В этой местности геологические силы были не столь мощны, как разрушительная воля человека. Дома и бараки сносились целиком, до самого фундамента. Доски и балки тут же разбирались людьми с гвоздодёрами и тележками. Однажды, когда жильцы предназначавшихся к сносу домов были на работе, приехал бульдозер и лихо, единым сбривающим движением развалил ряд сараев. Вернувшись, жильцы, вдыхая пыль и уксусный дух, застали лишь шлакоблоки вперемешку с раздавленными банками помидоров. Человек не верил в геологические процессы, сам создавая свой культурный слой.
Но геология не сдавалась. Человек творил разрушение резко и импульсивно. Геология с её опытом в четыре с половиной миллиарда лет действовала медленно: сначала сглаживала острые углы, подвергала выветриванию, а потом стирала в песок. После чего к процессу изменений подключалась ботаника: через год гору битого красного кирпича уже нельзя было разглядеть под накидкой зелёного плюща.
В действиях окружающей среды была заложена спокойная логика жизни, из поступков человека спазматически выплёскивался наружу абсурд. Как-то раз на игровую площадку приехала бригада рабочих. Они спилили турники и засыпали грунтом бассейн-лягушатник. Восхищали точность их движений и понимание запланированного результата: трубы стоек турника срéзали у самой поверхности земли, бассейн забили грунтом плотно до самого бортика, тщательно укатывая каждый насыпаемый слой. Могло показаться, что природа и человек играют в иррациональные шахматы, в которых превращение кучи строительного мусора в зелёный холмик и заполнение бассейна плодородным грунтом – равноценные позиционные ходы, ведущие к неизвестному выигрышу.
Местность менялась. Бассейн зарос высокими жёлтыми цветами. Разграфлённое заборами пространство, когда те падали и истлевали, снова становилось гладким. Плодовые деревья дичали. При взгляде на замаскированные ботаническим покровом фундаменты можно было упустить одно важное обстоятельство: земля возле домов была продырявлена пустотами – заброшенными подвалами уже исчезнувших зданий, водопроводными колодцами, погребами с полками, заставленными консервированными овощами. Кто-то ещё приезжал, забирал банки с маринованными грибами, а кто-то и входа в погреб не мог отыскать и уезжал восвояси. Какая жизнь рождалась и копошилась в этих пузырях земли, в кромешной темноте?
Затем на местность стал наступать лес. Ещё одна медленная позиционная война. Сначала десант кустов бузины и горечавки, затем – тихие штурмы молодых дубков и тополей. Как растопыренные пальцы обеих ладоней входят друг в друга, так абрикос и груша соединились с клёном и каштаном. Это было странно: выйти из дома на прогулку и встретить заросли некогда садовой клубники под сенью молодого дуба, чей ближайший родственник рос в двух сотнях метров.
Здесь он впервые пережил чувство утраты – настолько острое, что никогда больше в его жизни подобное не случалось. Ему было пять лет. У него был перочинный ножик. Пусть тупой, маленький, с серыми пластмассовыми накладками – но это была первая его вещь, первый нож. Он был его помощником, он мог продырявить в стебле бузины дырочки и тот становился дудочкой с глухим звуком, он мог заточить конец палки, превращая её в стрелу. Он был главным в игре в ножички, точно и устойчиво втыкаясь во влажную почву, если только предательский камушек не преграждал ему путь.
Ножичек и потерялся из-за такого вот предательства. Мальчик играл в одиночестве у высокого тополя, метая ножик у его корней. Нужно было попасть в нарисованный на земле круг, и с каждым броском отрезáть внутри него площади до тех пор, пока на последней из них можно было устоять на одной ноге. Мальчик даже не бросил – отвесно уронил нож, и тот, споткнувшись о скрытый в почве камень, прыснул куда-то в густую траву.
Мальчик обшарил ладонями везде, где мог, а потом наткнулся на странное. Он не знал, что это такое, он всё поймёт много лет спустя: это был зев отпиленной у самой земли стойки турника – двухдюймовой трубы, слегка прикрытой истлевшими листьями. Нож лежал там, внутри трубы, на неизвестной глубине, в темноте и пустоте. Тополь шумел над маленьким мальчиком, который сидел у исчирканного ножом нарисованного на земле круга. Он сидел и ждал. Ему было пять лет, и он всё ещё верил, что упавший в темноту нож может вернуться к своему хозяину.
Заглавная иллюстрация: faute_de_fleurs ©
Instagram: faute_de_fleurs
Алексей Тютькин