Ни для кого не секрет, что главными источниками просмотра кино у нас всегда были кинофестивали и торренты. Первые – переменчивы и непостоянны, вторые – имеют свойства долгой доставки. Этот год не был исключением. Мы с нетерпением ждали множества фильмов, стремились увидеть их на большом экране, выискивали фестивальные локации, растворялись в местах сосредоточения кино. А если не было возможности, довольствовались малой альтернативой, где интернет оставался отдушиной с возможностью увидеть то, что никогда не покажут в кинотеатрах. При этом в плане фестивалей 2011-й год был довольно насыщенным. Хотя количество и не всегда означало качество.
Все, разумеется, как всегда концентрировалось в Москве с показами основных фаворитов европейских фестивалей (с игнорированием, правда, главных «аутсайдеров», которые порой куда более интересны), с фильмами Руиса, братьев Сэфди и Катца, трилогией «Драйлебен» и новым Ульрихом Кёлером. Санкт-Петербург удивлял своим Кинофорумом с некоторыми из тихих героев 00-х; Киев – по традиции находился в полной зависимости от «Молодости»; прокат неожиданно предоставлял возможность увидеть гаррелевское «То лето страсти». В киноклубах, обретающих все большую силу и одновременно теряя ее из-за своего количества, показывали Рейхард и Хеллмана, Бартана и все еще скрытых авангардистов. Мировые фестивали преподносили свои подарки и новости, где Берлин удивлял выбором, Канны – абсурдностью, Венеция – подбором имен, а Локарно – небывалым сосредоточением маленьких-больших кинематографий от Рабаха Амер-Займеша до Юлии Локтев.
При этом одной из главных тем года был конец света и мир, полный беспокойства. Об этом снимали Тарр, Триер, Дюмон, Кэхилл и многие другие. На фоне окружающих нас событий это было если не отголоском, то скорее болезненной реакцией, предвещающей все. Тем более календарный год с его революциями, катастрофами и кризисами, пожалуй, как никогда приближал нас к чему-то непоправимому. В этом смысле, конечно, будет интересен 2012-й, когда впечатления должны будут перерасти в действие, а режиссеры – воплотить увиденное в своих фильмах. Однако, учитывая нынешний опыт, можно предположить, что все это будет в очередной раз скрыто на метафорическом уровне.
В любом случае, сегодня можно смело утверждать, что нынешний киногод был куда более богат на фильмы-события, чем прошлый. В 2011-м не было явного фаворита, и сразу шесть-семь картин могли оказаться на первых местах. Четыре больших режиссера презентовали свои новые фильмы. Новые ленты выпустили любимцы критики Джейлан, Дюмон и братья Дарденн. Однако как всегда, все вышло совсем не так, как предполагалось. Дарденны – стали одним из главных разочарований. Остальные буквально разделили критиков на лагеря сторонников и противников. Таким образом «Дорога в никуда» Монте Хеллмана, фильм, который подобно его режиссеру таился на обочине кинопроцесса, не просто оказался в числе наиболее упоминаемых фильмов года, но и в редакторском голосовании нашего журнала стал главным фаворитом. И это выглядит вполне справедливо. Лента Хеллмана, может, и не имеет особой временной привязки, не говорит о современных катастрофах или волнениях и могла с таким же успехом быть снята как в 1991-м, так и 2001-м году. Но в то же время она содержит в себе множество важных тенденций последнего десятилетия: будь то «медленное кино», нарратив и его отсутствие, обыгрывание жанра, умение из подручных средств и вопреки всему (в случае Хеллмана – проблемы с финансированием, небольшая съемочная группа и несколько фотоаппаратов, на которые все снималось), создать настоящее личное высказывание. Причем все это не дань моде, а традиционная стилистика Монте Хеллмана. Сам фильм «Дорога в никуда» можно называть и большим-маленьким фильмом, и маленьким-большим. Его режиссера можно обвинять в использовании множества клише, а можно, наоборот, восторгаться тому мастерству, с которым все эти клише обыгрываются. Фильм Хеллмана – противоречив и хрупок. И в этом его особый шарм. Его хочется помнить, обсуждать и защищать. При просмотре забываешь обо всем, включая и паспортный возраст режиссера (хотя мы, конечно же, знаем, что возраст режиссера – это его история в кино).
Несмотря на ощутимый отрыв в топе, в редакции, разумеется, были и несогласные с подобным единодушием. И их доводы порой могли прозвучать не менее убедительно, нежели слова сторонников фильма, что в общем-то вполне нормально. Так же как и то, что новые фильмы Триера и Малика, вызывая куда больше споров, все равно оставались в тени. Здесь уже все сводилось к имени режиссера и отношению к нему. В случае с Хеллманом же, который вернулся в большое кино после двадцатилетнего перерыва, рассматривался непосредственно сам фильм. Никакого давления былых заслуг (хотя они у режиссера и весьма ощутимы) или общественности (о тарантиновской награде уже мало кто помнит), никакой позы или заведомой заинтересованности. И это тоже очень важный момент. При этом был еще и обсуждаемый Белла Тарр, со своим фильмом-прощанием (его, к слову, упоминали больше всего в итоговых ТОПах, но ни в одном из них он не значился, как «фильм №1»). Были Фраммартино и де Оливейра. Был новый независимый герой Аарон Катц. Остался Руис…
Что же касается журнала, то мы начинали год с забытой классики, говорили о связи современного искусства и кино, кино и музыки, обсуждали венецианских режиссеров и очередной всплеск иранского кино. Акцентировали особое внимание на «берлинской школе». Последнее и было одним из основных лейтмотивов года. И очень символичным является интервью с Кристофом Хоххойслером, опубликованное в нынешнем экстра-номере. В нем поднимается вопрос прошлого и будущего режиссеров, сформировавшихся вокруг «школы», а также неизбежность эволюции каждого из них и их движения вперед. Последнее кажется очень важным условием развития любой группы и любого человека. Последнее – было и остается очень важным моментом в существовании нашего журнала. Мы менялись, экспериментировали, обзаводились новыми друзьями, открывали новые кинематографии, отслеживали основные кинособытия и писали о режиссерах, как уже известных в киносреде, так и тех, знакомство с которыми многим еще только предстоит в следующем году. Но в любом случае, что бы ни происходило, мы пытались оставаться честными прежде всего перед самими собой. Удавалось ли это? По большей части, да. А если порой и нет, то это значит, что нам есть куда расти дальше. И эта необходимость движения вперед, возможно, и есть наш вектор перехода в следующий год.