Во Владивостоке прошел один из главных синефильских кинофестивалей на постсоветском пространстве. О ключевых фильмах смотра рассказывает Вячеслав ЧЕРНЫЙ.
Клад | Кладбище великолепия | Ассасин | Проект века | Брат Дэян
Выжженная равнина | Белые ночи на причале
Железное министерство | Объятия змеи | Наша младшая сестра
Реж. Корнелиу Порумбойю
Румыния, Франция, 89 мин., 2015 год
«Клад» – это история Кости и Андриана, двух не очень состоятельных жителей Бухареста. Они бросили все свои силы на поиск сокровищ, которые закопаны в саду деревенского домика родителей Андриана. Вопреки короткому синопсису, фильм не относится к приключенческому жанру. «Клад» – скорее традиционный для Корнелиу Порумбуйо минималистический рассказ о состоянии дел в родной стране, в рамках которого режиссер попытался вывести образ «нового» человека, рожденного в условиях рухнувшего режима Чаушеску.
На этот раз авторская конструкция более иронична и построена на ярчайшем контрасте: герои никогда не улыбаются, предельно серьезны в своих намерениях, но все равно оказываются в акцентированно комичной ситуации. Происходит своеобразная жанровая игра – немного в комедию, немного в вестерн. Намеренное разрушение саспенса, заметное еще в ленте «Полицейский, имя прилагательное», в последней работе Порумбуйо прослеживается гораздо четче. Как итог, возникает уже новый, особенный вид напряжения, свойственный исключительно почерку румына — напряжение обыденности. Поначалу мы просто не верим в возможность героев найти сокровище и с легкой ухмылкой наблюдаем за однообразными потугами Кости и Адриана выбрать идеальное место для старта раскопок. Каково же наше удивление, когда клад в виде пачки старых акций концерна «БМВ» все же явлен на свет. Интерес к предприятию двух неудачников вспыхивает с новой силой, воронка сюжета затягивает зрителя окончательно.
В своих интервью для журнала Cinema Scope режиссер настаивал на идее фрагментарности румынской истории, на плюрализме в трактовке ее фактов и уроков. Эта мысль становится одним из центральных смысловых пластов нынешней работы. Как пример можно привести небольшую сценарную виньетку: жена Кости утверждает, что гипотетически найденный клад непременно станет приветом из эпохи революций середины XIX века, в то время как Адриан уверяет, что клад, скорее всего, был закопан во времена Второй мировой. Здесь необходимо понимать, что Порумбуйо пытается показать историческую связь между «сейчас» и «тогда» – между разными поколениями – как необходимую данность, при этом тонко улавливая рефлексию персонажей, пусть и замаскированную под сатиру. Поведение героев в ситуации обладания символическим (но в тоже время реальным) артефактом прошлого – и есть самое важное в картине. Для Адриана – это всего лишь деньги, пусть и неожиданно огромные, для Кости – уже нечто большее. [наверх]
Кладбище великолепия (Rakti Khon Kaen)
Реж. Апичатпонг Вирасетакул
Таиланд, Великобритания, Франция, 122 мин., 2015 год
«Кладбище великолепия» – формально самое стройное произведение Апичатпонга Вирасетакула, считающегося главным арт-режиссером нулевых. В нем он аккумулирует страхи, грехи из прошлого своей страны, навязчивые идеи жителей и собственные воспоминания. «Политическое» здесь звучит более выраженно, персонажи имеют подробную историю, кинопространство кажется еще более герметичным. В «Кладбище» также присутствуют все неотъемлемые составляющие стиля Апичатпонга: призраки спокойно соседствуют с живыми, телепатия и гипноз разлиты в воздухе, а возможность ненароком окунуться в бесконечный сон воспринимается как данность. Утонченная красота изображения наполняется вдумчивым содержанием, а главным образным стержнем становится сон. Так, после игр с нарративом в своих предыдущих лентах, в «Кладбище великолепия» режиссер подбирается вплотную к еще одной важной материи. Территория сна связывает воедино внутреннее и внешнее – сознание людей и дух земли. А кошмары, как и яркие грезы, оказываются важной необходимостью для существования человека.
Вирасетакул с необыкновенной силой заставляет зрителя почувствовать сияние великолепия среди кладбищенских руин, соединяя беспечность и тревогу в идеальных пропорциях. Летаргическое беспамятство не вечно. Когда-нибудь ты вспомнишь все и будешь стоически, с широко открытыми глазами, взирать на зарождение нового настоящего — под прилипчивый мотив незамысловатой песенки, звенящей в момент пробуждения. И все же «Кладбищу великолепия» не хватает красоты иного рода – красоты несовершенства. После просмотра тебя не оставляет чувство, как если бы ты прожил много лет с одной девушкой, многое о ней узнал, и в конце концов она стала бы чем-то неотделимым от тебя самого — вот только чувство неуютного тремора при этом ушло бы безвозвратно. Боюсь, нечто подобное произошло и в отношении нашего любимого Джо. [наверх]
Реж. Хоу Сяосянь
Тайвань, Китай, Франция, 107 мин., 2015 год
Предельно продуманная в деталях киноревизия традиционного жанра «уся» от тайваньского классика. Произведение построено на фигурах умолчания, паузах, тишине и гипнотических движениях персонажей. Формальные атрибуты жанра здесь претерпевают развоплощение, осознанно затираются: кровь уже не кровь, месть – не месть, а главная героиня может надолго пропадать и из кадра, и из нарративного потока. Многое, действительно, преподносится не вербально: зрители, как и персонажи фильма, все самое важное осознают и принимают на интуитивном уровне. Чувствовать себя заложником устоявшегося порядка вещей и предначертанной судьбы, но иметь возможность самостоятельного выбора «не-убийства», пусть и в один конкретно взятый момент – центральный лейтмотив картины, который цепляет своей универсальностью. Путь не-насилия, становящийся хоть и небольшой, но все же частью исторического и личного пространства-времени — сложнейший путь. Между человеком и ассасином, как вечным убийцей, прошлым и будущим, любовью и холодной смертью все же существуют выраженная граница. И если тебе предоставлен шанс прощения, почему бы им не воспользоваться. В интервью журналу Film Comment Сяосянь отмечал, что такое переосмысление жанра обрело для него личное, хонтологическое звучание. Длительная и тяжелая работа над картиной позволила окунуться в воспоминания о юных годах, отрефлексировать свои предыдущие работы. Почти совершенный «Ассасин» – это плотная синефильская субстанция из красного цвета, барабанного боя, величественных гор, обремененных сомнениями людей и одного важнейшего решения. [наверх]
Проект века (La obra del siglo)
Реж. Карлос Мучадо Куинтела
Куба, Аргентина, 100 мин., 2015 год
Полнометражный дебют кубинца Карлоса Куинтелы уже успел отметиться на международной сцене в текущем году, получив один из трех главных призов кинофестиваля в Роттердаме. Черно-белая история умирающего городка, рядом с которым в середине 80-х строилась первая на Кубе атомная электростанция под финансовым патронажем Советского Союза, органично вписалась в поток «новой волны» латиноамериканского кино. Фильм Куинтелы рассказывает нам о трех мужчинах из разных поколений одной семьи, живущих в условиях процесса постепенного умирания. Все они были бесцеремонно выброшены на заплёванный, отсыревший стол исторического ничто, где им пришлось приспосабливаться к условиям бытия в декорациях пост-апокалипсиса – при отсутствии, собственно, самого апокалипсиса. Союз рухнул, вместе с ним рухнула и их обыденная жизнь. С потолка полуразрушенных квартир льется мутная вода, всюду кишат малярийные комары, но надежда вырваться за пределы заданной, болезненной пустоты по-прежнему теплится у наших героев. У них есть аквариум с маленькой золотой рыбкой, которая все никак не издохнет, несмотря на ужасные условия содержания. То же и с самими персонажами — они пойманы в садок отчуждения и бессилия, но еще дышат. Метафора, конечно, спорная и даже немного вызывающая, но действующая безотказно.
Рассказ о тяжелой жизни горожан в реальном времени перемежается вставками из телевизионных программ периода строительства станции, благоговейно обещающих светлое будущее. Куинтела обращается к такой структуре намеренно, для более точной передачи пост-коммунистического опустошения и ощущения разрыва времен. Сам автор отмечал, что на стадии финального монтажа пришлось отказаться от ряда сцен и сократить уже отобранные, объясняя это техническими трудностями, связанными с первым опытом в большом кино. И правда, весь «Проект века» – это долгожданное, страстное произведение, которое не лишено дебютных огрехов, а в определённых местах страдает излишне прямолинейным символизмом. Но в чем кубинцу точно не откажешь, так это в ностальгическом настроении, пронизывающем фильм, и вере в спасение от одиночества и заброшенности. [наверх]
Реж. Бакур Бакурадзе
Россия, 113 мин., 2015 год
Человек внутри молчаливого ландшафта, социального и географического — основная тема первых двух лент Бакурадзе. В нынешней, медитативно-приглушенной, работе автор несколько расширяет собственную тематику, вплетая в фильм политические мотивы. Главный герой картины, беглый генерал-преступник Дэян Станич (Марко Николич), предстает не кровавым палачом, а обычным человеком, желающим достойно провести свои последние дни. Прошлого не изменить, ни для него самого, ни для его жертв. Остается лишь принять настоящее. Кровь умерших покоится в глубинах холодного пейзажа, герой же обречен блуждать в одиночестве по не остывшей поверхности восточноевропейских холмов. Режиссер демонстративно не осуждает и не оправдывает Дэяна, предоставляя зрителю шанс нащупать внутри этого образа определенное гуманистическое ядро – нечто, априори отсекающее праведную месть от истинного прощения и смирения.
Находясь внутри вселенной Бакурадзе, мы соприкасаемся с репрезентацией базисных частиц, из которых состоят все люди, а не только старик Станич: любви к детям, жене, родной земле, бренности уставшего тела, наконец. Какой толк в суде обезличенных институций, если все уже позади. Политика сделала очередной виток, человек остался прежним. Новые идеалы – новая жизнь с грузом старых грехов, только и всего.
И пусть повествовательная и визуальная составляющие фильма немного перегружены (например, довольно спорными выглядят вставки репетиций отдельных сцен самим режиссером, также заметны мизерные провалы темпоритма). Да и сама авторская идея, безусловно, не нова. Но целью Бакурадзе было другое — пристально, не спеша вглядеться в сгорбленную фигуру человека, слишком гордого, чтобы просить о пощаде и в тоже время слишком слабого для того, чтобы вернуться в мир «живых» и попытаться понять свой внутренний мир, мир изгоя и палача. [наверх]
Реж. Шинья Цукамото
Япония, 87 мин., 2015 год
И в этот раз у режиссера получился спорный, предельно натуралистичный, нервно-кровавый, пропущенный через кишки трип о тотальном безумии войны, всеобщем и, как следствие, персональном аде. Не исключено, что Цукамото здесь перешел границу дозволенного. Кто-то во время сеанса во Владивостоке судорожно смотрел на часы, отчитывая минуты до конца картины, а кто-то раньше срока уходил с сеанса. Но истинная удача ленты, конечно, не в самом по себе визуальном терроризме, а в феерически переданной параноидальной атмосфере места и времени, в возникающем чувстве свирепого страха небытия и, самое главное, неизбежном ощущении почти полной дискредитации такого понятия, как «человек» в условиях сумасшедшей бойни. «Почти», поскольку беспощадные филиппинские джунгли все же «отпускают» главного героя живым, не предоставив ему столь логичной возможности стать людоедом, но подарив ему шанс на спасение израненной души. В финальных сценах картины мы застаем его в собственном доме за написанием мемуаров. Перед нами предстает опустошенный человек, корчащийся от непроходящей боли воспоминаний. «Выжженная равнина» – по-настоящему анти-военный фильм, где режиссер в буквальном смысле физически погружает нас в пространство кинематографической смерти, напоминая о непременном круговороте страшных войн, их забытых, сожранных пламенем жертвах. [наверх]
Белые ночи на причале (Nuits blanches sur la jetée)
Реж. Пол Веккиали
Франция, 94 мин., 2014 год
Своеобразная экранизация повести Достоевского «Белые ночи» снята словно бы за две копейки и отличается магией истинной любви к кино. Беспроигрышный вечный сюжет наполнен нотами тревоги и страха, избавлен от точных примет времени и подробностей географии. В свою очередь, фигура Другого показана загадочной и предельно непредсказуемой. Даже в пространстве воображения главного героя нет места какой-либо ясности, остаются лишь неуверенные мечты и робкая сиюминутность. Ему так и не дано найти определенности, а реальность обозначает себе лишь резким звуком сотового телефона, размеренными бликами света от маяка и почти бесшовным наступлением дня. Миф стал частью ординарного существования личности, близость обернулась игрой и грациозным танцем. Диалог уже не может оставаться по-настоящему откровенным. Не утерян лишь дар воображать, как имманентный человеку способ ощущения внутренней свободы.
Явный акцент Веккиали на театральность и скупую сухость мизансцен не раздражает внимание, оставляя воздух для кинематографической неги. Принципы «антидогмы» соблюдаются режиссером неукоснительно, поэтому рассказанная языком «не-предельного» реализма — средств и смыслов — история все еще может быть современной и при этом вечной. Безусловно, Наташа у Веккиали вовсе не идеал, а лишь непостоянный, размытый образ, голубоглазый символ хрупкой надежды провести ночь на причале, но не в одиночестве. Всё, что остается ей — лишь грезить наяву. [наверх]
Железное министерство (Iron ministry)
Реж. Дж. П. Сньядеки
США, 82 мин., 2014 год
82-минутный экзерсис американского режиссера о китайском обществе, находящемся в состоянии перманентного развития-движения и одновременно ожидания, вырос из стилистики Sensory Ethnography Lab (чьи сторонники породили «Левиафан», «Манакамана» и «Парк людей»). Воплощением авторской метафоры стали поезда, в которых и отсняли весь киноматериал в период с 2011 по 2013 годы. Для Сньядеки было важно показать железнодорожные составы живыми организмами, такими же, как и их пассажиры, с собственным сердцебиением, зловонным дыханием и разнообразными мнениями-мыслями. В грязных вагонах люди непрестанно курят, спят, спорят, блюют, матерятся, разделывают охлажденное мясо – в общем, просто живут. Путь от станции до станции, согласно автору, есть визуализированный отрезок существования отдельно взятой личности и народа в целом.
В результате получилось не лишенное амбиций, но в тоже время слегка поверхностно-формалистское произведение. Сньядеки так и не достигает должного уровня перфекционизма и глубины, а его «механизмы» порой лишены оригинальности или репрезентативности. «Железное министерство» заставляет вспомнить работы документалиста Ван Бина — вернее, некий стиль «Ван Бин light» (именно так фильм охарактеризовали во Владивостоке). С одной ключевой разницей: фильм Сньядеки – это, прежде всего, взгляд иностранца на китайское общество и его проблемы. [наверх]
Объятия змеи (El abrazo de la serpiente)
Реж. Сиро Герра
Венесуэла, Аргентина, 125 мин., 2015 год
Достойное этно-метафизическое творение о путешествии к истокам мира, победившее в «Двухнедельнике режиссеров» Каннского кинофестиваля. Венесуэльскому автору свойственно выводить на кинематографическую авансцену антагонистов (подобное было и в его предыдущей работе «Путешествие ветра»). На этот раз ими становятся коренной житель Амазонки Карамакате и двое белых ученых, столкнувшихся с индейцем в разные годы его жизни. Однако, если в «Путешествие» главной темой была неразрывность культурных взаимосвязей между поколениями, то «Объятья змеи» уже полны рефлексии на темы разрушительной сущности колониализма, природы человека и бесценности памяти. Действие фильма происходит будто бы разом и в прошлом и в настоящем, режиссёр осознанно не настаивает на диктате момента, создавая монохромную атмосферу вечности и состояния дымчатого перетекания времен друг в друга.
Герра не придумывает здесь ничего принципиально нового (везде рассыпаны цитаты-намеки на Копполу, Херцога, Гомеша), а сам чересчур просчитанный фильм кажется явно нацеленным на призы европейских фестивалей. Словно бы по щелчку, в истории появляется сошедший с ума настоятель общины для мальчиков, якобы спасающий их души; затем зритель встречает местного человека-божка, возомнившего себя новым Иисусом; как и положено, не обошлось без наркотической оргии. Все это предсказуемо, лишено ощущения несовершенства и магии неведомого. Тем не менее, блестящая операторская работа Давида Джэлего и органичное черно-белое визуальное решение ленты завораживают. Джунгли автора манят и сладко пахнут листьями коки, призывают не забывать уроки прошлого, но в них невозможно по-настоящему раствориться — разве только бедному Карамакате, но никак не зрителю. [наверх]
Наша младшая сестра (Umimachi Diary)
Реж. Хирокадзу Корээда
Япония, 128 мин., 2015 год
Японский мастер тонких мелодрам, последние годы обвиняемый в излишней сентиментальности, снял, несомненно, свой лучший фильм. Теперь он вступает в определенную полемику с собственной и более ранней работой «Никто не узнает», где дети становились жертвами равнодушного бессилия взрослых, вынужденно неся бремя существования в условиях тотальной оставленности.
В «Нашей младшей сестре», напротив, правит бал гармония – в природе, мироустройстве и взаимоотношениях людей. Здесь все так или иначе встает на свои места, возвращается к естественному равновесию, состоянию не-одиночества. Брошенные когда-то матерью, а позже и отцом, сестры не расстаются друг с другом и создают собственный маленький мир любви и взаимопомощи в родном приморском городке Камакура. После смерти отца в это лоно без колебаний принимают и сводную сестру героинь. Внезапно вернувшаяся спустя долгие годы мать решает не вмешиваться в жизнь детей, столкнувшись с невиданной ей доселе связью. Хаосу не место в доме ее дочерей.
Конечно, мир ленты «Наша младшая сестра» совсем не утопичен: в нем существует и неизбывность смерти, и личные страхи, и нереализованные мечты. Та прямота, с которой режиссер настаивает на реальности единственно верного, по его мнению, миропорядка (даже действие фильма происходит на идеальном провинциальном курорте Японии), почти не оставляет места для критики. Хоть урожай слив, растущих в саду героинь, и скуднеет с каждым годом, океан по-прежнему на месте, как и сам дом, их рукотворное убежище от бурь. [наверх]