На Венецианском кинофестивале показали новую картину Оливье Ассаяса. Оригинальное название фильма Apres mai («После мая»), в английском варианте превратилось в Something in the air («Что-то в воздухе»). Прежде чем начать обзор прессы мы решили обратиться к вступлению Эндрю Трейси из CinemaScope. Трейси предвещает свою статью о фильме, рассказом о книге Оливье Ассаяса (кроме нее был издан сборник статей о фильмах режиссера), которая во многом является важным вступлением к самой картине.
«Поскольку одно неотделимо от другого, было бы естественно начать обсуждение фильма «Что-то в воздухе» с мемуаров Оливье Ассаяса «Юность после мая», написанных в 2002 году и недавно опубликованных в изящном английском переводе издательством Austrian Filmmuseum в рамках их новой антологии об Ассаясе под редакцией Кента Джонса. Это красноречивые и чуткие воспоминания Ассаяса о своем взрослении во время долгого и унылого похмелья от мая ’68. Во время этих «свинцовых годов» левые радикалы потеряли импульс перед лицом возродившегося конформистского консенсуса, а их многочисленные силы рассеивались. Оставшиеся же отвечали еще более конфликтной идеологической ригидностью или даже нигилистическим слабосилием терроризма. Данные воспоминания ностальгичны, но лишены сентиментальности. Это позволяет Ассаясу не только говорить суровую правду о том времени, но и избегать непроизвольного осуждения левых движений, столь свойственного для «покаявшихся» участников событий 1968 года. Признавая себя чем-то вроде судна на откатывающихся волнах бунта (он говорит об этом как о «моей эпизодической левацкой деятельности»), Ассаяс подтверждает силу изображения – в некоторых случаях явно реакционного изображения – в привлечении молодежи к движению. Он вспоминает свое восхищение жесткой, неидеологической воинственностью катангских сквоттеров, и даже сейчас признается в «определенной инстинктивной симпатии» к Фракции Красной Армии и ее аналогам, по крайней мере, за ту «осознанность», которая позволила им понять, что действие было единственным доказательством жизни для движения, которое достигло точки своего исчезновения.
В самом деле, осознанность – но значительно более продуктивного порядка – это один из двух полюсов интеллектуальной и эстетической позиции Ассаяса. Отдавая дань уважения Каталонии и оруэлловскому типу антитоталитарного левачества с его непреклонной моральной чистотой, Ассаяс сохраняет величайшее презрение к тем сталинистам и маоистам, которые отказываются признавать очевидные истины о режимах, которым они остаются верны, высмеивая «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына или разоблачительную работу Саймона Лиза 1971 года о Культурной революции как пропаганду ЦРУ. (У Ассаяса на экране есть свой наместник, читающий книгу Лиза в середине фильма «Что-то в воздухе», выявляя тем самым определенное послание).
«Ничто я не ненавижу так сильно, как упрямую слепоту к реальности, отрицание фактов, идеологическое помешательство и искажение мира», – пишет Ассаяс. Любопытно, что его другая интеллектуальная позиция основана именно на трансформации этой реальности или, точнее, раскрытии истинной действительности, спрятанной под поверхностью, которую мы обусловлены называть «реальностью». «Есть момент, когда ты не более чем сплетение институций и потенциальностей, в поиске не столько шаблона, позволяющего прочесть реальность, сколько угла, точки зрения, с которой ее можно увидеть так, чтобы она обрела значение, которое мы знали без знания, открываясь нам там, где раньше она была закрыта», – пишет Ассаяс. «Ситуационизм был для меня этой точкой зрения». По мнению Ассаяса, ситуационистское понимание искусства как социальной практики воплощается в процессе кинопроизводства, который, в свою очередь, является «двойным движением. Одно из них – это воплощение письма – та более интимная часть, где формируется смысл. Другое – это воплощение действия, находящегося уже за пределами смысла, где в ежедневных съемках формируются фрагменты тотальной художественной практики, неразрывно переплетенной с реальностью».
Перевод: Татьяна Цыбульник