«Кордильеры грёз» (La cordillère des songes)
Реж. Патрисио Гусман
Чили, 84 мин., 2019
1
Фильмом «Кордильеры грёз», премьера которого состоялась в этом году в Каннах, завершил трилогию («Ностальгия по свету» (2010), «Перламутровая пуговица» (2015)) создатель одной из главных политических картин 70-х годов – «Битвы за Чили» (1975-1979). Кинематограф Патрисио Гусмана вырастает из травмы 11 сентября 1973 года, предлагая в поздних работах опыт более холодного осмысления причин и последствий военного переворота. Вместе с временной дистанцией изменяется и его авторский метод: ангажированная документалистика совмещается с визуально насыщенными фрагментами видеоэссеистики. Утратив до некоторой степени активистский запал, нынешние ленты Гусмана, тем не менее, приобретают новое измерение. Время, которое через себя пропускает указанная трилогия, представляет собой сложную композицию, которая не может быть редуцирована до акта поражения чилийской утопии. Фигура Сальвадоре Альенде по-прежнему важна для Гусмана, но теперь коллаж сосредоточен не только на нем и близких к нему темах.
В «Кордильерах грёз» Гусман хитрит и легко обводит наивного и аполитичного зрителя за нос. Первые минуты фильма откровенно отстраняются от событий прошлого, приглашая насладиться чарующими видами чилийских Анд, которые сопровождает закадровый голос самого режиссёра, буквально извиняющийся в духе: по молодости эти величественные Кордильеры нас не сильно интересовали, так как они не казались «революционными». Здесь Гусман подыгрывает «житейской мудрости», что к старости все становятся консерваторами. Однако всё это лишь утонченная обманка, которая приглушает бдительность аудитории, постепенно погружая её в неожиданный темпоральный контекст: время отдельной человеческой жизни в условиях пиночетовских и пост-пиночетовских Чили сцепляется с иным ритмом времени каменных гигантов – молчаливых свидетелей бесконечного потока насилия.
Так, за ласкающей глаз панорамой гор последуют воспоминания чилийцев, которые сосредоточены не столько на прошлом (режим и его жертвы), сколько на его логическом продолжении в Чили наших дней. Гусман и документальные съемки его товарищей убедительно показывают: уход диктатора не означает конец диктатуры. Кадры уличных протестов 80-90-х годов вторят – в уравнении «неолиберализм + западная демократия» часто выпадает невидимый элемент: фашистская изнанка подобной политической парадигмы. В результате Гусману удалось сделать социально и политически важное кино-высказывание и не скатиться в прямолинейную пропаганду. Монументальность горной гряды, вокруг которой строится композиция фильма, становится для режиссёра источником грёз о таком будущем для Чили, где найдется место для другого детства и возможности иного начала.
Олег Горяинов
2
Что, если бы канал National Geographic внезапно принялся за освещение истории пиночетовского режима, пустив размышления диктора поверх привычного видеоряда с белоснежными грядами Анд. Что, если бы в чилийских школах, воспользовавшись фразой из песни Егора Летова, ввели предмет под названием «география подлости» и предлагали учащимся представить себя на горной вершине, как бы над картой родины, с целью нанести на голые равнины амнезии, восторжествовавшей в национальных масштабах, крестики болезненных свидетельств. Что, если бы Анды, цепями сковавшие территорию Чили, ненадолго разомкнулись и дали чилийцам достаточно места и света для взгляда, чтобы, пробудив прежние надежды и требования, рассмотреть самих себя, так же скованных льдом прошлого – крепким, нетронутым, недоступным для пламени рефлексии.
Чем бы попеременно ни казалась (горная) лента Гусмана «Кордильеры грёз» – телепередачей, уроком геополитики, исповедью 78-летнего режиссёра-невозвращенца, – она зовёт наружу из гостиных, школьных кабинетов и университетских рекреаций, на простор, будь тот улицей или же крышей (мира). В конце концов, вещание чилийского канала ловится кем-то в тех странах, где есть и свои пиночеты, свои кордильеры, свои, пока что не оттаявшие в ожидании горячего дыхания, грёзы: «Горы покрытые снегом / Камни сияют льдом – / В снегу от века / В снегу наш дом / Поцелуем же снежные цепи» (стихи Бориса Поплавского).
Дмитрий Буныгин
3
«Сейчас идеальное кино, совершенное в техническом и художественном смысле, почти неизбежно реакционно», — писал Хулио Гарсиа Эспиноса в одном из самых влиятельных манифестов «третьего кинематографа», который противопоставил свои неотшлифованные образы и первому, голливудскому, кино, и второму, — модернистскому, авторскому. Создание фильмов не могло не стать общим делом, тем более, что относительная неразвитость инфраструктуры способствовала «любительскому» подходу, даже если бы он не был эстетическим выбором. Идея, будто красота сама по себе революционна — это «идеалистические чаяния, которые не касаются неоколониальных ситуаций, поскольку продолжают видеть в кинематографе, искусстве и красоте универсальные абстракции, а не неотъемлемую часть национальных процессов деколонизации». Так говорилось в другом манифесте — Фернандо Соланаса. Патрисио Гусман со своей «Битвой за Чили» стал классиком такого кино, но он же и пошёл против принципов своего поколения ангажированных режиссёров в трёх последних фильмах — «Ностальгия по свету», «Перламутровая пуговица» и «Кордильеры снов». Кажущийся разительным разрыв закономерен: «эстетика голода» давно превратилась в «косметику голода», как в случае с «Городом Бога» (2002), снятым за 3 миллиона долларов и предназначавшимся для международного проката. По хорошо отработанной схеме, жестокая жизнь одних стала развлечением других. Теперь Гусман начинает свой фильм не с разваливающихся хибар или хроники репрессий — неправдоподобно белые облака расходятся, чтобы открыть Сантьяго и Кордильеры, старые, возможно устаревшие, карты, антикварные навигационные приборы. Чили Гусмана прекрасна и архаична, — до-рациональна: она как будто ещё застыла в периоде знакомств с испанскими конкистадорами и не уверена, хочет ли меняться. Красота всех без исключения пейзажей то ли открыточная, то ли туристическая. Дело вовсе не в фильтрах или выборе каких-то особых ракурсов — просто сама по себе природа настолько давно поставлена на службу рекламе и дизайну, что, снятая «как есть», почти неизбежно напоминает стандартные обои Windows. Гусман же плетёт вязь поэтических рассуждений, призывает на помощь художников, использующих тот же ландшафт в своих работах. Всё кажется нереальным, даже сам воздух, а прошлое будто провалилось в расщелины гор, невоспетых в славную пору великих социальных пертурбаций, потому что «горы не были революционны». И всё же «мы созданы из вещества того же, что наши сны. И сном окружена вся наша маленькая жизнь», и те же самые камни, оставшиеся в горах, перенесённые в мастерские скульптора и обращённые в кирпичи дома, где вырос Гусман, возвращают воспоминания. А военный переворот Пиночета — не только политическое событие, но «жестокое землетрясение, изменившее жизни» чилийцев. История повторяется, и обманчиво безмятежные улицы заполняет демонстрация и в нынешней Чили. Приход неолиберализма и Конституция 1980-го года — по-прежнему главные итоги путча.
Закадровый голос Гусмана не стремится к «объективному» изложению и не преследует, в отличие от некоторых персонажей, определённой политической повестки. Тем более странно, что его новый проект политико-поэтической эстетики был предугадан ещё одним манифестом — «Эстетикой сна»: «Мистицизм — самый крепкий стержень бедности. Мистицизм — единственный язык способный выйти за рамки рациональной схемы угнетения. Революция — нечто магическое, потому что её невозможно предсказать в границах доминирования рационального. … Освобождающий иррационализм — самое мощное оружие революционера». Находя в красоте природы историю и преобразовывающий её человеческий труд, Гусман освобождает её от диктата разума (всегда сводящегося к выгоде). Его фильмы всё так же далеки и от самовлюблённой безмятежности голливудского кино, и от невротичности типичного «авторского» фильма. Пусть чилийский мечтатель не предлагает политической программы, зато вот уже третий его фильм задаёт новое направление — к философскому размышлению и единству человека, спичечного коробка, горной гряды и метеорита.
Максим Карпицкий
2 декабря 2019 года