Дайджест апреля



Нет (No)

Реж. Пабло Ларрейн

Чили, США, Франция, 115 мин., 2012 год

 

Ларрейна можно уличить в конъектуре, там, где чилиец говорит «Чили», в мире слышат «Пиночет». Это давно проторенный путь, отцом-пилигримом которого когда-то был Патрисио Гусман. Темы диктатуры Пиночета Ларрейн уже касался в своих предыдущих фильмах. В этот раз он говорит о ней более непосредственно и поучительно. В «Нет» Ларрейн рассказывает о событиях 1988 года, когда Пиночет предпринял попытку легитимации свое власти в глазах мировой общественности и самонадеяно вынес на референдум вопрос о доверии своему режиму.

Ларрейн подошел к хронологии событий достаточно мудро. Он не пытается смотреть на поворотный для чилийцев исторический эпизод с высоты птичьего полёта и охватить всю историю объятиями объективности. Он сосредоточился только на одном из его фронтов, который на его взгляд имел недооцененное и решающее значение – власть пиара, влияние телевидения как отображения демократии.

Но не креативщик в исполнении Гаэль Гарсиа Берналя, а демократия по сути и становится главным героем фильма. Ларрейн показывает, что демократия порой важна не как реальная форма власти, а как возможность перемен, как фигура дискурса, которой можно делать упреки режиму, указывать на его нечистоту и неестественность. И этот вывод кажется особо ценным сегодня, когда демократия превратилась в общее место, в театральную ширму, а риторика о ней утомила своей бесполезностью.

Но Ларрейн далек от оптимизма, демократия – это еще и бренд. А для продвижения бренда нужны усилия не реформаторов, а дизайнеров и пиарщиков. Язык рекламы, унаследовавший язык кино, в том числе авангардного, этот новый компас развития общественых отношений. И если кто-то говорит: «Пиночет – хороший парень, он создал систему где любой (но не все) может стать богатым», не стоит спешить говорить уязвленное «Нет», лучше попытаться как-то это обыграть.

Не смотря на некоторую схематичность в фильме «Нет» ощущается легкая безнадежная горечь Нового Голливуда. А заретушированное под телевизионную картинку конца 80-х изображение фильма придает работе Ларрейна совершенно особый шарм. (Олександр Телюк)

 

 

Раз! Два! Три! Умри! / Экскурсанты (Sightseers)

Реж. Бен Уитли

Великобритания, 88 мин., 2012


 

В первый раз (Dawn Terrace) – это вызывало очарование. Во второй (Kill List) – восторг и удивление. В третий (Sightseers) – скорее равнодушие. И это не смотря на то, что все эти работы состоят из четырех одинаковых элементов: иронии, абсурда, черного юмора и насилия, низведенного до комического уровня. Еще одна важная особенность фильмов Уитли –  регулярное обращение к универсальной теме семьи, как ключевой ячейки общества. Можно даже предположить, что Sightseers – заключительная часть своеобразной «семейной трилогии» режиссера. Но в этой универсальности и скрывается главный подвох: форма дает свободу интерпретациям, но форма оказывается изначально лишена содержания. Аллюзии на кризис в Европе или социальную проблематику в фильме Уитли могут быть настолько же верны, насколько верно утверждение, что «Челюсти» – фильм о страхе американцев перед ядерной бомбой. Sightseers — это в первую очередь набор скетчей, связанных условной сюжетной линией и ничего более. При этом Уитли нужно отдать должное – он заинтересован в обыгрывании жанров и заигрывании с канонами британского кино. Но вместе с тем, все свои находки – удачные или нет – он тут же стремится подать в упрощенной и умышленно примитивной форме. Уитли нашел свою нишу и не планирует покидать ее. И это кажется очень актуальным моментом не только в сегодняшнем кино, но и в искусстве в целом, где все подчинено этой страшной необходимости всеобщего упрощения. Не случайно, самый смешной и острый момент фильма – убийство в парке, с рассуждением о связи крепостных и современных пролетариев – оказывается лишь милым кивком в сторону Майка Ли в разговоре, где ключевым все-таки остается гэг про собачьи экскременты. (Станислав Битюцкий)

 


Вы ещё ничего не видели (Vous n’avez encore rien vu)

Реж. Ален Рене

Франция, 115 мин., 2012


Название фильма – ироничное, но с горьковатым привкусом. Точное название. Это киноработа Алена Рене, режиссёра, которого мы ещё не видели, ведь его творчество настолько заклеено ярлыками, что и рассмотреть его трудно. За фамилиями Дюрас и Роб-Грийе не увидели такие фильмы, как «Хиросима, любовь моя» (ну, почти не увидели) и «Прошлым летом в Мариенбаде» (ярлык «фильм от кутюр» приклеился намертво); на сорванном Каннском кинофестивале, когда Годар повисал на занавесе, не давая его открыть, не увидели «Люблю тебя, люблю»; за фигурой Бельмондо – уже не Пуакара, а персонажа бесконечных поляров – проглядели «Стависки…»; да и банальная попытка без разбора согнать всех режиссёров в «новую волну» отвела глаза всех тех, кто искал фильмы Рене. Мы видели многие его работы, но мы ещё ничего не видели.

И вот Рене создал потрясающе выстроенное кино – фильм особенной степени прозрачности, как прозрачное стекло очков, через которое всё оказывается чётче и резче. Вечная тема взаимоотношений театра и кинематографа решена оригинально – Ален Рене, после десятков работ Риветта, Оливейры, Ромера, Шрётера, Грина и других авторов, создал нечто новое. Наверное, наиболее точным словом для этого фильма будет «эхо» – отношение театра и кино, как откликающихся друг в друге искусствах. Запись «Орфея», показанная актёрам, обращает их к памяти, театр растёт, чтобы превратиться в кино. А потом кино становится театром, и нет никакой точки перехода – можно лишь почувствовать. Для того, чтобы всё зазвучало воедино, – жизнь, память, кино, театр, любовь – понадобилась «уловка»: смерть. Небытие, которое окружает кольцом всё живое, безмолвно и бесформенно, словно бы намекая или даже требуя, что нужно произнести слово и сотворить форму. И Ален Рене смело делает этот шаг. (Алексей Тютькин)

 

 

Гостья (The Host)

Реж. Эндрю Никол

США, 125 мин., 2013 год


 

С режиссером Эндрю Николом всегда интересно иметь дело. В наивные футуристические сюжеты он непременно вносит едкие замечания об экономическом подавлении, обществе контроля или скрытом фашизме в садах современности. В его классической «Гаттаке» практически прямо говорилось, что за идеей любой безупречности легко скрывается расизм. В работе «Время», кроме экшна с Джастином Тимберлэйком, был заложена живописная сатира над капитализмом.

Вот и в «Гостье» хотелось увидеть нечто большее, чем радужную нью-эйдж сказку «от создателей сериала „Сумерки”». Сразу оговоримся, что канон победил и из «Гостьи» получилась лакированная мелодрама для подростков. А из того немногого хорошего, что есть в фильме и что по старой памяти хочется приписать Николу, отметим несколько шуток.

Картина рассказывает историю о космической расе, захватившей тела почти всех землян, после чего на нашей планете восстановились мир, любовь и порядок. Естественно, те немногие из землян, которые спаслись от инопланетной напасти, создали партизанские отряды, воюя за свое право на маргинальность. «Гостья» показывает, что сам политический концепт «идеального мира» – это по сути спекулятивный аргумент империализма, способного производить легитимное представление об идеальном. Чувствуется упрек внешней политике Соединенных Штатов. Даже слоган картины читается неоднозначно, как когда-то название спектакля Питрера Брука «US», – «You will be one of us.». Не достает всего одной точки для «You will be one of U.S.».

Но раса захватившая Землю символизирует нечто большее чем политику отдельно взятой страны, а скорее любую культурную гегемонию вселенского масштаба, консервацию истории в терминах неолиберального консенсуса. В свою очередь земляне в фильме, защищающие свое право на варварство, тоже не выглядят однозначно. Другое дело, что у хороших полемических зарядов «Гостьи» в фильме было настолько катастрофически мало развития, что даже не хочется их восполнять за свой счет. (Олександр Телюк)

 

 

Примесь (Upstream Color)

Реж. Шэйн Кэрроут

США, 96 мин., 2013

 

Амбициозный проект Шэйна Кэрроута «Примесь» не то, чтобы провалился, но скорее не сложился до конца. Фантастический ребус про расширение вселенной главного героя местами напоминает лучшие дни киберпанка, этапные работы Гая Меддина и, что может удивить, даже Терренса Малика. У последнего Кэрроут берет визуальную составляющую, таким образом, превращая казалось бы случайные элементы в искусство чистой пробы. Но, к сожалению, воспринимать весь этот коллаж цельно и, тем более, понять его – практически невозможно. Фанаты даже сложили схему интерпретации (подобное было и с предыдущим фильмом Кэрроута – «Детонатор»), тем более усугубляя смысловую беспомощность картины. Наиболее близким фильмом к «Примеси» может быть «Мистер Никто», где проблемы идентичности, памяти и судьбы варьируются в разных комбинациях, но скорее раздражают, нежели стимулируют мышление или, в крайнем случае, воображение. «Примесь» лучше воспринимать как прекрасный визуальный манифест, но ни в коем случае не как философскую притчу. Очень уж перестарался Кэрроут, взявшийся в очередной раз за более чем смелый замысел. (Максим Карповец)

 

 

Умопомрачительные фантазии Чарльза Суона III (A Glimpse Inside the Mind of Charles Swan III)

Реж. Роман Коппола

США, 90 мин., 2012


 

Ссыльно-поселенный в гетто семейно-профессионального клана, Роман Коппола через 10 лет после своего замечательного (хоть и, по большей части, оставшегося незамеченным) дебюта снял фильм, который, как минимум, стоит карьеры его сверх меры перехваленной сестры. Клипмейкер по основной профессии, Коппола рассказывает смешную и трагичную историю кризиса среднего возраста, решенную в подчеркнуто визуальном стиле музыкального видео. Если в предыдущем фильме источником вдохновения для Копполы служил поп-арт 60-х, то в «Фантазиях Чарли» эклектичность 70-х, куда отнесено действие, представляет собой превосходную параллель к сюжетной конструкции. Существенная часть фильма разворачивается в голове главного героя-дизайнера (Чарли Шин), поэтому сценическое решение направлено на то, чтобы, в первую очередь, отразить творящийся там бардак. Кроме того, учитывая доминирующий легкомысленный тон повествования, 60-70-е кажутся эпохой, которую легче всего идеализировать, свести к плакату. Идиллическая обстановка отчасти сближает Копполу с Уэсом Андерсоном, в соавторстве с которым он сочинил два фильма («Поезд на Дарджилинг» и «Королевство полной луны»). Однако между их творческими манерами есть существенное различие: Андерсон склонен идеализировать, вплетать элементы пасторали в существующую реальность, в то время как Коппола в обоих своих фильмах окружающую действительность практически полностью игнорирует. «Агент Стрекоза» и «Фантазии Чарли» – это виртуозные стилистические упражнения с уклоном в метажанровую игру; их реальность, скорее, параллельна нашей, нежели имеет с ней явные точки пересечения. И если в «Агенте» за фонтаном остроумных визуальных находок несколько терялся собственно сюжет, то «Фантазии Чарли» (не теряя ничего в формальном плане) – определенно глубже. История о том, как талантливый человек придумал себе жизнь, используя в качестве подручного материала тривиальные героические сюжеты (комиксы, вестерны, экспло), но оказался совершенно не готов к ситуации, когда его фантазии отказались двигаться в заданном направлении, – имеет больше общего не с Андерсоном, а с воспаленным воображением еще одного Чарли. Ближайшей аналогией для описания «Фантазий Чарли» будет «Великолепный» (1973), сочиненный Чарли Кауфманом, – за тем важным исключением, что юмор Копполы заметно отличается от юмора Кауфмана и тяготеет к подспудно прорывающимся трагическим нотам. Это не бездумный гротеск Коэнов, не вывихнутый мир МакДонаха, не пастораль Андерсона, а что-то другое. То, что, за неимением видного ориентира, придется назвать «умопомрачительной фантазией Романа Копполы». (Евгений Карасев)

 

 

Место под соснами (The Place Beyond the Pines)

Реж. Дерек Кьянфранс

США, 140 мин., 2012


 

Не греша против истины можно сказать, что фильм «Место под соснами» Дерека Кьянфранса – это история о реальных людях и ситуациях, о правдивой американской глубинке. Но правда также и в том, что режиссер оказался хорошим имитатором и подражателем, эксплуатирующим темы и образы. Видимое противоречие между рассказанной «true story», как ее воспримут многие зрители, и отсылками к «Драйву», с его почти каноническим образом Гослинга, «Бэллфлауеру», с его вечерним освещением возле придорожных забегаловок, к «независимым» подростковым драмам, и даже к Малику, может показаться не таким уж серьезным недостатком фильма, если ответить на вопрос: кто зритель этого фильма?

Все становится ясно после первой исчерпывающей части фильма,  на этом просмотр можно было бы спокойно завершить. Именно здесь репрезентируются все те условности, которые мы склонны относить к хипстерскому образу жизни и его визуальной культуре. А фильм, снятый для данного круга, демонстрирует их отношение с окружающим миром. В рамках этой рефлексии, «реальность» сводится к визуальному коду хипстеров, который означает ее и становится частью общего потока. Так «true story» и «правдивость» ситуаций и характеров становится еще одной деталью киноязыка современного независимого американского кино. (Артем Помазан)