Реж. Жак Риветт
Франция, 141 мин., 1961 год
«Париж принадлежит нам» фактически должен считаться первым фильмом «новой волны», но, начатый в 1957 году, из-за финансовых сложностей он вышел позже дебютов Шаброля, Ромера, Годара, Маля. Начинается фильм с цитаты из поэта-социалиста Шарля Пеги: «Париж не принадлежит никому». Бывший ассистент Жака Беккера, Риветт наверняка видел его фильм 1949 года «Свидания в июле».
В «Свиданиях» группа парижской молодежи, в основном из театральных кругов, рвется на большие подмостки, влюбляется, ревнует, изменяет, стреляет деньги у родителей и забавно бунтует против их контроля. Центральный персонаж этого фильма – юный антрополог, пылкий искатель лавров Леви-Стросса – после хождения по разнообразным организациям сумеет найти финансирование на экспедицию в дебри африканских джунглей. Пламенной речью он убедит присоединиться к нему своих молодых друзей, в последний момент решивших променять подвиг во славу науки и европейской цивилизации на ее же мелкобуржуазный быт. Любимая девушка антрополога предаст его, расставшись с девственностью с помощью модного театрального режиссера. Но ничто, ничто не остановит романтическую французскую молодежь, готовую на многое ради своей страны и ее колоний, ведь африканские племена не документировали вот уже долгих 12 лет! Напоминающий наиболее конформистские образцы советского оттепельного кинематографа, «Свидания в июле» рисует полную надежд и стремлений жизнь детей мелких торговцев, учителей, фабрикантов. Любовь к замшелым театральным постановкам и буйным джазовым вечеринкам – вот она, новая культура, наконец-то! – объединяет разношерстную компанию в групповую фотографию для консервативного журнала с успокоительной статьей о новом поколении. Взрослый зритель смахнет на этом фильме слезу умиления энергии молодых, а юный романтик сожмет кулачки в сценах предательства меркантильной театралки. И, конечно же, Париж – с бульварами, кафе и парками, где можно погладить по голове симпатичного малыша. Беккеру не было нужды доказывать, кому принадлежит Париж – рассекающая по бульварам и каналам на автомобиле-амфибии молодежь являла себя прогрессивными и разумными наследниками старшего поколения.
А в 1958 году, словно в пику появляющейся «новой волне», выходит самый успешный послевоенный фильм классика «поэтического реализма» Марселя Карне «Обманщики».
Как же изменилась парижская молодежь за годы Четвертой республики, эпохи политического хаоса, правительственной чехарды, военного и колониального кризиса. Впрочем, об этом нет ни слова в фильме Карне. Молодые парижане все так же увлечены американским джазом (и только им), упоминают о прошедших увлечениях экзистенциализмом, но на первый план в их времяпрепровождении выходят пьяные оргии и смены сексуальных партнеров. Глумление над перспективой малооплачиваемой каждодневной работы, мечты о красивой жизни и насмешки над любовными чувствами. Конец 50-х в фильме Карне – эпоха сексуальной распущенности, прожигания жизни и всеобщего цинизма. Конечно же, такое не может сойти с рук, несмотря на их невинные мордашки. Амбициозная тусовщица из мещанской семьи гибнет в финале, разбившись в вожделенном авто, несясь на огромной скорости в порыве смятения чувств. Да, она полюбила парня из престижного 16 округа – но свить семейное гнездо оказалось непосильной по эмоциональным и моральным силам задачей. Ее положительный старший брат-автомеханик, ветеран войны в Индокитае, беседует с врачом со скорбным лицом. «Пять бесшабашных лет! И кого мы вырастили!» Да, пора старшему поколению покрепче взяться за воспитание детей. Последний эпизод фильма настраивает на широкую общественную дискуссию. Юные, едва оформившиеся французские школьницы договариваются со своими желторотыми друзьями на мопедах о вечеринке с алкоголем и сигаретами.
И уже с первого кадра, длиннющей урабанистической панорамы вдоль железнодородных путей на подъезде к Парижу, становится ясно, что Риветт заявляет какой-то непривычный тип фильма.
Действительно – понятную раскрадовку с главными героями на первом плане и массовкой или пейзажами, отвечающими за атмосферу на втором, сменяют нестандартные многоплановые композиции, непривычные ракурсы, кадры, от которых веет живописью кубистов. Вместо понятных и энергично развивающихся сюжетов «папиного кино» – затянувшиеся блуждания юной провинциалки Анни, уцепившейся в июльском Париже за ниточку убийства испанского анархиста и музыканта. Нет параллельно развивающегося действия: Анни, словно Алиса, ведет зрителя за собой, путешествуя в мире тридцатилетних маргиналов, самодеятельных театралов, американских диссидентов, неясных личностей. Паранойя, недоговоренности, политический подтекст, подразумевающий праворадикальный заговор. Париж Риветта – город прокуренных одиночных комнат, пустынных пространств, решеток, обшарпанных стен. Город душный и безразличный. Симпатизирующая ставящему шекспировского «Перикла» Жерару, Анни так и не завязывает ни с кем любовной связи. В Париже Риветта она теряет экзистенциальную невинность. Неудачная, из-за прессинга дирекции, попытка Жерара реализовать свою любительскую постановку в театре, его гибель, психические мучения загнанного американца Филипа, распад отношений, плохо скрываемый нигилизм, предательская позиция старшего брата. Пройдя через все эти события, Анни смотрит на взлетающих над гладью пруда лебедей, на их отражения в холодной воде. И это взгляд человека, расставшегося с романтическими иллюзиями, получившего жизненный опыт, вырабатывающего собственную жизненную и моральную позицию.
Риветт показывает нам совершенно других французов, чем Беккер и Карне. Новый неврастеничный мир послевоенной Европы, разрывающийся на противоборствующие части. Мир французской молодежи, читающей Сартра и Камю. Мир, где возникла ОАС. Париж, где новое поколение французов, тех, кто неравнодушен, умеет думать и чувствовать, с трудом находит свое место. Париж, за который нужно сражаться.