому-либо извне навязывать, что имеет значение, а что нет.
Но все эти билеты, все эти путешествия – обходятся дорого. Отели дороги. Время дорого. За загрязнение воздуха самолетами, тоже, в конечном счете, придется платить. Если сложить все вместе – получится вклад, серьезный кредит, выданный отдельному человеку. Звучит так, будто я чрезмерно серьезен? Тогда скажем иначе: без того культурного вклада, что был выдан мне ради работы на благо филиппинского кино, я никогда бы не повстречал тебя. Столь огромный долг, чтобы возместить…
Один из пунктов «списка желаний» Алексиса: «Хочу, чтобы было больше книг о филиппинском кино»
Мне не нравится писать о манильском кинофестивале. Не нравилось заниматься этим с самого начала в 2003 году, ни во второй, ни в третий раз. Ровно так же мне не доставило радости и то, когда мы вместе с Эрвином Ромулом опубликовали манифест в надежде на реформатирование фестиваля и попытались сплотить режиссеров, стоящих за ним (помимо прочих под нашим призывом подписались Эдди Гарсия, Пеке Галлага, Хосе Хави Рейес, Эрик Матти). Совсем не радостно, когда тебя распекают, как какого-нибудь никудышного журналиста. Мне не нравилось все это, но я этим занимался, ведь порой искренне верил, что мы способны добиться перемен. Вера, которая в иные моменты становилась по-настоящему заразной и захватывала даже тех, кто умом всегда понимал, что ничего не выйдет и все же соглашался на участие. Друг, на чьем диване я отсыпался большую часть тех дней, некоторое время спустя отправил мне смс, текст которого до сих пор хранится в моем телефоне:
В фильме «Aguila» есть одна фраза, когда отступнику Моро говорят, что его дело проиграно. Он отвечает: победа не имеет значения, главное делать, что должно. В этом твоя мудрость.
Моя дорогая Ника,
Если можно назвать одну-единственную причину перенапряжения в наших отношениях, то вот она: идея о моей привязанности к Филиппинам, сильное желание, чтобы ты увидела, как необходимо мне жить и работать здесь и вероятность того, что ты примешь это за ложные приоритеты. Неужели место имеет большее значение, чем человек? Неужели работа на Филиппинах имеет большее значение, чем возможность жить вместе с тобой где-нибудь, где угодно? Почему именно ты должна принести (знаю, ты ненавидишь это слово, но скажем прямо) жертву переезда? И, если уж на то пошло, что же это говорит о нас – то, что наша любовь большим грузом ложится на твои плечи?
Знаю, ты остановилась на мысли перебраться сюда в лучшем случае в следующем году, мы обсуждали это, и все же я чувствую потребность поподробнее объяснить мотивы, из-за которых хочу остаться, по крайней мере, на некоторое время. Я ни в коем случае не имел в виду сравнивать свою привязанность к Маниле с твоей к Словении, но только лишь хотел высказать те вещи, о которых думаю, вещи, которые обязан совершить, вещи, которые, возможно, мы сможем совершить вместе.
Твой,
Алексис.
Перевод: Максим Селезнёв
Также в разделе:
— Независимость – только начало. Борьба продолжается
— «Манила ночью» как третье пространство
— Кинематограф Пары-Литров-Бензина против кинематографа Полного-Бака-и-Кредитки
— Письмо, которое мне хотелось бы прочесть тебе лично