Юлия КОВАЛЕНКО о новом фильме Кидлата Тахимика, над которым он работал с 1979 года. Сам Тахимик считается одним из патриархов филиппинского кино, учеником Вернера Херцога и первым наставником режиссера Райа Мартина. Он снимает чудные фильмы, где размыты границы между игровым и документальными кино, а представляя их на мировых фестивалях, традиционно устраивает настоящие театрализованные представления. Все это было и на премьере его новой работы на Берлинском кинофестивале.
Баликбаян №1: Воспоминания о сверхразвитии, редукс ІІІ (Balikbayan #1 Memories of Over development Redux III)
Реж. Кидлат Тахимик
Филиппины, 146 мин., 2015 год
Из грязи достают коробку с катушками пленки. Официальная история про кругосветную экспедицию Фердинанда Магеллана пылится в общеизвестных образах из школьных учебников. 27 апреля 1521 года Магеллан был убит жителями филиппинского острова Мактан, восставшими против принесенной мореплавателем испанской колонизации. Но строгие исторические факты, претендующие на истинность, Тахимика не интересует. «Отчаянно ищу верную историю (без штатива)» – появляется однажды титр на экране. История про Магеллана для режиссера оказывается в первую очередь связанной с загадочным слугой легендарного мореплавателя – Энрике де Малакка. Единственные сведения о нем сохранились в дневниках Антонио Пигафетты, участника экспедиции Магеллана. Из них известно, что мореплаватель выкупил слугу на малайском полуострове Малакка, обратив затем в католицизм и дал более привычное для испанской речи имя. Через несколько месяцев, проведенных на борту Магеллана, Энрике обучился португальскому и испанскому, помогая своему господину в переводах. Пережив гибель Магеллана, стал, по всей видимости, первым человеком, полностью обогнувшим земной шар.
С открытием Магелланом Филиппин фактически начинается история трехсотлетней испанской колонизации. В более широком смысле первая кругосветная экспедиция символически распахивает двери в эпоху глобализации. Для Тахимика эти два процесса едва ли не равнозначны в своем нивелировании локальных культурных различий. В дебютном «Благоухающем кошмаре» режиссер объявлял свою независимость от того, кто строит мосты к звездам – от того, кто подчиняет частные практики однообразным корпорациям. Высадка человека на Луну, которой поначалу восхищался герой Тахимика, на поверку оказалась одной из самых тщеславных амбиций капитализированного мира, а вовсе не прорывом, преодолевающим символические границы между людьми. «Если работают маленькие маркеты, зачем нужны супермаркеты?» – прозвучит в фильме. Этот несколько наивный вопрос можно было бы перефразировать для «Баликбаяна…» – если существуют разные культуры, зачем нужны империи? В отношениях Магеллана и его слуги Энрике Кидлат Тахимик отыскивает в некотором смысле парадоксальный пример сопротивления гомогенизации.
Кадры, снятые более 35 лет назад на 16-мм пленочную камеру, чередуются с новыми кадрами, часть из которых и вовсе зафиксированы на iPhone. На экране одновременно разворачиваются несколько версий истории про Энрике и Магеллана – от воспоминаний самого слуги или поисков его современных реинкарнаций до относительно официальных исследований, которые, впрочем, также не лишены полушутливого режиссерского взгляда. В обилии этих образов легко потеряться. Перемешанные между собой эпизоды, снятые на разные камеры и в разные десятилетия, напоминают всплески ярких воспоминаний. Вначале мы видим, как Энрике, которого играет сам Тахимик, вырезает из дерева скульптуры – единственный для него способ сохранить во времени свои впечатления. Через мгновение режиссер перенесет нас в современность, где отыскивает следы беспрерывных реинкарнаций Энрике и Магеллана. Здесь юный путешественник Фердинандо, плененный фотографией загадочных скульптур, отправляется на поиски их автора и находит старика Энрике. Но когда начинает казаться, что почти догоняешь режиссера в этом историческом путешествии, на экране появляется сам Тахимик, иронично намекающий, что это только начало. И теперь, после того, как мы узнали несколько версий истории про Энрике, настал черед режиссерского взгляда.
Свое давнее эссе о независимом кинопроизводстве Тахимик начинает с замечания о случайной описке. Вместо «filmmaker», т.е. создатель фильма, режиссер поначалу написал «fillmaker», т.е. создатель наполнения. В «Баликбаяне…» режиссер действительно будто наполняет обезличенную официальную историю частными переживаниями. На старых кадрах, снятых еще на пленку, Энрике карабкается на дерево и сверху отбивается от какого-то животного с помощью йо-йо. Голос за кадром, в тоне образовательных телефильмов, рассказывает, что йо-йо в ХVI веке в Филиппинах служил важным оружием в руках охотников. Еще чуть позднее Тахимик представляет Энрике выходцем из филиппинского племени ифугао. С традициями этой народности идентифицирует себя и сам режиссер, нередко появляющийся на показах своих фильмов в национальной набедренной повязке. История про Энрике начинает проецироваться на историю режиссера, сменившего когда-то свое имя Эрика де Гиина более звучное для тагальского языка.
Баликбаян – это филиппинец, длительное время работающий заграницей. Собственно, первым баликбаяном Тахимик называет Энрике. На пленочных кадрах молодой слуга играет с господином в шахматы. За несколько шагов Энрике объявляет своими вырезанными из дерева фигурками мат стальному королю Магеллана. Тахимик улавливает в их отношениях нечто, выходящее за рамки службы. Режиссера интересует возможность сохранения идентичностей в процессе какой-либо гомогенизации или культурной экспансии. Действительное сверхразвитие в фильме Тахимика происходит не только с Энрике, который поразительно быстро интегрировался в европейские традиции и все же вернулся после кругосветной экспедиции в родные Филиппины, но и с Магелланом, который перед своей кончиной подарил Энрике свободу, признав в нем равного себе человека. Так история о начале глобализации в фильме Тахимика парадоксально становится еще и первым уроком сохранения культурных различий, как основополагающих составляющих личной свободы каждого.
Стэнли Карноу писал об истории Филиппин, как о проведенных «300 годах в монастыре и 50 годах в Голливуде». Разочарованный капитализированным западным миром, герой Тахимика в «Благоухающем кошмаре» отрекается от своей американской мечты и хочет вернуться в Филиппины. Но сквозь наивные шутливые образы фильма проступает главный пессимизм режиссера – в это же время в самих Филиппинах начинается вырубка лесов в рамках программы развития туристической инфраструктуры, и герою может оказаться попросту некуда возвращаться. Все это схожим образом отзывается и в «Баликбаяне…». Трехсотлетняя эпоха испанской экспансии давно прошла. Одна из популярных песенок, которую в фильме поют дети в караоке, высмеивает ворчливого старика Магеллана, предвестника колонизации. Но означает ли это действительное избавление от влияния чужеродной империи? В «Баликбаяне…» Тахимик обращается к истории, как к тропинке воспоминаний, по которой все еще можно выйти к собственной идентичности. В некотором смысле оказывается, что и сам режиссер – баликбаян, возвращающийся к своим Филиппинам.
«Баликбаян…» – opus magnum Тахимика, над которым режиссер работал с 1979 года. Кроме того это третья и, возможно, не последняя версия картины. Но, не смотря на это, фильм скорее кажется волшебным домашним путешествием по истории, нежели монументальным эпосом. Тахимик оживляет в кино самую чистую, невинную радость от возникающих на экране образов. Вместе с возвращением к историческому времени Филиппин до эпохи колонизации, режиссер высвобождает очарование в кино, для которого не требуются ни дорогостоящая техника, ни спецэффекты. Над фильмом можно неторопливо работать десятилетия, приняв, по выражению самого Тахимика, время в свои соавторы. Так кино может стать личной экспедицией в бескрайние миры, преодолевающей всевозможные границы.