В 1945 году французский поэт Жак Превер пишет стихотворение, которому суждено стать международным шлягером под названием «Опавшие листья». В 2007 году российский поэт Григорий Дашевский пишет вольный перевод преверовского стихотворения, в котором вдруг ниоткуда появляется слово «сабля», отсутствующее в оригинале. В 2023 году финский режиссёр Аки Каурисмяки снимает фильм «Опавшие листья», где эта самая сабля наконец обретает визуальный образ. Александр БЕЛЯЕВ и Яна ЯНПОЛЬСКАЯ исследуют маршрут бродячего мотива самой известной осенней поэмы и его разноязычные преломления.
Речь пойдёт о том стихотворении Григория Дашевского, которое датируется «май 2007». Оно идёт третьим с конца в обоих сборниках поэта (один своим составом в точности дублирует другой), вышедших посмертно (в 2015 и в 2024 годах [1]). Вот эти стихи:
* * *
Баяна стон блестит как сабля
Дышала ты дышали мы
Летала замирала сабля
Дыханье ты дыханье мы
Только пресеклись и ды и ханье
И ханье пресеклось и ды
В непрекословящих гортанях
У рассеченыя четы
Этому стихотворению предпослан эпиграф на французском:
C’est une chanson qui nous ressemble
Toi tu m’aimais, et je t’aimais
Две строки из мирового шлягера Les feuilles mortes, известного главным образом в исполнении Ива Монтана. На ту же мелодию существует не менее знаменитый англоязычный вариант под названием Autumn leaves, который исполняло множество известнейших музыкантов, в том числе Фрэнк Синатра, Нэт Кинг Коул, Эрик Клэптон.
Если не учитывать пресловутые «смысл и роль» эпиграфа и рассматривать стихотворение, так сказать, «по модулю», то оно производит довольно странное впечатление: экспериментальное, комичное, нарочитое, манерное. Что-то напоминает Целана по характеру разрывов лексики, впрочем, у позднего Дашевского это не редкость (ср. с: «Сияние ли / сияние ца…», с. 135 из сборника 2024). Если же воспользоваться эпиграфом как ключом, то всё не то чтобы становится на свои места, однако возникают новые и неожиданные эффекты.
Итак, учтём: перед нами, во-первых, не просто авторское стихотворение, а перевод, а во-вторых – перевод известнейшего шлягера с мировой ротацией, то есть не собственно поэтический эксперимент, но эксперимент, отталкивающийся от перевода текста популярной песни.
Учтём также некий «блюзовый стандарт» шлягера и его шлягерности: печально-минорно-меланхолический тон оригинала, лиричность, понятность, задушевность, проникновенность, то, что гарантированно «берёт за душу» – таковы жанровые признаки и характеристики популярного оригинала, будь то англоязычного, будь то франкоязычного. Что же делает с этой «попсой» Дашевский?
Первая строка кажется шуткой, шоком, чуть не издевательством над делом перевода как таковым. Очевидно, в этой строке осуществляется намерение передать французскую фонетику, намекнуть на неё. (Но отсюда же с неизбежностью и возникает весь комизм: рифма-созвучие «сабля-ансамбля», смешная сама по себе, не может не вызвать в памяти анекдот, который наверняка был известен Дашевскому [2].)
Боян (пой, Бояне!), такой же символический, как и обобщённый «кобзон / ив монтан» (см. примечание выше), отсылает не только к дискурсу блогосферы (определение, которое даёт Гугл: «баян / боян»: повторная публикация шутки или информации), но и, разумеется, к французскому шансону, Елисейским полям, Эдит Пиаф, Мирей Матьё и пр. «рьядорьян». Абсурдный по своей семантике характер первой строки, скорее всего, исключает резонный вопрос: «А почему, собственно, “баяна стон блестит как сабля”? Что это значит?», коль скоро мы решили, что первая строка ценна не семантикой, а фонетикой, то есть, рифмовкой и созвучием с французскими лексемами: «стон – chanson», сабля – ressemble. Но далее мы буквально видим, как и чем оправдывается, во что превращается эта с виду комическая сабля. Она буквально рассекает дыханье пополам (на «ды» и на «ханье») и тем самым его пресекает, обрывает, уничтожает. Рассечение лексики приводит к разрыву парности в финале текста: «рассеченныя четы». Была парность и совместность, была чета, были двое, но перестали, прекратились, оказались рас_сечены.
Что это за сабля рассекла чету на самом деле? Сабля войны, разумеется, как в «Сказке сказок» Норштейна. В русскоязычном тексте (переводе) Дашевского на это никаких намёков не содержится, равно как и в английском, зато французский текст в этом смысле нам кое-что приоткрывает.
Кадр из фильма Юрия Норштейна «Сказка сказок»
«Опавшие…», а точнее, «Мёртвые…» листья (Les feuilles mortes) – стихотворение, написанное Жаком Превером в 1945-м году, переведённое на множество языков и исполненное в десятке разных жанров. Каждый из нас не раз слышал эту песню на одном из языков, однако оригинал может показаться весьма свежим и полностью не переведенным:
Oh, je voudais tant que tu te souviennes
Des jours heureux où nous étions amis
En ce temps-là la vie était plus belle
Et le soleil plus brûlant qu’aujourd’hui
Les feuilles mortes se ramassent à la pelle
Tu vois, je n’ai pas oublié
Les feuilles mortes se ramassent à la pelle
Les souvenirs et les regrets aussi
Et le vent du Nord les emporte,
Dans la nuit froide de l’oubli
Tu vois je n’ai pas oublié,
La chanson que tu me chantais
Les feuilles mortes se ramassent à la pelle
Les souvenirs et les regrets aussi,
Mais mon amour silencieux et fidèle
Sourit toujours et remercie la vie
Je t’aimais tant, tu étais si jolie,
Comment veux-tu que je t’oublie?
En ce temps-là la vie était plus belle
Et le soleil plus brûlant qu’aujourd’hui
Tu étais ma plus douce amie
Mais je n’ai que faire des regrets
Et la chanson que tu chantais,
Toujours, toujours je l’entendrai
C’est une chanson qui nous ressemble,
Toi tu m’aimais, moi je t’aimais
Et nous vivions, tous deux ensemble,
Toi qui m’aimais, moi qui t’aimais
Mais la vie sépare ceux qui s’aiment,
Tout doucement, sans faire de bruit
Et la mer efface sur le sable
Les pas des amants désunis
Причина этой свежести в том, что всемирно известной и бесконечно воспроизводимой стала только последняя строфа, приводимая Дашевским, (именно её, собственно, и поёт Ив Монтан в первом исполнении, а всё, что ей предшествует, он мелодично проговаривает).
Фрагмент фильма «Париж всегда Париж» Лучано Эммера: Ив Монтан исполняет «Мёртвые листья» (последняя строфа)
В 1947-м американский поэт-песенник Джонни Мерснер переводит «Мёртвые листья» как «Осенние листья». Связь с преверовским оригиналом прослеживается с трудом: строфы являются далекой вариацией одного лишь последнего куплета:
The falling leaves
Drift by the window
The autumn leaves
Of red and gold
I see your lips
The summer kisses
The sunburned hands
I used to hold
Since you went away
The days grow long
And soon I’ll hear
Old winter’s song
But I miss you most of all
My darling
When autumn leaves
Start to fall
Что в целом можно было бы перевести как:
Осенний лист кружит за шторой.
Осенний лист, мой золотой.
Губы твои вижу, как прежде,
словно ты снова со мной.
Я разлучён с тою, с которой
песни зимы слушать теплей.
Осенний лист кружит за шторой,
а та, что ушла – все мысли о ней.
И т.д.
Среди советских исполнений ближе других к оригиналу Превера подводит известная версия Самуила Болотина и Татьяны Сикорской:
О, как хочу я, чтобы вспомнила ты
Счастье навеки исчезнувших дней!
Ярче для нас расцветали цветы
Солнца лучи согревали сильней.
Мёртвые листья легли на порог,
Забыть ничего я не смог.
Помню и ласку, и каждый упрёк.
Смех твой и слёзы я в сердце сберёг.
Уносит их ветер забвенья
В осеннюю тёмную ночь.
Один я пою в тишине
Песнь любви, что пела ты мне.
Когда в одно сердце сливались
И ты была моею судьбой,
Тогда весной дни нам казались
Я был любим, я был с тобой.
Но нас жизни вихрь разлучает,
И я брожу один в тоске.
И безжалостно волна стирает
Влюблённых следы на песке.
Мёртвые листья легли на порог,
Всё застилает их тихий покров.
Но я забыть своё счастье не мог
В шуме холодных осенних ветров,
Как же ты хочешь, чтоб я позабыл
Твой образ прекрасный, живой,
Столько любви, столько радостных сил,
В сердце лежит пожелтевшей листвой.
В часы сожалений напрасных
Я слёзы невольные лью,
Но где бы я ни был, мой друг,
Я слышу песню твою.
Кадр из фильма Марселя Карне «Врата ночи»
Сценарий к фильму Марселя Карне «Врата ночи», написанный самим Жаком Превером, в известном смысле «экранизировал» поэму о Мёртвых листьях, впервые в нем звучащую. Песня / поэма похожа на судьбу главных героев (с’est une chanson qui nous ressemble), и этот рефрен «рессамбль» созвучен и смерти, рассекшей, как саблей, их только было «устаканившуюся» связь.
У преверовской послевоенной Песни Мёртвых Листьев много копий, но есть и оригинал-предшественник (наверняка, в свою очередь, не оригинальный) – «Осенняя песня» Поля Верлена из сборника «Сатурнианские поэмы» (1867):
Les sanglots longs
Des violons
De l’automne
Blessent mon coeur
D’une langueur
Monotone.
Tout suffocant
Et blême, quand
Sonne l’heure,
Je me souviens
Des jours anciens
Et je pleure
Et je m’en vais
Au vent mauvais
Qui m’emporte
Deçà, delà,
Pareil à la
Feuille morte.
Здесь и «мёртвый лист», и уносящий «нехороший ветер», и воспоминания о «былых днях», и даже «стон виолончели» – ну почти «баяна стон» (Дашевский); даже «сабля» отчасти созвучна струнному «возрыданию» [3]. «Осенняя песнь» также существует более чем в десяти известных переводах на русский язык. В пер. Ф. К. Сологуба [4]:
О, струнный звон,
Осенний стон,
Томный, скучный.
В душе больной
Напев ночной
Однозвучный.
Туманный сон
Былых времён
Ночь хоронит.
Томлюсь в слезах,
О ясных днях
Память стонет.
Душой с тобой,
О, ветер злой,
Я, усталый.
Мои мечты
Уносишь ты,
Лист увялый.
Сологубовский перевод «Осенней песни» Верлена легко можно принять за очередную версию перевода припева «Мёртвых листьев» Жака Превера. Во всяком случае, исполнить его на мотив все того же джазового стандарта так и хочется.
И все же парадоксальным образом возмутительно вольный перевод «Мёртвых листьев» Дашевского точнее всех других: он в сжатой капле воспроизводит всё стихотворение, как его «речитативную» малоизвестную, так и всенародно употребимую куплетную части. «У рассеченныя четы» (Дашевский) чревато разными рассечениями, и все они есть у Превера:
я/ты, бывшие друзьями (nous étions amis) в «те счастливые дни»
я/ты, ставшие [разделёнными] любовниками; я/ты до войны, любви, смерти, черты поперёк четы, до [о]падения мёртвых, как листьев
я/ты после войны (1945), любви, смерти, черты
я/ты «незабываемые»
я/ты, «чей след стёрт на песке».
Советские переводы и исполнители, в отличие от Превера и Монтана, сводили «разделённую чету» к незабвенности былой неразделённости: обе части композиции, неслучайно по-разному артикулируемые Превером и Монтаном в фильме, в большинстве случаев и переводятся, и исполняются в одной тональности. Англоязычная судьба шлягера, напротив, отсекла всю первую, «незабвенную», часть и развивала вариации одного только припева начиная с «Песня напомнила мне нас с тобою, Тебя любил, и я был любим…» («C’est une chanson qui nous ressemble / Toi tu m’aimais, moi je t’aimais…»), сочтя, видимо, что дробь таким образом можно и сократить.
Кадр из фильма Аки Каурисмяки «Опавшие листья»
Особый случай «экранизации» Мёртвых Осенних листьев – «Опавшие листья» Аки Каурисмяки (Kuolleet lehdet, 2023). Из книги Плаховых [5] мы знаем, что он как раз всегда призывал к сокращению любых дробей в сценарии, однако в этот раз так не случилось. Каурисмяки воспроизводит обе составляющие преверовской композиции, и хотя в фильме звучат вариации англоязычной редуцированной версии, преверовский мотив задаёт и название его картины, и музыкальный ряд.
Герои Каурисмяки, Анса и Холаппа, в рамках фильма продолжают идти рядом, не доходя до черты «рассечения четы». Хотя война идёт ноздря в ноздрю с их ходом действий, а главный герой всё же переходит черту где-то за кадром и якобы попадает под поезд (судя по всему, этот поезд прибыл прямиком из того самого фильма Карне, где Ив Монтан впервые спел «Мертвые листья»). Выпадение из незабвенного «дружества» либо далеко впереди, либо в целом обойдено окольным путем. Война движется рядом, как поезд, но не превращает героя в летящую кружащую на осеннем ветру похоронку из «Сказки сказок» Норштейна, столь созвучной работе Каурисмяки.
Кто-то спешит сказать, что мир «Опавших листьев» архаичен: актуальность там включается кнопочкой радионовостей. Но, присмотревшись, нельзя не заметить, что костюмы и «практическое прошлое» (Х. Уайт) – кинотеатры, кухни, шторы, двери, портативные телефоны – всё же меняются легкими рывками. Из больницы героя встречает уже другая Анса, перескочившая причёской, обувью и плащом примерно из начала 1960-х в начало 1980-х. Скачок самого Холаппы решается честно и чисто механически («Рабочий не меняется» – тысячу раз прав Каурисмяки!): предоставлением чужой одежды. Он человек вне истории, он принадлежит истории Рабочего, но всё же отпадает от её неподвижного вечного настоящего. Пока Каурисмяки смог лишь нарядить своего вечного героя в другое тело, покалечив не до смерти переходом через ж/д путь истории, чуть задев саблей осеннюю песнь.
* * *
Баяна стон блестит как сабля
Дышала ты дышали мы
Летала замирала сабля
Дыханье ты дыханье мы
Только пресеклись и ды и ханье
И ханье пресеклось и ды
В непрекословящих гортанях
У рассеченыя четы
Заглавная и заключительные фотографии Григория Дашевского (август 2011 года) авторства И. Мушинского, публикуются с разрешения автора
Примечания:
[1] Григорий Дашевский. Стихотворения и переводы. – М.: Новое издательство, 2015. – 160 с.Григорий Дашевский. «Скажи мне нет, скажи мне да»: стихотворения и переводы. – СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2024. – 160 с. [Назад]
[2] Выходит конферансье на сцену и объявляет: «Выступает Иосиф Кобзон, без ансамбля; сам бля; один бля». (см. сайт «анекдот.ру»). Кобзон ценен в данном контексте своей амбивалентной ролью. С одной стороны, это «отечественная рифма» на мировой сцене: «наш ответ Иву Монтану», но, с другой стороны, что такое перевод, как не ответ? Далее, в поэтическом отношении Кобзон (вернее, «кобзон» как обобщённое, нарицательное, маркирующее всё то, что…) – это антипод того, чему отдавал предпочтение и чем занимался Дашевский. С третьей стороны, Кобзон по-своему удовлетворяет требованию позднего Дашевского: он – фигура на свету, кумир миллионов, его творчество во многом было синонимом эпохи, по крайней мере, её существенной составляющей. [Назад]
[3] Интересно, что в другой поэме П. Верлена, также ставшей известнейшим романсом, «Dans l’interminable …» (из сборника 1874 года «Романсы без слов»), есть строчка фонетически почти что совпадающая с «блестит как сабля» Г. Д. Речь там скорее о «зимнем бескрайнем», в котором «La neige incertaine/Luit comme du sable», что можно перевести как «Искрится песком робкий снег». Авторы благодарят Игоря Булатовского за указание на это созвучие. [Назад]
[4] Книжная публикация – «Поль Верлен. Стихи, избранные и переведённые Фёдором Сологубом», 1908. (Второе название того же издания: «Фёдор Сологуб. Стихи. Книга седьмая. Переводы из Поля Верлена»). [Назад]
[5] Плахов А., Плахова Е. Аки Каурисмяки. Последний романтик. – М.: Новое лит.обозрение (НЛО), 2006. – 287 с. [Назад]
Александр Беляев, Яна Янпольская