«Запретная комната». Гай Мэддин и Эван Джонсон

 

Запретная комната (The Forbidden Room)

Реж. Гай Мэддин, Эван Джонсон

Канада, 130 мин., 2015 год

Любой, кто с увлечением читал в детстве «Занимательное патентоведение», знает, что у изобретения всегда есть прототип и аналог. Если таковых не имеется, изобретение именуется «пионерским», и все, кто понял его гениальную простоту и звенящую новизну, начинают носить изобретателя на руках или стоят в сторонке, скрипя зубами от зависти. Посмотрев великолепный фильм Гая Мэддина и Эвана Джонсона и слегка снизив градус своего восхищения, сразу же хочется впасть в радость неймдроппинга и вершить культурную работу, что означает: пионерской эту работу назвать нельзя.

Формальный ход создания «повествования» (беру это слово в кавычки; хотелось бы даже поставить двойные, поправ все правила типографики) – телескопичность: в некоем пространстве появляется рассказчик, который рассказывает о новом пространстве, в котором появляется рассказчик, который… и так далее, в попытке достигнуть предела дурной бесконечности. Прототипом такого хода является вершина литературы, написанная под страхом смерти, – «Тысяча и одна ночь» (к слову, Мигель Гомеш мог бы сделать свой фильм много интересней, если бы купил патент у Мэддина). Но Мэддин и Джонсон делают ход интересней: как только пространства начинают расходиться, авторы тут же, не дожидаясь повествовательных осложнений, начинают вдвигать трубки телескопа обратно.

Если попытаться анализировать создаваемые в фильме пространства, что по причине скорости их смены является весьма непростым делом, то они могут быть определены как «какие-угодно-пространства» (Делёз) или «круги руин» (Борхес). Делёзовский концепт однозначно определяет фильм Мэддина-Джонсона как крайне кинематографический в смысле иллюзионизма: «Запретная комната» – один из немногих опытов кинематографа последнего времени, который создаёт пространство(а), которые не имеют никаких референций к реальности (я очнулся от сна единожды – при упоминании украинской экс-премьерки с косой).

 

 

Борхесовские «круги руин» с их энергетикой создания новых пространств во сне и телескопичностью также являются прототипом фильма «Запретная комната». Но в работе Мэддина и Джонсона совершенно нет никаких сомнений и даже стыда, который ощущает борхесовский персонаж, осознав, что он тоже творение чужого сна. «Запретная комната» лучится радостью безграничного создания, и все действующие лица, живущие и умирающие по прихоти создателя(ей), счастливы только потому, что существуют. Такому безграничному оптимизму можно только позавидовать.

Вспомнив о прототипах, нельзя забыть и аналог. Фамилия, которая неотвязно присутствует в мыслях при просмотре, – это, конечно же, Рауль Руис. И именно в этой аналогичности скрывается лёгкое разочарование от работы Мэддина и Джонсона: они слишком уж отпускают себя по путям «пущей курьёзности» (Тимур Новиков), чего Рауль Руис, при всей его гениальной фантазии, себе не позволял. Несомненно, все эти мэддиновские кислородные блинчики, напитанные ядом костюмы, мечтающие усы, живущий в лифте человек, «асванг банана!» и прочие восхитительные штучки не могли бы появиться у Руиса, который снял такие весьма закрученные вещи, как «Путешествие руки» (пожалуй, вот этот фильм Руиса мог бы снять и Мэддин), «Зигзаг – игра в гуся» и грандиозно-запутанное «Любовное сражение во сне». Руис строже, пусть и не менее увлечённо погружается во сны.

И всё же зритель, который хочет отдать себя на растерзание чужим прекрасным и страшным грёзам, будет вознаграждён. Созданные из рир-проекции и сыплющегося сверху пенопласта пространства настолько достоверны, насколько бывает реальным глубокий сон. Если бы режиссёром «Титаника» был бы Мэддин, ему бы не пришлось строить новый корабль, чтобы потом его утопить – и это несомненный талант. Конечно же, будут и разочарованные зрители, которых утомит всё это кружение снов, что будет означать: некоторые из нас, зрителей, настолько реальны, что хотят контролировать даже чужие сны. И только те, кто не испугается власти сновидений другого, смогут насладиться ими сполна – а бояться нечего, так как эти грёзы воплотились только на полотне киноэкрана.