«Прочь» (Get Out)
Реж. Джордан Пил
США, 104 мин., 2017
Алексей Тютькин:
«Прочь» дебютанта Джордана Пила, как бы это парадоксально ни звучало, вовсе не о расизме. В нём присутствуют разнокалиберные расистские шутки (которые в итоге таковыми не являются), в нём есть расистские клише, которые въелись в кости, плоть и кровь. В нём даже есть некий безмолвный расизм, не выражаемый словами – только действием. И всё же Пил снял фильм не об этом.
Удивительно, как посылка «что было бы, если…» (классическая посылка научной фантастики) удерживает материал в русле темы и не доводит его, как, например, в «Лобстере» Йоргоса Лантимоса, до глупого абсурда и дешёвого сюрреализма. «Что было бы, если…» в фильме Пила рождает напряжение на двух уровнях: нарративном (притом, что история изложена классически – с завязкой, кульминацией и развязкой; странные обстоятельства понимаются зрителем по ходу фильма) и атмосферном (заточение в Место для утопленников и немая сцена аукциона сняты превосходны).
Именно фантастическая посылка делает возможным и логичным пространство нарратива: дважды голосовавший за Обаму нейрохирург Армитейдж занимается не тем, что, так сказать, меняет hardware на hardware, а пользуется придуманной его отцом методикой «коагуляции», которая похожа на метод профессора Ф. Ф. Преображенского (можно было бы применить метод профессора Доуэля, но фильм опрокинулся бы в эксцентрическую комедию). Если бы software менялся бы на software (вспомним «Ключ от всех дверей» Иэна Софтли или «Беглеца» Джефа Мёрфи; «Обмен разумов» Роберта Шекли – образцовая вещь в этом жанре), фильма бы не было, так как не было бы утонувшего и имеющего возможность выплыть на поверхность сознания «пассажира» (в великолепном рассказе Роберта Сильверберга этот термин имел прямо противоположный смысл, чем в фильме Пила).
Эта фантастическая методика Армитейджей позволяет чётко определить, что для расизма (в общем случае – для любой системы неравенства) нужны двое – тот, кто полагает себя лучше другого, и тот, кто соглашается признать себя хуже. Для любой системы неравенства и дальнейших репрессий, которые на этой системе базируются, правила игры таковы: не признавать другости Другого, – признание приведёт к сложным, порой запутанным отношениям – а назначить Другого ущербней в соответствии с определёнными признаками (цвет кожи, другие половые признаки, культурные свойства и так далее), что уже намного проще.
Выстраивается двоичная структура «ущемляющее – ущемлённое» (надеюсь, структуралисты сейчас не сильно рассердятся на меня за такие языковые игры). Структура эта работает только тогда, если второй её элемент соглашается быть хуже. Расизм – это в бóльшей степени мазохизм «ущемлённого», чем садизм «ущемляющего».
Однако в фильме Пила эта структура устроена сложнее, так как отношения между «ущемляющим» и «ущемлённым» настолько ослаблены, что кажутся даже снятыми. И так получается, что фильм вовсе не о расизме, а об использовании человека человеком вообще; на вопрос Криса «Почему мы? Почему чёрные?», слепой галерист не даёт прямого ответа, хотя тот на самом деле жесток: потому что вы сами соглашаетесь играть роль «ущемлённого», а значит ослабленного изначально.
Когда всем похитителям тел воздано по заслугам, а концовка нежно успокаивает взвинченные нервы, один вопрос всё никак не уходит из головы: это насколько же сильны капиталистические стратегии, если они побеждают даже закоренелый расизм, заставляя возлюбить людей другого цвета кожи и решившись поселить в их тела бабушкины и дедушкины мозги?
Никита Поршукевич:
Тема межрасовой любви – лакомый кусок для режиссёра. Вспомним хотя бы классический «Черный оргазм» (1970) Ханса Биллиана или прошлогодний «Лавинг» Джеффа Николса. Градус показной чувственности зашкаливает в обоих случаях, но, по крайней мере, Биллиану не откажешь в искренности — и совсем не потому, что он порнограф. Дело здесь в самом идеологическом подходе и соответствующей ему эксплуатации главного стереотипа белых о черных – их телесной фактурности. В том же направлении мыслит и Джордан Пил: взяв за основу распространенный сюжет «знакомство с родителями», он цепляет к нему ворох клише.
Образцовому афроамериканцу Крису Вашингтону (его однофамилец, первый президент США, тоже был образцовым… рабовладельцем) предстоит провести уик-энд с семейством своей белой девушки Роуз, чьи благообразные родители, кажется, сошли с обложки журнала «Ваш дом» за 1985 год, да и всё их домашнее убранство выглядит как идеальный экспонат с выставки достижений рейганомики. Как тут не вспомнить Дональда Трампа с его явной оглядкой на Рейгана и брезгливой ненавистью к наследию Обамы?
Вслед за метким попаданием в zeitgeist Джордан Пил предлагает нам сеанс гипноза — особый способ межрасового взаимодействия. Кресло психолога-гипнотизера становится пыточным (в духе «Заводного апельсина»), а кабинет – ареной, где белый рационализм сталкивается с черным мистицизмом. С одной стороны – средство гипноза, фарфоровая кружечка как символ беспощадного мещанства. С другой – голова оленя, рога которого станут орудием убийства, прямо как в сновидческих сценах первобытной охоты африканских племен. Африка мстит своим белым обидчикам!
Пил предельно серьёзен по отношению к своему персонажу-афроамериканцу и, позволяя себе шутки в адрес типично белых идеологий (политкорректность, толерантность, демократия), ведёт Криса за руку точно великий магистр — на посвящение в масонскую ложу. За выходные Крис Вашингтон проходит ускоренный курс становления своей «черной» идентичности, что роднит его с героем «Лунного света». И тот, и другой прячутся в тени чужих представлений, исходя из которых выстраивают свою личность. Обоих ждёт обряд инициации, равной высвобождению своего «Я», однако завершится он для каждого по-разному: в «Лунном свете» — на трагической (хотя и утешительной) ноте, тогда как у Пила концовки как таковой не предвидится. «Он просто уходит сквозь стену» — так можно охарактеризовать финал «Прочь».
9 июня 2017 года