«Шевалье» (Chevalier)
Реж. Афина Рахель Цангари
Греция, 105 мин., 2015
Афина Рахель Цангари всегда любила замкнутые пространства: в «Медленном деле Гоуинг» это были гостиничные номера; в «Аттенберге» действие развивалось в промышленном городе, где царила тотальная дискоммуникация. В ленте «Шевалье» сюжет строится вокруг шестерых мужчин, представителей среднего класса Греции, отправившихся рыбачить в Эгейское море на роскошной яхте. В первых сценах мы видим почти идиллическую картину дружеского отпуска на лоне природы, когда, пожалуй, ничего не способно нарушить беззаботного времяпрепровождения. Ближе к финалу скоротечных каникул гости уже пришвартованного к пирсу судна то ли от скуки, то ли от досады напоследок решают поучаствовать в своеобразной игре, суть которой заключается в выборе лучшего из них, самого достойного. Правила вроде бы просты – каждый составляет мнение о товарище по различным показателям, определяемым в результате испытаний, которые назначаются коллегиально. Например, кто быстрее всех соберет мебель IKEA, или ровнее кинет гальку, или кто четче остальных дышит во сне, у кого меньше сахара в крови, не говоря об измерении достоинства. С этого момента стартует патологическое состязание самостей и притворства, а почетным призом выступает перстень «Шевалье», переходящий символ власти. Непременное условие здесь: до завершения «героической» битвы никто не имеет права сойти на берег (исключая утренние пробежки), если только не ценой автоматического поражения, что равнозначно позору.
Фаворитом гонки сразу же становится Йоргос, настоящий покоритель стихии, обладающий волевым взглядом и лучше всех владеющий техникой подводной охоты. Статус аутсайдера получает инфантильный толстячок Димитрос, оказавшийся в компании благодаря брату Яннису, взявшему закомплексованного родственника по настоянию матери. Еще одним потенциальным лидером выглядит Христос, лощёный менеджер с подтянутым торсом и большим заработком. Ему явно симпатизирует самый пожилой претендент на победу «Доктор», в качестве хозяина собравший всех на борту. Влачиться в середине турнирной таблицы суждено Йосефу, долговязому партнеру Йоргоса по бизнесу – у него проблемы с потенцией, да и харизмы маловато. По мере развития событий мужчины соглашаются с принципом распределения ролей в нелепой, абсурдистской пьесе.
Цангари ставит очередной антропологический эксперимент, выворачивая наизнанку привычные кодексы поведения, сводя людские поступки к банальной, заведомо необходимой лжи – так законы социума приравниваются к правилам детской игры, которую мы вынуждены вести каждый день. В ситуации, когда понятие целостности медленно дискредитируется, а подспудная агрессия, свойственная творениям «новых» греков, не находит выплеска наружу, остается лишь соблюдать императивы соревнований. Если «Лобстер» Лантимоса был историей об амбивалентности семейной пары, то в «Шевалье» подобная двойственность характерна для однополой группы людей, зацикленной на повседневном обмане. Никто из гордой шестерки не желает подчиняться, отстаивая силу собственного эго, но в тоже время никто не в состоянии ответить на вызовы действительности. Огромная яхта с персонажами уже вовсе не мифическая триера, возвращающаяся со славной вестью о виктории, отныне это приют для слабых личностей, далеко не воинов, которым нет необходимости защищать родную землю в реалиях современной, неолиберальной эпохи, основанной на «бескровной» конкурентоспособности, на искусстве торговаться.
В фильме прочитываются аллюзии на политическую обстановку Греции, хоть Цангари и считает данный смысловой пласт работы не главным, настаивая на универсальных идеях. Режиссер давно не верит в силу «больших» решений, способных повлиять на исход борьбы маленьких судеб за рядовое, маленькое будущее. Пожалуй, постановщица несколько лукавит, особенно если вспомнить ее увлечение левой риторикой в годы юности, поэтому за метафоричным сценарием стоит вполне актуальный месседж. Здесь описывается очевидная неготовность страны к переменам: каждый герой боится потерять суверенитет, допустив вторжение страха в интимный мирок. Ощущение дискомфорта проступает сквозь кадр, а призраки затяжного экономического кризиса витают на сверкающей палубе и в милых каютах, ставших временным убежищем для усталых людей. Среда внутри корабля не менее коррумпирована, чем за его пределами, о какой-либо солидарности говорить не приходится: лестное мнение можно свободно купить путем обещаний/манипуляций, оставив нетронутыми скудные финансовые ресурсы. Контакты между игроками базируются на знакомых идеологиях клановости и клиентализма, процветающих в «разбитых» Афинах. Примечательно и то, как репрезентирован на экране обслуживающий персонал, состоящий из капитана, исчезающего к середине повествования, и повара с официантом – представителей рабочего класса, обсуждающих перипетии состязания господ и делающих ставки на исход борьбы. Их автор показывает предельно отстранённо, с холодной издевкой. Пока напряжение кухонных бесед болезненно нарастает, в диалогах нуворишей, наоборот, проскальзывают чаяния о недостаточной «успешности» существования, для вида прикрываемые бравурной мишурой (пьяный Яннис хвастается объемом проданных за квартал страховых полисов, при том, что система здравоохранения летит к чертям). Классовая симметрия неизменно сохраняется, внятный диалог, по сути, невозможен.
Конечно, сводить содержание «Шевалье» лишь к злободневной сатире ошибочно, ведь Цангари въедливый художник, интересующийся вопросами телесности человека и феноменом языка (речи), отсюда техничные мизансцены фильма, держащиеся на взаимодействии лиц, пространства и голосов, что рождает особую, нежно-циничную киногению. В одном из самых эмоциональных эпизодов (привет «Тони Эрдманну» Аде) Димитрос имитирует под фонограмму слезливый поп-хит, дабы заработать дополнительные баллы, поразив коллектив оригинальностью – на мгновение искренность подменяет собой суровую правду, разрушая автоматизм жестов и интонаций. Конечно, импровизированный перфоманс ничего не прибавляет к рейтингу исполнителя, зато позволяет режиссеру придать контрастности материалу, чуть поколебав ровную гладь мизантропии, довлеющей над зрителем. Почти каждый операторский план фильма наполнен ожиданием, не приводящим к развязке, что аккумулирует состояние не-катарсиса, отменяя апофеоз. В этом заключается важная мысль автора – выхолощенная реальность воспроизводит круг троп в никуда, обнуляя гипотезу движения вперед.
«Шевалье» лишен женских образов и, по мнению постановщицы, так было задумано для концентрации напряжения, но не сексуального. Слабый пол демонстративно отстраняется от идиотских потех, вскользь касаясь нарратива: Христос иногда общается со своей девушкой по телефону, а одним из испытаний становятся поочерёдные звонки домой, оцениваемые исходя из теплоты отклика на том конце провода. Цангари не увлекается феминистскими колкостями, просто каждый её «боец» сентиментален и в принципе готов смириться с поражением, только бы не потерять уважение команды. В заключительной сцене мужчины разъезжаются по домам, и мы не замечаем, кому достался желанный перстень триумфатора. Средиземноморский закат фиксирует тщетность выигрыша, фальшивость лавровых венков, нагло присвоенных или же добытых по итогам справедливого агона.
Вячеслав Чёрный
13 января, 2017