«Сын Иосифа» (Le fils de Joseph)
Реж. Эжен Грин
Франция, Бельгия, 115 мин., 2016
Эжену Грину, как тому бренчащему один аккорд гитаристу из анекдота («Тот ещё ищет, а этот уже нашёл!»), похоже, уже нечего искать. Всё найдено (и прекрасно знакомо зрителю): фронтальные мизансцены, планы идущих ног, многозначные картины на стенах, архитектура / музыка / литература, Клер Лефийятр, поющая «Прекрасное барокко, не будь ко мне жестоко», демонический и хладнокровный злодей, саркастичная критика определённого сегмента рынка культуры и искусства, стоящие на антикварной мебели ноутбуки, иронические диалоги, ощущение присутствия после отсутствия (лучше всего иллюстрируемое пустыми чашками на столике у морского берега). Некоторые критики уже «Португальскую монахиню» рассматривали как образец автопародии, а уж «Сына Иосифа» вполне обоснованно можно полагать «Карманным гидом по темам и приёмам Эжена Грина». Не хочется об этом думать, но в пределе (я всё же надеюсь, что этого не случится) фильм Грина можно будет разъять, как составленную из кирпичиков «Лего» конструкцию.
И всё же что-то изменилось. Грин вместе с оператором Рафаэлем О’Бирном стали снимать интересней: выверенный колорит, насыщенные тёплые цвета (после дигитальной камеры Грин снова снимает на плёнку), тонкие световые решения, оригинальное кадрирование (диалоги без смены плана! нефронтальные! триалог литературных паразитов о поливалентности, снятый переброской! съёмка затылков!). Точнее, не интересней, а как бы в заинтересовывающей манере, показывая свои возможности – огромные, бесспорно, но и преуменьшающие какую-то всегдашнюю гриновскую строгость и экономность постановки и съёмки. Уверен, что Грину и сейчас не требуется операторская машинерия, чтобы воплощать свои киноидеи, но раз она есть – почему не воспользоваться?
Кадр из фильма Эжена Грина «Сын Иосифа»
Ряд уступок, движимых девизом «почему не воспользоваться?», приводит к тому, что «Сына Иосифа», сообразуясь со своими ощущениями, уже ставят в ряд с буффонадой «Ма Лют», последней работой фигляра Брюно Дюмона; даже возникает неприятный вопрос: «А, может быть, диалектика действительно существует?» Может, начав с поэтичной истории о революции и любви или серьёзной сказки о борьбе с Огром и сущности Слова, можно закончить, пусть ещё не мракобесием (хотя сакральные банальности, такие как «Нужно прислушаться к голосу Бога, который звучит в каждом из нас», уже порядком поднадоели), но не очень выпуклыми шуточками о нудистах-революционерах?
Моё сохранившееся восхищение «Ла Сапиенцей», в общем-то, не самым совершенным фильмом Грина, сменилось глухим раздражением от просмотра отлично сработанного «Сына Иосифа». В ходе критической работы интересно разобраться в фильме, отыскать источник этого раздражения. Грин явно качнулся в сторону трансцендентности – это раздражает больше всего. Мне впору покаяться в том, что я называл Эжена Грина «ещё одним творцом в древней традиции имманентности» – впрочем, тогда, во времена «Ла Сапиенцы» это было почти что правдой.
Игра с названиями глав, которые призывают отыскать в сюжете определённые соответствия, интересна до поры до времени, пока в конце фильма не запутывается совершенно. Иосиф и сидящая на осле Мария уходят берегом моря, и получается, что Венсан – это Иисус, который ранее хотел убить своего отца (жестокого и мстительного Отца?), но он тогда был Авраамом, который желал принести в жертву своего сына Исаака. Короче говоря, Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова, Иаков родил Иосифа, а Иосиф оказался Кобзон.
Кадр из фильма Эжена Грина «Сын Иосифа»
Весь этот библейский косплей не так бы раздражал, если бы действительно оставался на территории игры, но он нарочито пытается заявить себя в качестве реальности. Сейчас, чтобы рассказать историю отношений между людьми, Грин прибегнул к библейским легендам, словно простому рассказу нужен какой-то аллюзивный или метафорический костыль (а вот братьям Дарденн, которые спродюсировали фильм Грина и тоже являются режиссёрами сложившегося стиля, никакие подпорки не нужны).
Следует уточнить – Грин играл всегда; подозреваю, что и его постоянное обращение к мироощущению и строю мышления барокко – всего лишь игра, которая позволяла выявить и показать важные вещи именно на территории игры. Так и было: когда зрители похохатывали над женой людоеда, которая изменила ему гастрономически, или над ретривером, который рыкал аки лев, то Грин резко пресекал эти смешки («В «Живом мире» нет никакого намека на насмешку, я абсолютно серьезен в этом фильме, и нет никакого второго дна»), подчёркивая, что всё серьёзно, нужно только увидеть, присмотреться. И зритель переставал прыскать смехом и видел нечто действительно важное – отношение к любви, дружбе, словам, музыке. В «Сыне Иосифа» Грин уже изначально настолько серьёзен (пусть и начинает с парочки фирменных иронических диалогов), что до второго плана серьёзности уже докапываться и не хочется.
Кадр из фильма Эжена Грина «Сын Иосифа»
В своих фильмах Эжен Грин давал себе возможность уйти в сторону, снять сцену или диалог, прямо не связанные с сюжетом. Я не имею в виду то, что я назвал ранее «серийной сценой», а некие небольшие интермедии или эпизоды, которые обогащали фильм, рассказывали о внефильмовом положении вещей. В «Сыне Иосифа» такие сцены тоже есть, и вот самая яркая из них: Жак Бонаффе, держащий под уздцы осла, говорит своё сакра(мента)льное: «Сопротивляйтесь». Самое забавное – он не сказал чему. Пришлось сопротивляться фильму Эжена Грина.
Алексей Тютькин
27-28 января 2017 года