В 1963 году французский режиссёр Жан-Даниель Полле снял среднеметражный фильм «Средиземноморье» – образец нового подхода к монтажу, который анализировали в «Кайе дю Синема» Жан Нарбони, Сильви Пьер и Жак Риветт, а Жан-Люк Годар цитировал в «Фильме Социализме». Важную роль в фильме Полле играло взаимодействие визуального и аудиального пространств. Закадровый текст к «Средиземноморью» написал редактор авангардного журнала Tel Quel, писатель Филипп Соллерс, каким-то чудом предугадав ещё в начале 1960-х, что волны схлынут и останется пустыня. В качестве затакта к номеру Cineticle публикует стихотворение в прозе Соллерса в переводе Марии БЛИНКИНОЙ-МЕЛЬНИК и Алексея ТЮТЬКИНА.
Неизвестное воспоминание упорно стремится к эпохам, всё более и более далёким.
Ощущение древности нарастает.
Многие страны притворились уснувшими.
И кажется, что всё неизменно регулируется извне.
Мощь внутреннего и поток памяти постоянно расширяются.
Кажется, что можно снова отыскать, охватить во мраке
место из иных времён.
Мы там сейчас – и мы идём.
Ночь…
и нарастающая слепота.
Неужели мы должны войти именно сюда?
Неужели мы жили здесь, сами того не ведая?
В этом ли месте нам нравилось прятаться
и останавливаться?
Всё исчезает за горизонтом… и всё – рядом. Всё не даёт покоя.
Очищающий сон,
область переходов и удвоений,
а также вещей, видимых не зрением.
Но всё же вернёмся по ту сторону занавеса,
куда всё ещё запрещено входить, –
наполняется копилка воспоминаний, однообразных, древних.
Между тем, нам известно,
что это зрелище приходит не извне.
Всё должно изменить свою размерность:
самый мелкий объект в ином месте
окажется огромным, наибольшим.
И так продолжается
на протяжении тысяч лет –
и мы в этом театре многих тысячелетий.
Мы внутри этой работы тысячелетий:
непрерывно, одна за другой,
снова собираются фигуры.
И они вновь будут в игре –
эти или другие, так же или иначе.
В то время как высоко-высоко, за пределами игры,
кажется, что глубокое молчание указывает на север.
Ничто не скрыто – конечно же –
в этом глухом скольжении.
Но что если за нами следили
и шаг за шагом вели нас вслепую
сквозь каждое наше первое ошибочное впечатление?
Что если за нами наблюдал не одинокий свидетель,
а целая невидимая толпа?
Как если бы в то же самое время, где-то,
в каком-то невообразимом другом месте
кто-то бесстрастно принялся бы вас заменять.
Если роли были бы распределены по-другому.
Ничто не скрыто в этом скольжении
подчёркнуто приглушённой белизны.
Всякая поверхность здесь
становится прозрачной,
открывая неожиданные, давно забытые картины,
которые молча вернуло нам это белое море.
Изображения вернулись
и неспешно собрались вместе,
вкладываясь друг в друга в тишине.
Как если бы кто-то, где-то попытался спокойно занять наше место.
Ничто не скрыто в этом глухом скольжении
надвигающегося прилива.
Фигуры собираются снова,
их снова вовлекут в игру,
другие или те же самые,
так же или иначе.
В этом колебании, на этой черте,
нас ждёт ещё одно слепое указание на то, что самый мелкий объект может оказаться наибольшим.
Что точка зрения может быть
выбрана произвольно.
Изображения вернулись
и неспешно собрались вместе,
вкладываясь друг в друга в тишине.
Привычная уверенность,
знакомое отвлечение.
Монотонное накопление памяти продолжается.
Но если бы за нами наблюдали, настало бы молчание.
Это, скорее, подразумевает
своего рода невысказанную речь,
остановленную, усыплённую в преддверии слова,
не способную пересечь поле, на котором завязла.
Запертые слова, балансирующие на поверхности.
На глазах у спокойной невидимой толпы.
Боль разливается в пейзаже,
который мы проходим, не в силах достичь.
На глазах у спокойной невидимой толпы.
Шаг за шагом, вслепую,
нас проводят сквозь каждое наше первое ошибочное впечатление.
Боль разливается в пейзаже, который мы проходим, не в силах достичь.
Соответствие становится ближе и стремительнее.
Нейтральные элементы, сотканные и связанные
с крайней решительностью, сливаются в единый аккорд, глухой и раздражённый.
И сейчас они всё чаще заменяются ясным и уверенным движением.
Направление ведёт за кулисы,
куда всё ещё запрещено входить –
в ожидании соединения, окончательного соприкосновения.
Теперь уже ничто не говорит.
Вопреки всем ожиданиям,
мы наблюдаем непреодолимый прилив:
начавшись дальше, чем прежде,
движение отделяется от самого себя,
и само теперь определяет расстояния и роли,
включая свою собственную, неустанную.
Сегодня, в прошлом, когда угодно.
В то время как ясность, слепящее пробуждение
переполняет и охватывает всё, мы оказываемся в тишине.
Мы подобны точке, которая, всё более удаляясь,
постепенно теряется.
Оригинал: Méditerranée. Le texte de Philippe Sollers (1963)
Перевод с французского: Мария Блинкина-Мельник, Алексей Тютькин