Сердце дракона в груди Ланцелота. «Мачо плачут» Клинта Иствуда

 

Одни считают Клинта Иствуда «цепным псом полицейского режима», другие – «последней опорой разумного консерватизма», третьи – просто «старым мудаком». Все сходятся в одном – «Иствуд везде одинаковый». Так же дружно Иствуда-режиссёра упрекают в том, что «он годами снимает одно и то же». На своём десятом десятке 91-летний мафусаил Голливуда снял фильм, который призван мягко примирить всех спорящих и отмести несправедливые упрёки. Дмитрий БУНЫГИН смотрит семейный триллер «Мачо плачут» и вспоминает, каким разным Клинту Иствуду приходилось быть за свою карьеру, чтобы в итоге стать для всех одинаковым – иначе говоря, целостной и гармоничной личностью.

 

«Мачо плачут» (Cry Macho)

Реж. Клинт Иствуд

США, 103 мин., 2021

alt

 

 

Клинт Иствуд как дешёвое вино: с годами лучше не становится, зато наутро, как и полвека назад, всё также ломит голову. Угар людоедского мачизма, в котором, словно дельфины, купались именитые, но безымянные герои Иствуда, порядком изводил даже недалёкого зрителя из обывателей. Тем более тяжёлое похмельное раздумье овладевало человеком мыслящим после пьянящей встречи с очередным немытым Гарри или косматым Джоси Уэйлсом, за чьей анархистской бравадой слышался обыкновенный фашизм. Сильнее алармистов вроде Годара от этой мачистской сивухи мучился сам Иствуд, которому как флегматику республиканской закалки были омерзительны любые холерические идеологии.

Надо отдать должное попыткам Клинта Иствуда в своих режиссёрских работах смягчить, очернить или высмеять тесный ему типаж. Надо также признать, что этими стараниями он добился обратного эффекта, пуще оттенив сложившийся образ благородного опричника. В конце концов, фашизм определяет существование и фашиста, и антифашиста. Иствуд выставлял себя мужчиной-тряпкой («Сыграй мне «Мисти»), самим Сатаной («Бродяга высокогорных равнин»), придумывал Грязному Гарри комического двойника (опустившийся полицейский Бен Шокли за весь «Сквозь строй» произвёл самое большое два выстрела, никого, кажется, и не поранив). Наконец, виновато притворялся то ли Ричардом Гиром, то ли Робертом Редфордом (создатели французского телеремейка «Мостов округа Мэдисон» несколько сгладили недоумение от оригинального кастинга, пригласив на главную роль Алена Делона). Порою Иствуд, осерчавший от инерции мачизма, ударялся в полный балаган, форменный цирк – и всё же роуд-фарсы, отметившие рубеж 70-х и 80-х («Как ни крути – проиграешь», «Бронко Билли»), не могли стать рубежом в его творчестве, несмотря на все диковинки вроде всамделишного орангутанга в качестве напарника и нескончаемых прибауток на тему пердежа.

«Мачо плачут» – первая картина Иствуда, в которой его персона(ж) вызывает симпатию. Прежде он не больно в ней нуждался: он только хотел, чтобы им любовались. Он бывал люб любым: в разветвлённой фильмографии Иствуда-режиссёра Иствуд-актёр мог быть хорошим, мог – плохим, мог – злым. Он и впрямь человек без имени, и всё же имя ему амбивалентность. На одном конце времени – в «Санкции на пике Эйгера» – его герой посреди любовной сцены отпускает ублюдскую шуточку про изнасилование. На другом, в тех же «Мостах», дрожа от восторга на первом свидании, на память цитирует Йейтса при полной луне. Вот псевдо-Хьюстон из «Белый охотник, чёрное сердце», ни на минуту не покидающий вахту космополитизма, ввязывается в кулачный бой с английским колонистом за честь чернокожего слуги. И вот военный лётчик из «Огненного лиса», также сыгранный самим режиссёром, всерьёз задающийся вопросами евгеники, восклицает на крупном плане: «Что с вами, евреями, не так?!». А на каждого боевого петушка по прозвищу Мачо отыщется, как в пресловутой «Санкции», разнеженный йоркширский терьер, отзывающийся на «Педрила».

 

У замаскированного персонажа Иствуда отклеился фальшивый ус. Кадр из фильма «Розовый кадиллак»

 

Если за все эти годы Иствуду не удалось расплавить бронзу своего типажа, растипажить себя, то получилось себя разлить, сущностно не меняясь, в разную посуду вычурных форм, манкировать пончо ковбоя и жетоном полицейского, раздавая визитки диджея, фотографа, кантри-барда, искусствоведа, флориста. Стоит ли повторять, что все эти, в сумме похвальные, усилия так и не внушили нам симпатию к его персонажам, будь они хоть дважды дьяволы?

Симпатия пришла своим естественным путём, словно удостоверившись, что уже никто её назойливо не зазывает; пришла, когда любоваться или пенять стало не на что. На десятом десятке Клинт впервые одряхлел, усох, разложился на плесень – харизма развеялась по ветру. Даже если Иствуд всех нас похоронит, перед нами финальный этап долгого прощания – затянувшегося не из боязни Клинта уходить, а из его брезгливости ко слёзным взрывам пафоса, неминуемым для вдруг разлучающихся. «Мачо плачут» движется от нас в утихающем ритме кресла-качалки, а герой проводит действие в блаженной полудрёме, скованный старческой ленью. Лень варьировать типаж – Клинт снова ковбой, – лень хмуриться и кривить губу: эти два характерных мимических сигнала, которые Иствуд из фильма в фильм посылал верным поклонникам, теперь не различить на черепе девяностолетней мумии. Мы адресуем нашу симпатию едва очерченной дышащей пустоте, туда, где, мнится, сгинули и рыцарь-одиночка Джоси Уэйлс, и дракон полицейского государства Гарри Кэлахан. Но… это если не вслушиваться в её дыхание.

Одну лень – жить – превозмогает у героя «Мачо» лень иная – умирать. Воронкой этой ленной зыби управляет ровный пульс – он же не даёт конезаводчику Майку Майло, очередному амбивалентному персонажу Иствуда, впасть в крайности политических догм и завалиться на бок, всё равно какой. Клинт берёт от всего понемногу, мерно покачиваясь между ирландским индивидуализмом, тоталитарной идеей «железной руки» и демократическим идеалом «широкой души». Так размеренно может стучать сердце всеамериканского отца, привыкшего делить воспитанников, посланных ему сюжетом, не на приёмных и родных, а только на послушных и негодных. Послушных он вносит в завещание, негодных подводит под монастырь. Кто-то зовёт его «дуче», а кто-то – «батькою». Вопрос произношения, не более.

 

Кадр из фильма «Наркокурьер»

 

Дмитрий Буныгин