This Is Not a Film
Реж. Джафар Панахи, Моджтабе Миртахмасб
Иран, 75 мин., 2010 год
На счету Джафара Панахи пять фильмов. Последний из них – «Офсайд» – датирован 2006 годом. После были лишь две небольшие короткометражки. В 2010 Панахи был обвинен в «сговоре с целью совершения преступления против национальной безопасности Ирана и пропаганды против Исламской Республики». Согласно приговору суда, ему грозил шестилетний тюремный срок и двадцатилетний запрет на создание кино. В том же году Панахи подал апелляцию, которая позже была отклонена. Именно в ожидании апелляции он и снял фильм с многозначительным названием «Это не фильм» [1], который был вывезен из Ирана в Париж на флешке, спрятанной в торте.
Однако рассматривать «Это не фильм» исключительно как политическое высказывание было бы умышленным занижением его достоинств или нежеланием или даже неумением видеть за ним чего-то значительно большего. Созданный буквально из ничего, на пустом месте и из подручных средств, «Это не фильм» является продуманной историей, с мастерскими мизансценами, множеством скрытых ответвлений и четкой трехактной структурой, где в каждом из актов меняется точка зрения и роль самого Панахи.
Фильм Панахи движется по нарастающей. Все начинается с той ситуации, в которой режиссер оказался накануне его создания. В первых кадрах фильма перед включенной камерой он обсуждает по телефону со своим адвокатом шансы на успех апелляции. По словам адвоката, все дело не в юриспруденции, а в политической подоплеке, и поэтому шансы на успешный вердикт практически равны нулю. В этот момент включенная камера просто фиксирует действо, отводя самому Панахи роль наблюдаемого. Однако вскоре все в корне меняется, Панахи превращается в актера, а за камерой оказывается Моджтабе Миртахмасб, документалист и приятель режиссера. В этот момент Панахи решает обойти судебный запрет, запрещающий ему быть за камерой, а не перед ней. Он решает прочесть сценарий фильма, который так никогда и не был снят. Причем фильм, который пересказывает Панахи, также оказывается фильмом о запрете: главная героиня вопреки воле семьи мечтает учиться в художественном колледже, из-за чего родители, уехав из города, запирают ее в доме.
Для более явной демонстрации своего замысла Панахи буквально создает съемочную площадку в гостиной своего дома. Словно в триеровском «Догвилле» он делает условную разметку комнаты героини, вычерчивает с помощью клейкой ленты стены, ступеньки и кровать, а с помощью обычного стула создает окно. В этот момент камера словно подхватывает фантазию режиссера и предлагает зрителю поверить во все происходящее: представить этот дом, представить шум города за окном-стулом. Сам же Панахи читает диалоги из своего фильма, превращаясь то в девушку-героиню, то вновь возвращаясь к роли рассказчика. «Но если фильм можно просто пересказать, то зачем снимать кино?». Этот вопрос Панахи разрушает всю фантазию. И именно в этот момент и происходит единственный срыв – единственный неоднозначный момент – когда он позволяет себе особую эмоциональность. Но уже в следующее мгновение Панахи выходит из комнаты. Никакого продолжения, никаких спекуляций. Панахи вообще очень грамотно сглаживает любой намек на подобное. Так же мастерски он уходит от какого-либо высокомерия или даже самолюбования.
На протяжении большей части времени главной темой для Панахи является не его личная трагедия, а трагедия невозможности снимать. Вся политическая подоплека, как всегда в фильмах Панахи, очень деликатно скрывается на заднем фоне. О кино он говорит вслух, его же обсуждает с Моджтабе Миртахмасбом. В одном из ключевых моментов фильма Панахи, взяв в руки айфон, снимает происходящее за окном своей квартиры, а затем и своего приятеля, который в свою очередь снимает его. «Когда двум парикмахерам нечем заняться, они начинают стричь друг друга», – шутит Миртахмасб. Говоря о природе кино, о работе с непрофессиональными актерами, Панахи показывает отрывки из своих фильмов. Но и это становится крайне важным шагом – необходимым пояснением своих слов посредством кино. Или даже полным единением реальности и кино, где последнее является неизбежным продолжением первого.
При этом словно пунктиром через всю историю проходит линия с персидским Новым Годом и традиционным фестивалем огня. Мы то и дело слышим взрывы на улице, и поначалу наше воображение дорисовывает военные действия в Тегеране. Лишь позже мы узнаем о празднике. Но в этом также скрывается особая ирония – фестиваль огня считается в Иране старинной традицией, против которой выступает власть, называя ее языческой, но с которой так ничего и не может сделать [2]. В фильме Панахи это добавляет определенный элемент саспенса. Также как и случайные посетители, и настороженность молодого консьержа из третей части.
Именно в третьей части и происходит понимание, что «Это не фильм» – это больше чем кино. «Случайный» приход консьержа, собирающего мусор по этажам, побуждает Панахи взяться за камеру. Причем все это вызывает чувство настороженности. Сначала молодой человек с опаской замечает включенную камеру. Затем, в момент когда Панахи снимает его на айфон, задает вопрос: «Зачем снимать на телефон, если в доме есть настоящая камера?». И в этом сразу же видится подвох, подозрение, что этот человек, может оказаться врагом или человеком власти. На это же намекают и его продолжительные паузы в разговоре с Панахи. Здесь как раз и проявляется вся опасность затеи режиссера и вся трагедия его ситуации. Но не смотря на это, вместе со своим новым знакомым Панахи-режиссер пускается в путешествие на лифте. Все запреты больше не имеют никакого значения. В этом небольшом отрезке, проявляется все то, о чем Панахи говорил ранее: теория на наших на глазах переходит в практику, а слова становятся призывом к действию. Режиссер должен снимать, все остальное не имеет значения. И Панахи сам снимает происходящее, задавая своему спутнику многочисленные вопросы, ни на секунду не выпуская того из объектива видеокамеры. Но вместе с тем, следуя за ним, он дает тому возможность вести себя. И здесь мы в очередной раз улавливаем ту особую поэзию, нежность в отношении к своим героям и юмор, что всегда было присуще фильмам Джафара Панахи.
Таким образом, «Это не фильм» превращается в гениальное высказывание. Высказывание, выходящее за рамки политики или кино. Ведь все это и есть фильм о природе кино и том, что такое кино и режиссура. Кино, по Панахи, сегодня как никогда свободно, в отличие от режиссеров, заточенных порой в рамках системы. Кино – это прежде всего коммуникация и воображение. Кино – это свободная форма, которую можно создавать из ничего. Однако режиссер, не имеющий по какой-либо причине (арест, как в случае с Панахи, или отсутствие денег, или даже болезнь) возможности снимать кино, становится пленником. И именно в этом смысле «Это не фильм» – может быть идеальным катализатором вашего отношения к кино. Тем, чего вы ждете от фильма и тем, чем любой фильм может являться для вас: политикой, высказыванием режиссера, документальным или постановочным фильмом, обличением общества или же, не исключая ничего из вышесказанного, одним непрерывным магическим моментом, невидимой возможностью коммуникации с ним.
1 – Название фильма также отсылает к картине Рене Магритта «Это не трубка»
2 – Более подробно об особенностях съемки фильма в Каннах рассказал Моджтабе Миртахмасб: http://artsbeat.blogs.nytimes.com/2011/05/21/cannes-q-and-a-the-loneliness-of-the-banned-filmmaker/