«Белорусский психопат» Никиты Лаврецкого, самого одиозного из молодых белорусских режиссеров, был снят за $50, потраченных, в основном, на еду для съёмочной группы, и признан лучшим игровым фильмом национального конкурса на XXII Международном кинофестивале «Лістапад-2015».
Cineticle представляет онлайн-премьеру «Белорусского психопата», а члены редколлегии журнала Максим СЕЛЕЗНЁВ и Максим КАРПИЦКИЙ тем временем обсуждают границы допустимого в истории «талантливого видеографа», который решает наконец потерять девственность, пригласив трёх малознакомых девушек к себе на дачу.
СЕЛЕЗНЁВ. Что мне нравится в фильме Лаврецкого, это намеренно ли задуманная режиссером, или случайно по недосмотру выкипевшая наружу мельтешня восприятия. Поначалу смотришь фильм и подглядываешь за персонажами со скрытой ухмылкой, как вдруг в боку начинает покалывать что-то вроде искренности, проникаешься происходящим с теплым дружеским юмором, но все валится в эзотерическую дичь, ощущаешь беспокойство, даже, хочется думать, страх, а остается от него только неловкость, как от невпопад проделанного жеста. Я перечисляю эти зрительские состояния, регистры просмотра фильма последовательно, но в «Белорусском психопате» они неплохо уживаются под одним кадром. Не в последнюю очередь из-за откровенно шероховатой, неровной манеры съемки. Чувствуешь себя на месте одного из первых зрителей оригинальной «Ведьмы из Блэр», когда можно было еще вполне серьезно метаться между подозрением розыгрыша и ощущением реальности происходящего, а трюки мокьюментари еще не вошли в обиход. У Лаврецкого тоже игра не по правилам; в той или иной сцене никогда не понимаешь – это лажа начинающего режиссера и неусидчивого оператора или имитация странной манеры съемки. Не понимаешь, где кончается персонаж, а где начинается режиссер, насколько он инфантильно искренен, а насколько отстраненно насмешлив. В этой зоне неразличения образуется вполне пригодная среда обитания для человека, в которую Лаврецкий и приглашает войти зрителя. Насколько я понимаю его видео-проект, если попытаться обобщить, то он занят сочинением своего рода новой экологии (постэкологии!) этой среды, которую уже не назовешь окружающей, скорее окруженной – зрительскими глазами, режиссером, пользователями разного толка.
КАРПИЦКИЙ. Мне кажется, именно в этом очарование даже совсем уже очевидно топорно сделанных первых фильмов Лаврецкого (хотя у него с самого начала присутствует определённая экономность, скупость выразительных средств вкупе со стремлением если уж и использовать нестатичный план, то по возможности осмысленно). Но здесь же кроется и проблема: зритель слишком привык к «хорошему», а точнее гладко скроенному кино. И режиссёры соответственно, если и не хотят дать Голливуда или сыграть в Тарковского, то уж хотя бы стремятся к качественной картинке. Но правильность, по-моему, сильно переоценивают. Вот как с замечательной сценой в короткометражном фильме Никиты, «Амерыкан бой», где включается субъективная камера, когда главный герой пьёт вино, и мы видим крупный план приближающегося бокала. Так просто не снимают, как будто запрещено использовать POV, когда персонажи пьют и едят, ведь такие кадры выглядят забавно и неуклюже. Естественно, зрители на премьерном показе (кажется, и на других) засмеялись. Но многие даже не заметили, что испытанная ими при просмотре сцены неловкость точно совпадает с неловкостью персонажа. Кто-то решил, что план неудачный, сцена неумело снята. Похожий план есть, кстати, в «Мой дядя Антуан» Клода Жютры, и действует он подобным образом. Но осмысленная неправильность – более простой случай, куда сложнее с неправильностями, функция которых неясна. Скажем, в «Белорусском психопате» есть не вполне понятные попытки передать камерой психологическое состояние персонажа. Складывается впечатление, что даже если они не до конца выполняют свою задачу, то усложняют ключевое в фильме состояние неопределённости. Как говорить о таких неровностях, о непонятно действующих «ошибках», как изменяется роль «качественно» сделанного в кино? Эти вопросы в связи с фильмами Лаврецкого, наверное, куда интереснее связи с эстетикой Ромера, Хон Сан Су, Лав Диаса и «мамблкора», которыми он, очевидно, вдохновлялся.
Сверху: кадр из фильма «Амерыкан бой», реж. Никита Лаврецкий, 2015
Снизу: кадр из фильма «Мой дядя Антуан», реж. Клод Жютра, 1971
СЕЛЕЗНЁВ. Во многих операторских «ошибках» Лаврецкого непонятна не только функция, но даже принцип их воздействия на зрительский организм. Упомянутый смех при сцене с «субъективным» возлиянием – это ведь не хохот над удачной шуткой и даже не презрительная ухмылка в адрес режиссера, а реакция на образовавшуюся неловкость. Мы и сами до конца не понимаем, что испытываем (что должны испытывать?) за просмотром невразумительных, всмятку снятых кадров Лаврецкого. В «Белорусском психопате» многие съемочные погрешности можно списать на игры с жанром сельского хоррора. Когда героиня попадает на чердак и вдруг оператор начинает неуклюже переваливаться из стороны в сторону, скрипеть досками и чуть ли не сопеть в микрофон, это срабатывает на усиление тревожности сцены. Такой саспенс в квадрате: мы пытаемся предугадать не только кровавый исход истории, но и степень серьезности (осмысленности) очередного причудливого маха камеры. Таким образом, Лаврецкий поступает с хоррором очень вежливо, выводя все приличествующие «ужасам» мотивы, но одновременно с тем он даже не деконстрируя жанр, разбирая на запчасти, а просто-таки расщепляя, растворяя его. Конвенциональные кино-страхи съедаются беспричинной тревожностью повседневности и прожевываются невпопадными разговорами.
И тут мы приближаемся у другому источнику «нескладного» стиля Лаврецкого. Его фильм успевает перепробовать множество способов коммуникации – от фотоальбома и видео-дневника до интернет-мессенджера и селфи-монолога перед туалетным зеркалом. Некоторые из режимов съемки даже сложно однозначно идентифицировать – то ли это и в самом деле визуализация психологических состояний героев, а то ли какие-то неведомые виды общения и обмена информацией. Причем нельзя сказать, что «Белорусский психопат» бравирует такой манерой съемки, доказывает свою современность, но удачно пользуется этими разорванными картинками для усиления неопределенности. С тех пор как Маклюэн вывел свою популярную формулу, медиа перешли на новый уровень подвижности и научились перестраивать собственную структуру прямо на ходу, отчего «месседж» уклоняется от однозначной расшифровки еще резвее.
КАРПИЦКИЙ. При этом разные режимы съёмки переключаются не авангардно, в стиле Исайи Медины, и не становятся «фишками» фильма, как в «Удалить из друзей», им свойственна определённая естественность. Разнообразие гаджетов и получаемой с их помощью информации запечатлевается как нормальная среда обитания человека. В то же время такой нормальной среде присуща и размытость границ между реальностью и виртуальным (общение он/оффлайн, перенос категорий компьютерной игры на реальность, и привычность творчества в смысле каких-то видео, фотографий, которые мы постоянно делаем для себя и своих друзей, придавая или не придавая этой деятельности особенного значения). Или попытка сравнить кинематограф с «реальностью», – примерить известный образ американского психопата на условно ненормальную повседневность, которая ставит под сомнение бытовое понимание нормы и психоза. Интересно, что хотя Никита Лаврецкий (пока, по крайней мере) не зарабатывает на жизнь фильмами, их сложно назвать любительскими, потому что под таким кино чаще понимают угарные римейки голливудских боевиков или хоум видео. От первых фильмы Лаврецкого отличает сдержанность стиля, отсутсвие желания компенсировать дешевизну спецэфектов их нарочитостью, да и собственно отсутствие спецэффектов. Условно говоря, если в «Терминаторе 5» главной целью было получение фана создателями и зрителями, то Лаврецкий, по его собственным словам, стремится к красоте. С домашним видео его фильмы сближает интимность и камерность, но оно становится только одним из регистров, а продуманность нарратива говорит о том, что мы скорее имеем дело с новым типом независимого кино, которое так же сложно определить, как и события, происходящие в фильме. Происходит фактически отказ от идентификации, в том числе и со стороны персонажей фильма. Они, возможно, студенты, но может быть и нет. Возможно, работают, но об этом мы ничего не знаем. Занятие фотографией и созданием видео сейчас уже никак само по себе не характеризует человека. Здесь существенное отличие и от Бэйтмана в романе и фильме «Американский психопат», и, например, от персонажа Джоэля Потрикуса из «Buzzard» – Полудурка (кстати, этнического беларуса), которые либо подавляются своей работой, либо отторгают её, но, так или иначе, определяются через своё место на рынке труда. Или классический психопат Норман Бейтс, который определяется скорее через психоаналитическую схему и семейную травму. Персонажи в «Белорусском психопате» могут упомянуть родственников, но не поддадутся лобовому психоанализу. Точно так же и форма фильма не вполне подходит ни под одну из привычных категорий.
Кадр из фильма «Белорусский психопат», реж. Никита Лаврецкий, 2015
СЕЛЕЗНЁВ. Сейчас ловлю себя на мысли, что после пары абзацев слов о фильме у меня как бы земля уходит из-под ног и я не знаю, что же еще внятного можно сказать, не занимаясь вчитыванием смыслов и не выдавая слишком больших авансов фильму, безусловно, талантливому, но «раннему». Вот это маловразумительное в иных случаях определение – «ранний» – по-моему, очень подходит фильму Лаврецкого. Чье странное обаяние именно от невписанности в контекст – традиции ли, сиюминутного манифеста, или обширной режиссерской фильмографии. Даже иначе – «Белорусский психопат» не избегает контекста, но растворяет в себе любые аллюзии и цитаты. Мы можем вспоминать о романе Эллиса или психопате Хичкока, о неприкаянном нарциссизме мамблкора или грациозной подпитости героев Сан Су, и все эти аналогии будут уместны, но в то же время и невесомы, как-то несущественны в декорациях обычного дачного поселка.
Правильно ли я понимаю, что сейчас в белорусском кино появляются новые, начинающие режиссеры, фильмы которых ничем не объединены, кроме того, что каждый из них можно назвать «ранним»?
КАРПИЦКИЙ. Я не уверен, что ускользание «Белорусского психопата» лучше всего определяется именно «ранним» характером этого фильма. Да, это первый полный метр Лаврецкого, но до него уже было снято 10-11 игровых короткометражных фильма. И не могу сказать, чтобы с его фильмами уже с самого начала было просто. Когда мои товарищи по фестивалю Cinema Perpetuum Mobile заговорили о том, чтобы включить «Потеряно в лесу» в программу фестиваля, у меня такая идея вызвала недоумение (сам я на тот момент фильм только промотал и отмёл как совсем уж любительский). Зато потом пересматривал этот не самый, наверное, удачный у Лаврецкого фильм, и мучился сомнениями: как вообще работать с подобными фильмами. И весной 2015 года все созрели, и мы показали уже два его коротких метра, один из которых жюри назвало лучшим белорусским фильмом. Зрители и критики по-разному это восприняли, и главная награда за полный метр на Листопаде осенью того же года общего признания тоже не принесла. Мне кажется, закавыка в статусе «любительского кино» и неудобности его включения в «национальное кино». При этом даже многие непрофессиональные режиссеры с первых же фильмов имитируют манеру коммерческого кино, а Лаврецкий, в меньшей степени Алексей Свирский и некоторые авторы проекта «Хронотопь» как бы приходят в кино на собственных условиях. Любительское кино реабилитируется и ретроспективно, понемногу вписывается в историю кино.
СЕЛЕЗНЁВ. Под словом «ранний» я подразумеваю скорее не хронологическое, но онтологическое что ли значение. Фильм «ранний», а значит ему позволительно не гнаться за голливудским качеством. Фильм «ранний» и ему простительны авторские ошибки или вообще провалы, бреши в авторском замысле. У многих режиссеров первые фильмы получались по-хорошему безответственными и нестройными. Да, конечно, эта нестройность оборачивалась изобретательностью преимущественно лишь в руках гениев. Но все же есть что-то нераскрытое и требующее изучение в самой хаотичности такого «раннего» кино. И у меня возникает подозрение, что Лаврецкий намеренно задерживается в своей работе на этом этапе фильмографии. На этапе, когда еще нет никакой фильмографии и нет «национального кинематографа», в который позволительно было бы его этюды включить.
Кадр из фильма «Белорусский психопат», реж. Никита Лаврецкий, 2015
КАРПИЦКИЙ. Тогда «раннее» вполне сочетается и с «любительским», понятым вне уничижительных коннотаций отсутствия «качества» и непринадлежности к индустрии. Здесь мы скорее имеем стремление извлечь собственный стиль из неизбежной ограниченности возможностей. И здесь отсутствие мощного национального кино, или точнее разрыв между советской белорусской школой и ростками нового кино действительно только на руку (что-то подобное можно увидеть в том же канадском кино, где до 1960 было снято меньше сотни игровых полнометражных фильмов).
СЕЛЕЗНЁВ. К слову об авторских «ошибках». Мне показалось, что Лаврецкий, автор картины, сам же постоянно над автором издевается, подкалывает его, оставляет оплеухи – через непонятные взмахи камерой или странные технические решения некоторых сцен. Любительское кино, хоум-видео или то же мокьюментари, к которым близок стиль «Психопата», очень индивидуалистичны и вынужденно ограничены субъективной камерой. Лаврецкий же оставляет тип съемки или тип коммуникации (ВК-чат, скайп-конференция, селфи), но вынимает из него субъекта. И это, пожалуй, самое жуткое во всем фильме – когда манера хоум-видео функционирует, хотя за камерой никого не должно быть и никого нет, судя по отсутствию реакции персонажей. Вообще про характеры или, скажем, драматургические роли персонажей «Психопата» нельзя сказать ничего определенного, как и об их социальном статусе. Они пропадают неизвестно куда и потом снова появляются, как бы включаясь и выключаясь, одномоментно, не повинуясь повествовательной архитектуре. Можно ли это перенести на персонажей короткометражек Лаврецкого? Как в них уживалась одновременно крайняя субъективность съемки с отсутствием и необязательностью субъектов?
КАРПИЦКИЙ. Определенная тождественность все-таки присутствует, но важен ее неполный характер, который подпитывает ощущение неукорененности и в «Белорусском психопате» (где под вопросом оказывается понимание нормы), и в «Амерыкан бое» (где персонаж приехал в родной город из Америки и не вполне находит себе место, да и сам город находится в процессе изменения, манера съемки находит соответствие и в жизни персонажа, и в урбанистике). То есть, немотивированность как бы мотивирована, связана с целым фильма. И хотя в финалах персонажи у Лаврецкого часто проходят через какое-нибудь символическое событие, уточняющее их место в мире фильма, полной определенности никогда не наступает, остается некая степень неясности. Приятного просмотра: