Реж. Чан Ань Хунг
Франция, Великобритания, Гонконг, 115 мин., 2008 год
После более года ожидания «Я прихожу с дождем» Чан Ань Хунга все-таки выпустили в ограниченный прокат на территории России и Украины. Премьерный показ прошел на московском фестивале Empire Open Cinema.
В 90-е Чан Ань Хунг, француз вьетнамского происхождения, прославился трилогией о Вьетнаме, но со времен его последнего фильма «Вертикальный луч солнца» (2000) прошло десять лет, и все эти годы даже на фоне бума азиатского кинематографа фамилию режиссера мало кто вспоминал, тем более у нас. В этом ключе кажется неслучайным, что «Я прихожу с дождем» оказался на обочине фестивальной карты. (Симптоматично, что в свое время после творческого кризиса аналогичная судьба постигла Дэвида Линча с «Потерянным шоссе» (1997), а в прошлом году и еще одного гения 90-хх – Джима Джармуша.)
Не смотря даже на участие многочисленных интернациональных звезд — американца Джоша Харнетта и канадца Элиаса Котеаса, японца Кимура Такуи, корейца Ли Бён-Хон и китайца Шон Юе, — Чан Ань Хунг смог представить фильм только на кинорынке в Каннах, и с тех пор – труднейшая прокатная судьба и периферийные фестивали (Пусанский и т.д.). С чем это связано: c большим перерывом Чана или все же виной тому художественная неоднозначность его произведения?
В новом фильме Чан Ань Хунг продолжает свой циклический творческий путь «прекрасного — ужасного» психоделическим детективом с претензией на библейскую аллегорию.
В новом прочтении Евангелия Мессия предстает бродягой; Мария Магдалина – наркоманкой; Понтий Пилат – корейским гангстером, а Иосиф Аримафейский – психически нездоровым детективом из Лос-Анджелеса.
Чан Ань Хунга на этот раз занимает не микроскопические наблюдения за флорой и фауной, искусством приготовлением папайи или умывания, здесь Чан – «гниющий чародей» как никогда ранее упивается насилием, к концу фильма достигающего мракобесия и агонии. «Страдание человечества – шедевры вселенной. Разве может быть что-то более прекрасное на этой земле»? «Иисус в агонии! До конца света!».
В контексте «Я прихожу с дождем» не случайно вспоминают фигуру Бэкона-художника – инсталляции Хасфорда созданы как-будто не без его влияния. И сам фильм Чана подобен картинам Бэкона – он пронизан страданием, насилием и болью человечества. Кто-то однажды заметил, что Бэкон имел все права перефразировать Декарта: «Испытываю боль, — следовательно, существую». Автор «Я прихожу с дождем» определенно вторит этому утверждению. «Тема моего фильма – агония плоти, чувства, которые человек испытывает при этом… Я всего лишь хочу, чтобы люди поняли боль, которую испытал Христос» – говорил Чан Ань Хунг.
В первой же сцене фильма мы становимся свидетелями зверского избиения бейсбольной битой полицейского Клайна (Харнетт) маньяком-скульптором Хасфордом (Котеас) на фоне его скульптур (в духе того же Бэкона и Хёрста) сделанных из плоти его жертв. В конце концов, Хасфорд просто вгрызается в подмышку полицейского. Сцена прерывается и следует титр two years later. Клайн ушел из полиции из-за проблем с психикой, лежал в больнице для душевнобольных, после чего стал частным детективом. В ту самую адскую ночь он выжил, убив маньяка распотрошившего 24 человек. Как ему это удалось, не спрашивайте – ближе к концу фильма увидите в одном из самых жестоких флэшбеков.
По заданию анонимного миллиардера-аптекаря Клайн отправляется на поиски его блудного сына Шитао (Кимура Такуи) который три года назад бежал на Филиппины. После чего прислал письмо с просьбой перевести 10 млн. на его счет, отец выполнил просьбу и через месяц получил точно такое же письмо. Но на этот раз отец отправил на Филиппины частного детектива, который спустя время выяснил, что Шитао помогает детскому дому. Это было единственная и последняя весть, с тех пор – 13 месяцев молчания. С этой минуты Клайн – новый детектив в поисках.
На Филиппинах он узнает о смерти Шитао. Но наводка таинственного старика и предчувствие приводит его в ночной Гонконг. Где он становится свидетелем новых Страстей Христовых. «Иисус среди нас Он идет». Шитао оказывается новым мессией – воскресшим бродягой, исцеляющим прокаженных и больных, он «впитывает в свое сердце, в свое тело их мучения и боль». Его отец владеет самым огромным медицинским конгломератом в мире, он построил империю с нуля только благодаря своей воле. Шитао – достойный сын — только благодаря своей воле исцеляет больных (покрываясь ранами-стигматами). Ощутите коллизию: Шитао делает, в общем то, что не могут сделать препараты его отца.
Поискам Клайна тем временем мешают разборки главаря местной триады Су Донгпо (Ли Бён-Хон) с полицией и лично с другом Клайна детективом Менг Цзы (Шон Юе). В какой-то момент начинаешь непроизвольно думать, что Гонконг – самое тесное место на свете – в «городе-клетке» герои случайно пересекаются по три раза на дню.
При этом смысл дополняющих линий крайне важен: через свои кошмары Клайн снова переживает убийство, Шитао, как и подобает новой реинкарнации Христа – распятие. Только пройдя путь освобождения, они оба встречаются в зарослях на окраине Гонконга. First Breath After Coma.
Понятно, что задумкой Чан Ань Хунга было сделать современное прочтение Нового Завета и переосмыслить жанровые клише. «Я хотел снять по-барочному насыщенный действием фильм, неистовый триллер, сильный и поэтический одновременно, с тремя архетипичными персонажами из западного кино: серийным убийцей, частным детективом и «Христа»».
Напыщенная жестокость заставляющая в оцепенении биться многочисленных поклонниц смазливого Харнетта (напоминающего топорного Ди Каприо) и Кимуры, все эти натуралистичные акты избиения, отрезания головы, изрезанные тела, ритуальные триадовские убиения молотком или распятие на импровизированном кресте, линия маньяка Хасфорда и т.д. Все эти жесты были откровением в прошедшем десятилетии (Миике, Китано, ранний Ким Ки Док и т.д.), сейчас же вызывают чувство недоумения. Первое что приходит в голову это вопрос: что случилось с Чаном? Куда все пропало? Куда ушло чувство художественной органики автора «Рикши»? к Вирасетакулу? Рваный ритм повествования, пытающийся скрыть не прописанный сценарий, перманентно бьющий в уши до раздражения пост-рок, неубедительность Кимуры Такая (то что он исполнитель поп-группы SMAP – многое объясняет) и, что больше всего разочаровывает, – жены и музы режиссера Чан Ну Йе Кхе, – роль Магдалины явно проходит не по ее драматическому таланту. Если Чану не удастся и адаптация «Норвежского леса» (2010) Мураками – то, увы, можно будет окончательно признать одного из самых самобытных гениев 90-х полностью потерянным для нулевых.
Даже поэтическое название в контексте фильма мало что значит, мало что объясняет, кроме красного словца, что признает и сам Чан Ань Хунг: « Когда я начал писать сценарий, у меня в голове был образ, что когда Иисус появляется – всегда идет дождь. После многих переработок дождя в сценарии не стало. Он остался только в заголовке. Но этот мотив во многом меня вдохновлял».
Вот и сам фильм можно рассматривать как своего рода красное словечко запутавшегося режиссера, не сумевшего оригинально обыграть, по-новому развить жанровые клише и шаблоны. При этом по части визуальности Чан временами, бесспорно, уходит в полный отрыв — остается только наслаждаться ночным мегаполисом в звуках пост-рока (Thee Silver Mt. Zion Memorial Orchestra, Explosions in the Sky и Radiohead – давние любимцы Чана).
Возможно, не стоит спешить с оценкой этого фильма и действительно попробовать перестать внимательно следить за сюжетом, как советует мой коллега Дмитрий Здемиров, уверяющий, что: «фильм становится «сгущением» и раскрывается уже только в бессознательном – если, конечно, его удастся правильно посмотреть – потому что, если не удастся впасть в это сновидческое состояние, не перестать следить за «сюжетом» – то лучше, мне кажется, пораньше уйти с сеанса – как от плохого психоаналитика».
В противном случае фильм покажется вам доступным видеорядом вроде «Пса-призрака: путь самурая» (1999) Джармуша или «Входа в пустоту» (2009) Гаспара Ноэ, поп-эзотерикой с прямолинейными библейскими аллюзиями и с примесями, не азиатского экстрима, но «европейского» мракобесия. Возможно проблема картины в том, что Чан взялся не за свой материал. Он поэт простых форм, склонный к поэтическому мировоззрению, нарратив, гипертекст, христианская мистика – боюсь, не его стихия. В этом плане, обращение к меланхолической прозе Мураками кажется куда более естественным шагом.
Идею же «Я прихожу с дождем» режиссер задумал еще в 1996-м, но многие годы не мог найти финансирование, вплоть до 2007-го. С тех пор сценарий много раз переписывался и видоизменялся (к слову, роль Шитао писалась под Тони Люна). В итоге Чан Ань Хунг, видится мне, просто опоздал с замыслом.
Сегодня в контексте «нового религиозного кино» (Дюмон, Кавасе, Рейгадас, Серра) религиозный пафос Чан Ань Хунга кажется неуместным, несостоятельным. Возможно, «Я прихожу с дождем» имел бы больше шансов на жизнь в 90-е.