«Власть пса» (The Power of the Dog)
Реж. Джейн Кэмпион
Великобритания, Австралия, США, Канада, Новая Зеландия, 126 мин., 2021
1
Сегодня отношение к жанру чисто анатомическое. Например, препарировать вестерн – сюжет, достойный картины «Урок анатомии доктора Тульпа». Есть авторы, которые не терпят суеты и очищают труп до костяка, отыскивая кости вестерна в самых неожиданных телах – и вот уже Жан-Мари Штрауб называет вестерном «Антигону». Иным режиссёрам невтерпёж: расчленив безмолвного «мертвеца», они начинают складывает его члены в самых странных комбинациях, навроде далианского уродца с полотна «Мягкая конструкция с варёными бобами. Предчувствие гражданской войны». Кто-то, позабыв о релятивизме истины, глаголет, что вестерн мягок и податлив (как С. Крэйг Залер, запутавшийся в петлях толстого кишечника), кто-то утверждает, что он жёсток и груб (как все те, кто снимает ремейки классических лент). Но многие просто наслаждаются, сводя ковбоев с пришельцами, снимая фетишистские поделки с Евой Грин или психоделические трипы в интерьере вестерна. Есть ли те, кто видел сухожилия вестерна, а не те, кто тянул из него жилы?
Джейн Кэмпион в своих фильмах делает невозможные вещи: то завезёт пианино в австралийскую глушь, то покажет, как генриджеймсовская героиня изучает ольфакторное пространство своего сапожка. «Власть пса» – невозможный вестерн, в котором обыденно перегоняют скот и бушуют буржуазные, непредставимые в Монтане страсти. Фильм словно бы снят на задворках вестерна: подробно показывается быт, а иконические кадры мелькают, ненадолго задерживаясь на экране. Взгляду даны сухожилия и кости – отношения между персонажами и скелет капиталистического уклада (если поскрести любой вестерн, можно увидеть паттерны капитализма); анатом-Кэмпион срезает всё мясо.
И всё же фильм доставит удовольствие тем, кто любит невозможные в вестерне вещи: съёмку с дрона, Бенедикта Камбербэтча, который на крупном плане холостит быка, ежедневную семейную рутину и отсутствие дуэлей ровно в полдень. Впрочем, и те зрители, которые хотят увидеть историю в интерьере, будут довольны, наблюдая выстывший большой дом на ранчо, женатого ранчеро-гигиениста и его грубого брата, зависть и ревность, заснеженные горы, тёплые кадры, снятые при свечном освещении. И немного вестерна, вялого как перерезанное ахиллово сухожилие.
Алексей Тютькин
2
«Это история о ранчо. Здесь никто не носит при себе оружие. События происходят на закате мифологии, и пастухи работают там, потому что им по душе ковбои старых добрых времён: они шьют себе одежду на заказ, одеваются как ковбои, и этим как бы цитируют их». Авторам не всегда стоит доверять, и всё же говоря так, Кэмпион совершенно права. «Власть пса» – фильм о тоскливой жизни на руинах нарратива, среди декораций жанра. Перед нами музей, где величественные пейзажи оказываются – даже чаще, чем в классических вестернах – обрамлены дверными и оконными проёмами, подразумевая уже не возможность выхода за пределы экрана, но законченные картины. На их фоне скорее произойдёт чинный пикник, или обмен рассказами о душевных травмах, или сеанс самозабвенной мастурбации – но никак не погоня.
Единственный настоящий герой вестерна в фильме Кэмпион – покойный Бронко Генри, увековеченный в алтаре и многочисленных историях, которые пересказывают друг другу мужчины, раздавленные грузом воображаемой маскулинности. Не важно, пытаются ли они её имитировать, как Бенедикт Камбербэтч (в любой картине остающийся прежде всего самим собой – лицедеем), или забыть, как Джесси Племонс в роли его степенного брата. Впрочем, и сам великий Джон Уэйн был в жизни масоном, никогда не служил в армии и не участвовал в перестрелках, а в сундучке его двойника из «Власти пса» – Бронко – хранятся журналы с атлетами, вызывающе играющими мышцами. Ковбои не обязательно те, кем кажутся, и если главным испытанием на принадлежность к «старожилам» фронтира выступает способность разглядеть лающую собаку в абрисах горной гряды, то спартанское воспитание, кожаные сапоги и умение плести верёвки теряют всякое значение. «Маленький лорд Фаунтлерой», крутящий обруч, когда другой бы полез в драку, преуспевает там, где терпят поражение эрзац-ковбои, прилежно зазубрившие предания о «лихом племени» своих предшественников.
Аккуратный городок, тучные стада и погружённые в дымку горы практически стерильны, но под гладкой, бархатистой кожей коров, кроликов и людей скрывается кровавое мясо. Вестерн покинул эти ландшафты, но жестокость никуда не исчезла. То, что в начале выглядело «Смертью в Венеции» на американский манер, становится фильмом об убийстве – и человека, и жанра. Стерильный мир, как никакой другой, подвержен сепсису. Вопрос лишь в том, что при этом считать убийственным ядом – цепляющиеся за жизнь остатки устаревшей мужественности или желание буржуазной идиллии?
Максим Карпицкий
