Меридианы Тихого: «Незнакомец у озера» Алена Гироди

 

Фильм «Незнакомец у озера» Алена Гироди стал одним из главных событий последнего Каннского кинофестиваля, получив там приз за лучшую режиссуру программы «Особый взгляд». Премьера фильма на постсоветском пространстве состоялась накануне во Владивостоке, где его посмотрел Станислав БИТЮЦКИЙ.

 

Незнакомец у озера (L’inconnu du lac)

Реж. Ален Гироди

Франция, 97 мин., 2013 год

Оливье Пер был прав: «Незнакомец у озера» – самый зрелый фильм режиссера Алена Гироди. Раньше его картины могли удивлять, провоцировать или восхищать (среди их поклонников, к примеру, значатся Жан-Люк Годар и Люк Мулле), но они все равно оставались эклектичными и даже барочными по режиссерскому стилю. «Незнакомец у озера» – это уже фильм Мастера. Здесь нет ничего лишнего: каждая монтажная склейка выверена до миллиметра, каждый кадр кажется снятым единственным верным способом. При этом, что поразительно, «Незнакомец у озера», не смотря на большое количество обнаженных тел и несколько порнографических сцен, – еще и самый сдержанный и лиричный фильм режиссера.

Ключевыми темами для Гироди всегда были создание некой закрытой модели общества и сексуальная привязанность как основной вид отношений. В «Незнакомце у озера» все это доводится до предела. Пространство, показанное в фильме – это утопический мир со своими четкими границами и законами. Гироди рисует общество, в котором изначально нет классовых различий, государственных институций, но которое все равно умудряется существовать в полной гармонии и порядке. Это практически маоистская мечта, с одним большим «но» – причина подобного порядка – четко регламентируемые отношения, которые сводятся исключительно к сексу. Это негласное правило нарушает главный герой Фрэнк, пытающийся завязать дружбу и любовь. Для этого он выбирает двух разных людей – Анри, толстяка,  сидящего на пляже в стороне ото всех, и Мишеля, местного мачо. Но если дружба, в конечном счете, оказывается уместной в этом мире, то любовь – фактически разрушает возможность его существования.

Так за исследованием общества, оказывается история об отношениях, вдохновленная Жаном Жене и Фассбиндером, а за камерным фильмом – большая человеческая трагедия. Тут уже на смену классицизму то и дело приходит барочность, и Гироди, рассуждая о смерти и любви, сравнивает расставание с убийством, и кажется, подвергает критике модель отношений, свойственную (гей-)сообществу. Причем, подобная критика впервые звучит из уст человека со стороны – инспектора, приехавшего расследовать убийство на озере. В этом образе неожиданно прорисовываются и библейские отсылки, не особо свойственные предыдущим работам Гироди. Следователь здесь напоминает едва ли не самого Господа Бога, спустившегося на землю судить созданного им человека. В этом смысле все показанное в фильме можно интерпретировать еще и как аллегорический рай, где первым пороком оказывается желание любви. Правокационность этого сравнения как раз и отсылает нас к Жану Жене.

Вместе с тем, Гироди называя свои предыдущие работы ученическими, признавался, что хотел сделать «Незнакомца у озера» более классическим фильмом. Это касается не только содержания, но и формы. Подобно продуманной геометрии пространства, Гироди таким же тщательным образом работает с построением кадра. Камера в фильме, к примеру, движется по одним четко заданным линиям, перемещение персонажей напоминает хореографию (вспоминаем «Красивую работу» Клер Дени), а любое событие, происходящее с героями, тут же приводит к изменению пространства и заполняющих его людей. В то же время, природа с ее звуковой палитрой играет во всей истории одну из ключевых ролей, где шум ветра приравнивается к закадровому голосу, комментирующему все события. А любое изображение озера или леса напоминает картины импрессионистов.

Одним из ключевых же аспектов в «Незнакомце у озера» для Гироди оказывается вопрос смотрящего. За последние годы это, наверное, самый важный пример подобного в кино. И это не является голым методом, а полностью обосновано и служит самому повествованию, являющемуся одновременно камерной историей и поэтической притчей. Юкио Мисима однажды написал о Жане Жене: «Гармоничное сочетание любви и ясности сознания возможно лишь в искусстве. Поэтому последовательный материализм Жене невольно становится своеобразной мистикой. Его описания природы соперничают с лучшими достижениями литературы ХХ века… эти живописные полотна Жене возвращают нам первозданную языческую красоту мира». Все это можно было бы сказать и о «Незнакомце у озера».