Полумесяц на красном или О чем снимают в Турции

 

Вдоль центральной улицы Стамбула развешаны плакаты 30-го международного кинофестиваля. У кинозалов прохлаждается толпа, ближайшие кафе осаждены, в полутемных коридорах запах кофе и отдаленное гудение попкорн-машины. В лихорадку фестиваля врываются агитки, выкрики и флаги. Всего за минуту зритель поневоле мешается с колонной митингующих – в столице с регулярностью проходят акции протестов – выступают как «за», так «против» власти. И не успеешь усесться в зале, как возбужденная реальность улицы уже глядит с экрана. Кто только не творит сегодня на злобу дня – литература, кино, театр стали площадкой и рупором для граждан Турции: свобода и несвобода слова, дела, мысли, старые табу, власть денег. Об этом говорят или молчат, разводя руками, и именно об этом сегодня снимают современное кино.

«Нет, не все творческие люди ведут активную политическую жизнь. Я – нет», – обьясняет мне Нурсел, молодая турчанка, начинающая режиссер-документалист. Однако, несмотря на собственное заявление, в своих фильмах она считает необходимым высказываться о современных проблемах нации. К примеру, о жизни в бедном квартале или о трудностях школ. «Вот эти – очень важные фильмы», – отмечает она галочкой в моей программке, – «посмотри их, и ты поймешь, как живет Турция». Ну что ж.

Вечер, дождь, билеты в Стамбуле на турецкие фильмы в три раза дешевле, чем на заграничные, поэтому в зал сегодня не пробиться. Настоятельно рекомендованной к просмотру оказалась лента «Пресса» (Press, 2010, реж. Седат Йилмаз), получившая особую награду жюри на фестивале в Анталии, а позже и на кинофестивале в Стамбуле. Фильм был снят при супер-ограниченном бюджете, причем вся сьемочная группа и актерский состав работали бесплатно. А, учитывая то, что тема наболевшая – свобода слова – то фильм неизбежно будет замеченным. Это и случилось во время фестивального показа. Режиссер и главный актер «Прессы» – неприметные приземистые мужчины под тридцать – вжимаются в стену у лестницы. На сцене, их встречают овацией. «Спасибо, спасибо…».

 

Кадр из фильма «Пресса»

 

Свобода прессы и пресса под прессом (каламбур, заложенный в названии) – эта тема, к сожалению, нескоро потеряет актуальность. Действие фильма проходит в городке Диарбакыр, на юго-востоке Турции, где живут, в основном, курды. Сюжет вращается вокруг группы журналистов, чьи расследования местной неправды пресекаются главарями банд и самим правительством. Похищения, убийства, угрозы, рейды – несмотря ни на что репортеры продолжают свою работу. «Это происходило на самом деле еще десять лет назад», – замечает Дэниз, писатель-курд, который проводит часть времени в Стамбуле, а часть в Диарбакыре и пишет исключительно на своем родном диалекте. «Это очень важный фильм», повторяет он уже когда-то сказанную мне фразу. Хотя, при этом Дэниз соглашается, что, даже учитывая важность содержания, ленте не помешала бы хоть малая доля эстетики. «Понимаешь, у нас в Турции нет глубокой театральной или кинематографической традиции. Что у нас есть, так это литература, поэзия», – подтверждает он своими наблюдениями тенденцию национального кино прятаться за словом. Во всяком случае, подобная закономерность бросается в глаза во время показов последнего кинофестиваля. С заметной регулярностью творцы, пытаясь донести свой возмущенный глас до публики, сводят весь спектр визуальных инструментов к обычной иллюстрации. Вместо продукта-как-искусства зритель получает фильм-как-концепт. В лучшем случае это будет крепко сбитая драма. При этом поражает, что зритель даже не уделяет внимания этому попиранию формы бунтующим духом – зритель взбудоражен насущными вопросами. События 50-х, 70-х, 90-х годов, преследования интеллигенции, гибель героев революции – вот что в первую очередь вызвает слезы и бурные эмоции. Все остальное – не по теме и трата времени.

 

Кадр из фильма «Твой сын»

 

Документальный фильм «Твой сын, Эрдал» (Oglunuz Erdal, 2010, реж. Тунч Эренкуш) и короткометражная анимация «Никакая тьма не заставит нас позабыть» режиссера Хюсейна Карабея тому примеры. Эти ленты также отмечены галочкой и также находятся в списке важных и рекомендованных к просмотру. Их главные герои – несправедливо казненный политический активист Эрдал Эрен и погибший армянский журналист Хрант Динк. Стандартный набор ходов первого и черно-белый минимализм второго играют, заручившись поддержкой высказываний родственников и речей с трибуны. Кино о Турции и для Турции, без сомнения – важное. Однако, никаких попыток зацепить тематикой, ибо в своей стране зритель считается a priori заинтересованным. Никаких поблажек незнакомому с эпохой гостю. И пока последний смущенно выбирается из зала, пригнувшись и отдавливая сидящим ноги, ряды смотрят вперед, как пригвожденные, смахивая слезы. А если этот гость впадает в ступор, пытаясь разобраться с потоками субтитров, его вовремя разбудит грохот аплодисментов. Однако всего через пару часов или даже прямо сейчас, в соседнем зале, ситуация может измениться на противоположную. Турецкий зритель может запросто не досидеть до финиша седьмого дня в последней ленте Белы Тарра или хлопнуть дверью во время показа «Мужчины в ванной» Оноре. «Андрей Рублев» – затянут, неактуален и слишком сложен, «Неприятность каждый день» – слишком кровав, а авангардный «Синий» вообще не стоит ни вздоха, ни слезинки. Турция представляется настолько занятой происходящим в своей политической и социальной жизни, что эстетика формы и рассуждения о цели и природе кино ей кажутся занятием досужим. Впрочем, конечно, не всем, но  – для сравнения – с показа турецкой киноленты еще никто не выходил.

 

Кадр из фильма «Бурная ярость, мрачное страдание»

 

Но были все же и попытки разбавить злободневные вопросы визуальной составляющей. К примеру, дебютный (тоже важный) фильм о тех же курдах «Бурная ярость, мрачное страдание» (Oefkeli Chiginlik Karamsar Cile, 2010, реж. Хатидже Йакар). Этой теме Хатидже придала притчевость и легкий символизм с намеком на иранское кино (учитывая исконную страсть турка ко всему персидскому). Перед нами тянутся выжженные горы, квест за кладом со старцем на осле, случайное убийство, желчный пастух, аскеза, рождение детей без отрыва от работы. «Я хотела отдалить зрителя от происходящего в кадре, создать обьективную картину, – говорит Хатидже, – поэтому в фильме так много общих планов и мало деталей, именно поэтому я не использовала музыку». Прекрасная идея, однако символизм в ее фильме вырастает до таких размеров, что начинает заслонять собой реальность жизни и свободу исполнения актеров. Вместо того, чтобы витать легко и воздушно, он вязко виснет и тянет фильм в условность и театральщину. Хатидже с природной женщине чувственностью решила отойти от уже поднадоевших речей и криминала, однако живая жизнь исчезла где-то за видавшей виды шкурой маскарадного медведя. Но телекамеры и фотоаппараты не выключались, и премьера фильма перерастала в интервью или просто болтовню за чаем или пивом. Актеры и режиссеры жаловались на невозможность получить свободный пропуск на свой же фильм. Однако, как мы заметили раньше, под самое начало фильма студентки-билетерши готовы закрыть глаза на правила.

 

Кадр из фильма «Карусель»

 

Но что же можно сказать о хитах фестиваля – фильмах «Карусель» и «Волосы», чьими постерами завешан весь Стамбул? Они оба могут похвастаться качественной пленкой, гладкой сменой ракурсов, подбором цветотона, актерским составом и сбором в кассах. Качественные драмы с вкраплениями поэзии мятущейся души. В своем втором фильме «Карусель» (Atlikarinka, 2010), Илксен Башарир обратилась к проблеме инцеста, которая в консервативной Турции долго никак не освещалась. Она мягко, на границе приличий, обозрела темы преступления и женской мести (это вам не Корея с сочувствиями к мести). На фоне социальной драмы даже звучит поэзия, в которой турки так сильны.

«Волосы» (Sach, 2010) Таифуна Пирселимоглу стал безоговорочным лидером фестиваля. Лента стала заключительной частью «Трилогии Осознанности» после таких фильмов, как «Риза» (Riza, 2007) и «Марево» (Pus, 2009), а также уже поборолась за главный приз на кинофестивале в Локарно. Фильм «Волосы» пропитан беспроигрышной на сегодня атмосферой безысходности, грусти и проблемами общения. Сырость, полумрак, зеленоватая вода Босфора и безразличие асфальта. Мечты о Бразилии. Главный герой умирает от рака, но продолжает срезать волосы и делать парики. Как Харон, сам наполовину живой, наполовину мертвый, он выступает посредником между жизнью и смертью, умиранием и возрождением, жизнью-действием и наблюдением за ее течением. Мало диалогов, много молчания, звуки улиц, дыхание, эхо подьездов. Фильм «Волосы» по иронии судьбы выигрывает в своей стране как раз потому, что не касается конкретных вопросов самой страны. Переход на более глобальную волну и делает ленту понятной для зрителя любой национальности.

 

Кадр из фильма «Волосы»

 

Как эпилог

Стамбул, куда ни глянь, растекается пестро-кирпично-красным полотнищем. Со всех сторон напирают разноцветные фасады домов, редкие клумбы тюльпанов, поток машин и месиво толпы. Зигзагами снуют по морю лодки и корабли. Ушкудар, Галата, Кадикёй и дальше, дальше – все они, когда-то деревеньки, теперь вплотную притянуты к Стамбулу. Глобальный город. За последние сто лет вдоль пролива выросли безликие блокоэтажки и небоскребы. Мечети с патентом на высоту подвинулись в сторонку, зов на молитву с минаретов порывается перекричать гул транспорта. Ежедневно в Стамбуле перетекает почти пятнадцать миллионов людей. Всего одна ветка метро, автобусы, машины – пробки. Застройка пустырей и старых кварталов. Нищие получают дом?, но кто даст им денег, чтобы оплатить счета. «Поэтому мы жили в палатках на окраине», – неистово твердят они с экрана, – «Не от хорошей жизни». В кинозале идет показ еще незавершенной документальной ленты «Экуменополис» (Ecumenopolis, 2011, реж. Имре Азем). В ней есть все – сюжет, динамика, свежий подход, герои. Статистические факты. Фильм сцепляет одну проблему за другой и переводит их на уровень общепонятного значения с национальным колоритом. Экология. Метрополис. Рост городов и бегство из деревни. Город предстает пожирающей все Гееной. Да так, что хочется сбежать на воздух, но снаружи дождь, и совсем недавно ядерное облако покинуло Японию. Люди заполнили кафе – пить кофе-чай по-местному. И фестивалю еще идти как минимум неделю.